Трое сыщиков, не считая женщины

– Ремонтирую мотоцикл. – Оторвавшись от книги, он уставился на Ирину Генриховну: – Ну что за вопросы ты задаешь! Сама же прекрасно видишь, что я читаю. Не понимаю, что за манера спрашивать очевидные вещи?

– А это, – она кивнула на диван, – кто за тебя уберет? Пушкин? Или, возможно, Хемингуэй?

– Не беспокойся, сам уберу. Не буду отрывать Эрнеста от дела. Теперь у меня времени навалом. Только сперва почитаю. Я восемь лет ничего не читал, кроме протоколов следствий. Теперь у меня появилась возможность почитать свою любимую книгу. Этим я и займусь, пока не разучился складывать буквы в слова. А потом уберу книги с дивана на исконное место. И предварительно протру их влажной тряпочкой от пыли.

– Шура, я знаю про комиссию.

– «Старик был худ и изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты…» Нет, не то, – сказал он сам себе и посмотрел на жену: – Знаешь? Это великолепно. Это звучит гордо. Сама Меркулову звонила или как?

– Он позвонил.

– Такой вариант тоже можно было предположить. Проявляется всесторонняя забота о человеке. Чтобы к его приходу были готовы грелка, клизма и прочие медикаменты повседневного быта. – Он перелистнул несколько страниц. – А, вот, нашел. «Ты губишь меня, рыба, – подумал старик. – Это, конечно, твое право. Ни разу в жизни не видел существа более прекрасного, спокойного и благородного, чем ты…»

– Ты огорчаешь меня, Шурик, – в тон его словам сказала Ирина Генриховна. – Это, конечно, твое право. Костя действительно ничего не мог сделать. Ты же знаешь его характер. Разве он стал бы кривить душой? Не из того теста.

– «Ну что ж, убей меня. Мне уже все равно, кто кого убьет», – прочитал вслух Турецкий и захлопнул книгу. – Вы что – сговорились, что ли, объяснять мне прописные истины?!

– Ты бы куртку снял, – вместо ответа сказала жена.

По-прежнему держа в руке «Старика и море», он встал и вышел в коридор. Ирина Генриховна следовала за ним.

– «К тому же, – подумал он, – все, так или иначе, убивают кого-то или что-то, – продолжил декламацию Турецкий. – Рыбная ловля убивает меня точно так же, как и не дает мне умереть». Отлично сказано, господа. Ай, славно! И когда только старик Хэм успел изучить мою биографию! Я не знал, что у него были связи в нашей Генеральной прокуратуре!

Александр Борисович снял куртку, направился в ванную, и только сейчас ему в глаза бросился празднично накрытый стол. Старинный сервиз, серебряные приборы, хрустальная салатница. Завершали картину дорогущие финские салфетки, на которых были нарисованы аккуратные домики на устланном валунами берегу моря. Турецкий знал, что жена выставляет такие салфетки на стол только по праздникам. Он опешил:

– Что такое? Вас ист дас?

– Скоро будем обедать.

– Ба, ба, ба! Рюмочки наготове, семга, баклажаны, элитные салфеточки… Погоди, душа моя, кажется, ты собралась отметить какое-то радостное для тебя событие?.. Ах да, конечно, мое увольнение! – сардонически захохотал он. – Как я только сразу не догадался. Мечты сбываются. Ты же ждала этого всю жизнь. Сегодня на твоей улице праздник!

– Прекрати, Турецкий, не фиглярничай! – нахмурилась Ирина Генриховна. – Ты придираешься ко всему подряд. Это просто обед. Я понимаю тебя, сочувствую твоему горю. Однако от того, что тебя уволили из прокуратуры, земля не перестала крутиться и солнце не выключилось.

– Но хотя бы ты выключилась! – закричал Турецкий. – Я не хочу слушать эту мелкую философию на глубоких местах в своем собственном доме! Да, Волга по-прежнему впадает в Каспийское море. Да, лошади по-прежнему жуют овес. И все-таки что-то существенное в нашей с тобой жизни изменилось. Не замечать этого может только слепой!

– Значит, ты считаешь, это – самое страшное, что случилось с нами за последнее время? – спросила жена, вплотную подойдя к нему. – Ответь, если оно так. У меня насчет этого другое мнение, но от тебя я готова выслушать любые, самые вздорные слова. Надеюсь, ты догадываешься, почему так происходит? Совершенно верно: потому что ты мой любимый человечек, Турецкий. Я люблю тебя такого, какой ты есть. Но сейчас ты ведешь себя, будто капризный, зажравшийся ребенок. В такие моменты я не желаю тебе потакать.

– Тогда не спрашивай меня, почему я сейчас уйду, хлопнув дверью.

– Как ты мог заметить, я тебя давно ни о чем не спрашиваю. Во всяком случае, о том, о чем способна догадаться сама.

Александр Борисович схватил с вешалки куртку и направился к выходу. На пороге квартиры он на минуту замешкался, а потом осторожно прикрыл дверь.

