Шестнадцать надгробий. Воспоминания самых жестоких террористок «Японской Красной Армии»

Кодзима принимала участие в похищении и убийстве двух дезертиров – Хайки и Мукаияма. Она была водителем машины, которая доставила обоих к месту казни. Причастность к убийству её бывших соратников в конце концов вызвала у нее сильное эмоциональное напряжение. Она призналась в своей слабости лидерам группы, рассчитывая получить помощь и совет, но Мори и Нагата интерпретировали слабость Кодзимы как потенциальную угрозу революционному делу.

Като и Кодзима получили наказание – они должны были изложить в письменном виде свои размышления насчёт себя и насчёт революции. До тех пор, пока они не осознают свою слабость и неполноценность, им было отказано в еде и общении с товарищами. Дело дошло до того, что у Кодзимы произошел нервный срыв, и она заявила, что Като, ее собрат по несчастью, который ночью спал с ней рядом, домогался её. В хижине возникли шок и замешательство. Мори приказал избить обоих – ведь если бы Кодзима не спала рядом с Като, то ничего бы не произошло. Негодование Нагаты сосредоточилось на Като, так как он желал интимной близости вместо того, чтобы сосредоточиться на достижении революционной зрелости. Като был из первоначальной группы Нагаты, и она была обескуражена, что один из её последователей продемонстрировал менее революционное поведение, чем последовательница Мори.

После избиения Като и Кодзима сознались в сексуальных преступлениях. Мори воспринял эти вынужденные признания как крупное достижение. Если небольшое наказание сумело доставить столько информации, то более жесткие меры наверняка приведут к еще лучшему результату. Родные браться Като тоже принимали участие в избиениях. Они пытались добиться снисхождения от Мори, но безуспешно. Им оставалось только следовать приказам и надеяться на лучшее. Като и Кодзима были выведены на улицу, привязаны к столбу и оставлены замерзать на жутком холоде. Като стоически перенес это испытание. Кодзима же подавала признаки упорствующего ослушания, подобно другим бойцам, которые не могли соответствовать высоким стандартам настоящего революционера. Ее продержали под морозным ветром гораздо дольше, и она замерзла насмерть. Като перенесли в хижину, чтобы отогреть, но вновь подняться на ноги студент так и не смог. Вскоре умер и он тоже.

Далее по списку была Тояма Миеко, двадцатипятилетняя студентка университета в Мейдзи и давняя участница Сэкигун. Под псевдонимом «Сасаки» она писала революционные статьи. В студенческие годы она была близкой подругой Фусако Сигэнобу.

А вот Нагата просто люто ее ненавидела и постоянно критиковала. Она полагала, что Тояма слишком женственна, чтобы считать себя борцом за революцию. Тояма пользовалась косметикой и часто расчесывалась. Это раздражало Нагату. По утверждению Нагаты, вызывающее поведение Тоямы отвлекало внимание мужчин от постижения основ марксистской теории. Тояма была девушкой одного из заключенных членов Сэкигун и стала активным участником после его ареста. Такая мотивация, по мнению Нагаты, была недостаточной. К тому же её подозревали, что она тайком занимается сексом с другим старым участником движения – бывшим студентом Намеката Масатоки.

Недостаточная мотивация и нерешительность в выражении революционного рвения могла быть смертельной. Не было никаких правил или стандартов – любое решение зависело от Мори или от Нагаты. Стоило Тояме и Намекате попасть под подозрение – и их судьбы были решены.

Мори приказал Тояме бить себя по лицу в течении получаса. До смерти перепуганная молодая женщина четко выполнила указание. Намеката признался под давлением, что думал сбежать. Мори приказал переломать ему ноги, чтоб устранить возможность для побега. После этого Намеката был вытащен на улицу и привязан к столбу. Избитая Тояма была привязана рядом. Холодный морозный ветер превратил их тела в глыбы льда. Их раздели и закопали, их участие в революции было закончено.

Кто на очереди? Нагата не щадила и тех, кого она привела в группу с собой.

Тераока Коити – настоящий ветеран Кэйхин, он вступил в группу во время её создания в 1969 году. Он принимал участие в успешном ограблении оружейного магазина, что принесло Кэйхин целый арсенал. Его опыт и позиция в организации давали ему возможность влиять на решения лидера. По приказам Нагаты он послушно принимал участие в убийстве двух своих соратников. Однако Нагата решила, что он таит в себе амбиции принять руководство и таким образом пересекает границы положенного.

