Восемь трупов под килем

– Не пойму я вас, Феликс. То не повезло, то хорошо, что встретила.

– Да скучный он, – простодушно объяснил писатель. – Ни куража, ни шарма. Ничего общего с Игорем, хоть и изготовлены, хм, одним производителем. У Игорька еще в детстве обозначилась деловая хватка, а Иван по жизни был тюфяком. Двадцать лет проработал инженером, по настоянию брата, которому больно было смотреть, как тот влачит существование, занялся мелким бизнесом. Игорь помог на первых этапах, а когда Иван встретил Ольгу, собрался завести семью, даже дом ему построил. Подросшего пасынка на хорошую работу определил…

– Усвоено, – кивнул Турецкий. – Мы, кажется, про кого-то забыли. Ах, да, иностранцы. Держу пари, вы хорошо их знаете.

– А я вообще их не знаю, – хохотнул Феликс. – В прошлом году на майской «марине» таковых персоналий не было. Впервые вчера увидел, когда они примчались позже всех. Втроем – они да шофер – никак не могли вытащить из багажника чемодан – здоровенный такой. Всунуть смогли, а вытаскивали так, что хоть на камеру снимай. Игорь с Ириной услышали шум, спустились, Игорь похихикал над ними. Эти чудики – особенно баба – немного экстравагантные, не без этого, но, по-моему, нормальные люди.

– Только не убеждайте меня, что Николь не принимает наркотики, – пробормотал Турецкий.

– А вот это увольте, – писатель протестующее закрылся пухлыми ладошками. – Обвинять, инкриминировать – давайте сами. Впрочем, отдаю должное вашей наблюдательности. Давайте считать, что Николь, долбанувшись по прибытии, отправилась в прогулку по ночному кораблю, вторглась в каюту к незнакомому молодому человеку и лишила его жизни.

– Их нельзя назвать незнакомыми, – усмехнулся Манцевич. – В марте, на дне рождения Игоря Максимовича, Лаврушины и чета Буи сидели за одним столом и тесно общались. Они знакомы. Робер и Николай, выпив виски, обсуждали дела гостиничного бизнеса в Геленджике, в котором крутятся деньги Буи и Голицына, а Николай работает в фирме, занимающейся юридическим обеспечением этой сферы бизнеса.

– А меня не пригласили.

– Вас приглашали, Феликс, – возразил Манцевич, – но вам приспичило на той неделе убраться в Лондон, на встречу с туманами, и вы впоследствии долго извинялись перед Игорем Максимовичем, что не смогли подкорректировать свой график.

– Ну, я же не виноват, что мои произведения хотели издать в «Саймон и Ко», – развел руками Феликс. – Написали приглашение, пришлось бросить все свои дела…

– Раз уж вы здесь, господа, – кашлянул Турецкий, покосившись на тело, про которое, кажется, забыли, – давайте сразу уясним, где вы находились вчера вечером, и не стали ли свидетелем чего-то необычного.

– Вы собираетесь нас допрашивать? – насторожился Манцевич.

– И очень кровожадно, – кивнул Турецкий. – А с жалобой обратитесь к Голицыну, хотя весьма сомневаюсь, что он предоставит вам иммунитет. Думаете, мне доставляет огромное удовольствие вас допрашивать?

– Смешно, – хрюкнул Феликс. – Всю жизнь выдумывал детективные истории, и вот, наконец-то, стал подозреваемым. Замечательно! Эту историю я обязательно где-нибудь отражу – изменю, конечно, имена, кое-какие обстоятельства. Эта идея не кажется такой уж затертой?

– Вот видите, как удачно для вас складывается, Феликс. Не нужно напрягаться, выдумывать сюжет, не спать ночами, ломая голову. Кстати, вы хорошо спали вчера ночью?

– М-м… средненько. Не так хорошо, как хотелось бы, но и не так плохо, как могло бы быть. Ладно, детектив, давайте вспомним. Без четверти двенадцать яхта отдала концы… я имею, в виду, пустилась в свое драматическое плавание. Мы посидели минут пятнадцать в кают-компании… кто же был при этом? Ах, да, Игорь Максимович, Робер с Николь, ваш покорный слуга, заглянули Николай с Ксенией – и быстро убежали. Пришла Ольга Андреевна – у нее, кстати, было прекрасное настроение, поблагодарила за приглашение, извинилась за Ивана Максимовича, который лег спать, потому что у него голова болела… Ничего необычного. Посидели, отправились спать, договорившись встретиться утром на верхней палубе. Я спустился к каютам через подсобки и камбуз, на минутку выглянул на улицу… О! – Феликс поднял указательный палец. – На левом борту я заметил Николая и Ксению, они о чем-то беседовали. Мне показалось, что беседа носит напряженный характер. Слов не слышал, но Ксения энергично что-то выговаривала Николаю. Я человек скромный, в чужие дела не лезу, быстренько удалился. Когда входил в свою каюту, видел, как с другого конца палубы в коридор вошли Робер и Николь. Николь смеялась, Робер брюзжал. В языке Дюма и Мопассана я, увы, не силен. Видимо, они спустились по наружной лестнице у бака. Охота же им ноги ломать… Вот и все, детектив. Уснул, проснулся, несколько раз вставал хлебнуть водички – из каюты не выходил, – проворочался минут пятнадцать, что довольно неплохой результат в сравнении с еженощной пыткой, отлетел в объятия Морфея, до утра не просыпался. В начале десятого поднялся на камбуз, обсудили с Гердой меню на день грядущий, развалился на палубе, где уже сидел Манцевич. Вскоре потянулись остальные. Предвосхищаю второй вопрос: нет, в их поведении я не заметил ничего странного. Хотя все они на что-то жаловались. Робер сокрушался, как можно делать деньги без рекламы? Голицын пошутил, что без рекламы делать деньги можно, но способен на это только монетный двор. Николь не понравилась погода, а утро действительно выдалось ветреным. Ирине – прогноз на последующие дни: она услышала где-то по радио, что нас ожидают бури, грозы, шторма, цунами и гигантские блуждающие волны. Голицын уверил, что она слушает не то радио. По его агентурным сведениям, все будет нормально. Ксения жаловалась на легкую простуду. Ольга Андреевна – на слезящиеся глаза, из-за чего она даже в отсутствие солнца вынуждена носить черные очки. Лаврушин-старший – на склонность к перепадам внутричерепного давления. Герда принесла напитки, жаловаться перестали, начали хихикать, обсуждать Николая, который спит, как хорек, и может проспать весь круиз…