Ирина Генриховна, вздохнув, опустилась на стул. Пускай Шурка побродит по улицам, малость остынет. Когда вернется, то будет таким, каким все привыкли видеть его: сдержанным, рассудительным, веселым. Не так уж долго придется ей ждать, даже еду можно не убирать в холодильник.

Глава 4

ЧИСТАЯ МАШИНА С ГРЯЗНЫМ НОМЕРОМ

Меркулов оказался прав: когда на следующее утро Антон позвонил Александру Борисовичу, тот разговаривал с ним, как обычно: спокойно и чуть насмешливо. Терпеливо выслушав его соображения по поводу расследования покушения на генерала Свентицкого, согласился встретиться вечером. Правда, сказал, что не знает, где будет находиться до этого времени. Договорились, что Антон, когда освободится, позвонит ему на мобильник.

Сначала Плетнев намеревался съездить в госпиталь к генерал-лейтенанту на машине. Однако вспомнив, какие чудовищные пробки в первой половине дня начинаются чуть ли не от его дома в сторону центра, махнул рукой и отправился на метро.

Накануне он узнал, что врачебный обход кончается около двенадцати. К этому времени и приехал.

Первое серьезное препятствие его ожидало на проходной госпиталя. Дежурная наотрез отказалась его пропустить:

– К нему пускаем только близких родственников.

– Думаете, я в это поверю?

– Ну, еще сотрудников органов. При наличии подтверждающих документов.

– Я сослуживец генерал-лейтенанта, – доложил Антон. – Вы должны меня пропустить, он в этом сильно заинтересован. Приятные известия вызовут у него положительные эмоции…

– Молодой человек, – перебила его дежурная, – здесь не шарашкина фабрика. Мы обязаны подчиняться распоряжениям начальства. Сказано, к Свентицкому не пускать – и баста.

– Нет, я все равно пройду. – В голосе Плетнева проскользнули угрожающие нотки. – Такой запрет противоречит всякой логике.

Дежурной не понравился его тон, и она обратилась к стоявшему неподалеку охраннику:

– Толик, растолкуй, пожалуйста, мужчине, что у нас режимная организация.

Охранник в черной форме с нашивками «Охранное предприятие „Атлас“ на груди и рукавах вразвалочку приблизился к Антону:

– Ты, наверное, журналюга? Давай, друган, поворачивай оглобли, слишком много вашего брата сегодня понабежало.

– Я не с тобой, салага, разговариваю. Позови начальника смены, – огрызнулся Плетнев.

На его беду охранник в свое время служил во флоте, и морское ругательство рассердило его. Схватив Антона за руку, он сказал:

– Будет тебе начальник смены. Пошли!

– Убери руки! – процедил Плетнев. Он почувствовал, что дело принимает скверный оборот. Сам себя поставил в дурацкое положение. Как теперь из него выкрутиться?

И тут случилось чудо.

Читая детективные романы, Антон всегда насмешливо относился к тем моментам, когда какая-нибудь случайность помогает следователям. То они найдут на месте преступления случайно выроненный убийцей железнодорожный билет с указанием фамилии пассажира, что сразу позволяет схватить его; то объявится свидетель, совершенно случайно среди ночи выглянувший в окошко и запомнивший шестизначный номер машины, на которой уехали грабители; то у «медвежатника» случайно порвется перчатка, чего он не заметит, и на сейфе останутся четкие отпечатки пальцев. Все это писатели выдумывают, вряд ли в жизни бывает такое везение. Однако тут ему невероятно повезло – он увидел Катю Метелицыну.

В другое время такая встреча вряд ли его обрадовала бы, но сейчас старая знакомая, сотрудница госпиталя, подвернулась очень кстати.

Тут следует сделать небольшое отступление и сказать, что на душе у Плетнева был грех – с первых дней знакомства он по-настоящему влюбился в жену Турецкого. Раньше Ирина Генриховна была преподавательницей в музыкальной школе. Но пытаясь быть ближе к мужу, Турецкая закончила специальные курсы по криминальной психологии. Курсанты получали достаточно серьезную подготовку, могли работать и психологами, и психоаналитиками. После происшествия в детдоме в Мневниках Ирина Генриховна занялась психологической реабилитацией детей. Большое внимание она уделила девятилетнему Васе Плетневу, мальчику было необходимо сменить обстановку. Поскольку это требовалось сделать как можно быстрее, она взяла его к себе домой. Александр Борисович ничего не имел против, тем более что они отправили свою дочь Нину учиться в Англию, в кембриджский колледж.

Как ни любил Плетнев сына, у бывшего спецназовца, всегда мало обращавшего внимания на питание и домашний уют, не было возможности уделить мальчику требуемый уход. Тут требовалась женская рука, и Турецкая взвалила на себя эту обязанность.

Она была очень похожа на погибшую жену Плетнева, Инну. Такой же овал лица, глаза, улыбка с ямочками на щеках. Даже цвет глаз совпадал.

Антон всячески пытался скрыть свои чувства, да не всегда удавалось. Вернее, от Ирины скрывал, а вот наблюдательный Турецкий наверняка все понимал. Правда, в своей жене он был уверен, поэтому ревнивых претензий не высказывал, однако в отношениях с Плетневым иногда проскальзывала напряженность.