Все члены группы были собраны под председательством Нагаты, чтоб критиковать Тераоку. В разгар собрания, когда обстановка накалилась, Тераока был подвергнут групповому избиению. Ему пришлось признаться в том, что он планировал убить своих соратников и сбежать, что он испытывал сексуальное влечение к женщинам группы, что не изжил в себе мечту о богатой и роскошной жизни. Мори ударил его ножом, а затем велел остальным членам группы сделать то же самое. Истекавший кровью Тераока долго отказывался умирать, и его пришлось задушить.

После смерти Тераоки другой участник группы, парень по имени Ямадзаки Дзун, 21 год, ветеран движения, принимавший участие в ограблениях банков, сам попросил своих товарищей, чтобы они убили его. Он внезапно признался, что тоже хотел покинуть организацию, но боялся сказать об этом. Товарищи обвинили его в том, что он «сталинист» – потому что якобы пытался подчинить интересы организации своим личным интересам. Учитывая, что все боевики Рэнго Сэкигун были упоротыми троцкистами, это было воистину страшное обвинение. После долгого допроса его несколько раз ударили ножами, а потом задушили. Вскрытие показало восемь глубоких ножевых ран, из них три в сердце, шесть рёбер были поломаны.

Ямамото Дзунити, 28 лет, вполне взрослый человек, сотрудник японско-китайской торговой компании, хороший семьянин – никто не подозревал в нем радикала. Его ни разу не арестовывали и не замечали в уличных демонстрациях. Вступив в Рэнго Сэкигун, он притащил с собой жену. Ямамото выглядел неохотным солдатом, в дополнение к своей неуверенности он вёл себя «как обычный муж к своей жене, а не как революционер». Во время допросов его недостаточная мотивация стала еще более ясной. Его избили, вывели наружу, привязали к бревну, избили ещё раз и, всё ещё привязанного к бревну, выкатали в снегу. Три дня подряд он замерзал на улице, рыдал, умолял отпустить его; в конце концов, крики превратились в стоны, и он скончался, откусив себе язык.

Оцуки Сецуко, 28 лет, была в составе Кэйхин с самого начала и принимала участие во многих акциях, в том числе в ограблении оружейного магазина. Еще она участвовала в расправе над первыми двумя жертвами, помогала заманить в ловушку Мукаияму, но делала это без особого энтузиазма, то есть не показывала настоящего революционного рвения. После напряжённого допроса она была избита, выведена наружу и привязана к столбу. Однако воспитательная мера не возымела действия, девушка оказалась необучаемой, она выражала своим видом враждебность, а не революционное рвение, она была слишком слабой, чтобы достичь революционного духа. Один из соратников, у которого была в прошлом любовная связь с Оцуки, получил приказ избить её снова. Но она скончалась до того, как ее бывший парень приступил к делу. Скорее всего, поняв, что её снова будут бить, она выбрала пораженческую смерть.

Канеко Митиё, 24 года, активная участница Кэйхин и супруга одного из боевиков. Экстремистская деятельность вполне может быть семейным делом. Вместе со своим мужем она принимала участие в убийстве Хайки Ясуко. В лагере Канеко была ответственной за поддержание порядка. Её полномочия были слишком большие, в глазах Мори. А еще она была на восьмом месяце беременности.

Товарищи привязали беременную женщину к столбу в морозную погоду, избили, а затем удалились на совещание. Несмотря на то, что Канеко была недостаточно революционна, её ребёнок, дитя революции, будет воспитан Объединённой Красной Армией. Дискуссия велась вокруг способности группы сделать кесарево. Нагата училась на фармацевта, а среди других женщин группы были медсёстры. Группа решила, что вполне способна осуществить задуманное. Но Канеко не дождалась их – она и ребёнок в ее утробе умерли от холода до того, как начинающие хирурги приняли решение. Нагата была взволнована, что группа не среагировала достаточно быстро, и объявила соратникам, что руководство критикует себя за промедление.

Объединённая Красная Армия таяла. Члены боялись друг друга и сомневались в том, что они смогут защитить себя против замечаний своих соратников. Последней жертвой стал двадцатисемилетний Ямада Такаси.

В то время как лидеры обсуждали планы организации празднования юбилея ограбления оружейного магазина, дебаты сместились на всё движение в целом и его цели. Большинство радикалов было настроено на продолжение вооружённой борьбы, но Ямада начал подвергать сомнению пользу дела. Он стал объектом жёсткого критицизма, был избит и выставлен на мороз, как и все другие, кто был до него. Через несколько дней он умер, был раздет и закопан в мерзлую землю.

Если бы Лев Давидович узнал, что вытворяют его последователи от его имени, то он бы, наверное, в гробу перевернулся. Хотя, насколько мы знаем, Лев Давидович сам не отличался принципиальностью и последовательностью.

Но как же так получилось, что ячейка революционной организации превратилась в банду отморозков? Должно же быть этому разумное объяснение?

И оно есть.

Вполне благое намерение цементировать объединенную революционную группу, сплотить ее и добиться от своих товарищей высокого уровня сознательности – вот, что лежало в основе практики, внедренной лидером, Цунэо Мори. Он объявил о методе «кёнсансюгика» (kyonsanshugika) т. е. Коммунистическая трансформация или «коммунизация». Этот термин использовался и до этого в литературе Сэкигун, к примеру, в воззвании к «коммунизации революционных солдат», но был слишком расплывчатым. Основная идея заключалась в том, что каждый член революционной организации должен выявить и искоренить в себе буржуазные привычки, для того чтобы стать лучшим революционным солдатом. Мори велел товарищам указывать на их недостатки и рекомендовать методы их исправления. Он соединил практику самокритицизма – «дзикохихан» (jikohihan) – с другой практикой – «сокацу» (sokatsu) – коллективной критической оценкой текущих проблем организации, с выводами, что и как должно быть сделано.

Отчасти это напоминает практику роста сознательности в групповых сессиях, используемую в американской психотерапии. Регулярные совещания Объединенной Красной Армии больше всего напоминали собрания Анонимных Алкоголиков.

То есть небольшая группа людей, которые регулярно собираются вместе с единственной целью – поделиться опытом выздоровления с товарищами, которым нужна помощь. На некоторых собраниях можно услышать, как участники изливают душу, жалуются на жизнь, рассказывают о наболевшем; при этом предполагается участие в работе группы профессионала-психотерапевта. Примерно так же было и здесь. Целью вот такой вот революционной терапии было помочь созданию сильной личности через выявление и групповую критику слабых сторон. Но группа должна иметь умелого руководителя, который сумеет вовремя остановить коллективное осуждение, иначе процесс критики может зайти слишком далеко.

Хироко Нагата при аресте

Не то, чтобы эта практика была вредна или ошибочна. Просто этот инструмент оказался в неумелых руках. Мори не был готов обуздать новую форму самокритицизма, а остальные члены группы не могли контролировать эксцессы, особенно если приходилось вступать в конфронтацию с лидером. Многие члены не понимали всю суть «кёнсансюгика». Коммунизация не имела конечной цели и не указывала, как эта цель должна быть достигнута. Коммунизация – это Путь.

И это, кстати, вполне в троцкистском духе. Для троцкистов Революция – тоже Путь. Она важна сама по себе. Главное – процесс, а не результат. Борьба ради борьбы. Обобществление ради обобществления. Революционное насилие ради революционного насилия.

В сессиях роста сознательности более продвинутые члены должны были вести за собой менее продвинутых. В процессе коммунизации выискивалось буржуазное поведение и классово вредные мысли. Но так как участник зачастую не догонял, чего именно от него хотят, то он вспоминал лишь мелкие проступки и легкомысленное поведение, а остальные участники раздували это до больших проблем. То есть раздували из мух слонов. Преобразование из буржуазного студента в революционного солдата делало любой неприятный момент прошлого сомнительным и опасным для общего дела. Врать своим товарищам молодые люди не могли. Это было стыдно.

В начале Мори предполагал, что участник должен сам, без помощи других идентифицировать свои проблемы типа зависимости, жадности, лени и предложить решение типа «ужесточить себя», «перековать себя заново». Многие из членов думали, что они легко смогут пройти этот Путь. Потом коммунизация была усовершенствована, в групповую психотерапию были внедрены элементы «Бойцовского клуба». Но в определенный момент что-то пошло не так. Непредвиденная смерть повернула всё в другое русло.

Озаки Мицуо – первая жертва – не должен был умереть. Его смерть была первым знаком, что процесс самокритики зашёл слишком далеко. И Цунэо Мори, как командир, должен был принять на себя ответственность за непреднамеренное убийство своего товарища. Но тогда ему пришлось бы подвергнуть критике самого себя. Авторитет, которым Мори дорожил, был бы безвозвратно утрачен. Иначе говоря, лидеру организации самому остро не хватало тех качеств, которые он пытался привить своим товарищам.