Слова: сказанные и прочитанные

Наше «знание» формируется в виде неосознанных «афоризмов» на довербальным уровне, которые оформляются на сознательном уровне как комплекс мыслей, формируемых в дальнейшем рядом вопросов, с которыми мы обращаемся к себе, природе, обществу.

Больше всего о детстве сожалеет старость.

Бог в качестве высшего абсолюта необходимо вне нравственности.

Бог Ветхого Завета есть воплощение абсолютной власти в её идеальности замысла. Власти невидимой, непостижимой, но проявляемой в безусловности притязаний на свое осуществление. Которая вечна в утверждении своего существования: “Я езмь сущий”. И тем неоспорима.

Христианство зримостью одной из своих ипостасей (Христос) нарушило чистоту трансцендентности иудейского Бога, остановившись на полпути между язычеством и иудаизмом.

Гарантом нравственности общества должно быть само общество. Но не общество, которое основывает свою нравственность сакральным освящением свыше в лице Неба (Китай) или Бога (Европа), делегируемым ими генерацию нравственности и высший суд, но общество, берущее на себя ответственность за возникновение и поддержание нравственности, обуславливающее само своё существование нравственными критериями.

Многообразие мнений политиков требует единообразие их ответственности перед народом и государством.

И религия, и атеизм исходят из наличия определённого набора атрибутов, характеризующих некоторую высшую сущность и являющихся абсолютизацией бытия. Религия в качестве высшей сущности принимает Бога – высший абсолютный Абсолют, существующий вне связи с атрибутами бытия, но порождающий их. Атеизм принимает в качестве той же сущности материю, которая может существовать только в неразрывной связи с атрибутами бытия, непрерывно порождая и уничтожая их. Бог существует вне развития, материя саморазвивается, причем саморазвитие является условием её существования.

В конце концов, вопрос состоит в том, что предшествует: атрибут Абсолюту или Абсолют атрибуту. Первое может разрешиться только в случае снятия «предшественности» и замене на понятие «одновременности», «взаимообусловленности», т. к. атрибут не может существовать без сущности, подобно улыбке Чеширского Кота. Второе предполагает существование абсолютной сущности – Абсолюта (Бога или другого Абсолюта, как бы его не называли).

Коммунизм в России приобрёл характер религиозного отрицания христианства на материалистической основе. Поставив на место высшей абсолютной сущности материю бога, он, во многом, унаследовал догматику православия, произведя чисто внешние, косметические изменения. Характерна аналогия психологического состояния общества раннего христианства (периода апостолов) и первых десятилетий Советского государства, проникнутого ожиданием близкого наступления «царства Божьего» – «светлого Будущего» – коммунизма.

Христианство преодолело возникший кризис путём отнесения этого момента в неопределённое будущее, не связывая своё развитие с каким-либо общественно-государственными структурами, особенно на ранних стадиях, сосредоточившись на духовно-нравственной стороне деятельности людей. Коммунизм, в силу ряда исторических причин, оказался с самого начала жестко связан с государственностью вполне определённого типа, что, во-многом, лишило его необходимой свободы выбора различных вариантов идеологических моделей и, в первую очередь, свободы нравственного выбора, развития личности в её стремлении к идеалу. Христианство, со времен ап. Павла, такую свободу допускало в определённых пределах.

Теория эволюционного развития человечества к единому обществу, построенному на основе западных ценностей, сродни теориям тепловой смерти Вселенной. И там, и там конечным итогом является некая усредненная однородная структура.

Христианство и коммунизм являются примерами дедуктивных моделей устройства общества, в которых догматы предшествовали их фактическому осуществлению. И обе они не выдержали столкновения с реальностями жизни: “Царство Божие” вынуждено было переселиться на Небо, а от коммунизма сталось щемящее чувство несостоявшейся иллюзии.

Человечество не может существовать в условиях гомогенной культуры.

Бог, оставляя человеку свободу нравственного выбора в земной жизни, сделал его тем самым и высшей судьей самому себе, ибо приговор свыше отсрочен до Страшного суда. И трудно сказать, кто на этом суде имеет больше морального права быть судьей.

Бог экспериментирует над людьми, человек – над морскими свинками. И там, и там – приговор без права апелляции

Притягательность религии определяется не столько верой, но иллюзией милосердия.

Духовные ценности вырабатываются практической деятельностью сообществ, более или менее замкнутых в пространстве и времени, формулируются языком религии и увенчивают развитие этапов культуры, тем самым стимулируя жизнеспособные сообщества к дальнейшему развитию.

Очевидно, что «индивидуальная» человеческая жизнь не является «общественной ценностью». Она представляет интерес лишь постольку, поскольку может служить топливом в горниле мировой истории для «выплавки» этих самых «общечеловеческих ценностей», которые, в конечном итоге, проецируются на нечто, находящееся вне человеческого бытия.

Человечество живёт в нескольких мирах своего существования: материальном мире практической деятельности, интеллектуальном, духовном, религиозном запредельном и т. д. Каждый из них стремится к абсолютизации своего бытия, ставя тем самым под вопрос не только свое существование, но и всего человечества в целом.

Христианство, впервые, обозначило историчность, – направленность, – развития человечества в будущее, при внеисторичности его основателя, отождествив бога-отца и бога-сына. Противоречие весьма характерное для человеческого самопознания.

Восточные представления о вечной борьбе Добра и Зла в полной смутного ожидания Чуда, охваченной духовным кризисом Иудее, воплотились через идею воскрешения в христианскую доктрину нравственной сопричастности к олицетворению Высшего Добра и Справедливости

– Богу. В отличие от дохристианских религий эта сопричастность осуществляется на духовном уровне, мерой которого является душа.

В христианстве важно не то, кем называл себя Иисус Христос, но то, кем его видели его последователи и какие представления с ним связывали. То же, впрочем, относится и к основателям других религий.

В успехе религии, часто, играют основную роль не сам «основатель», но его ближайший (по времени) наследник и последователь, акцентирующий в пропаганде её актуальные для данного момента аспекты исходного учения, которое, по необходимости, многопланово и эклектично. В христианстве роль такого проповедника взял на себя ап. Павел (и Петр?).

Доносительство на других редко вызывает одобрение в обществе. Но почему доносительство на себя, хотя бы в форме исповеди или покаяния, считается подвигом? К тому же, оно сродни самоубийству, осуждаемому церковью[1 - Исповедь – одна из форм контроля над верующими и, по-видимому, это практическое соображение перевесило над нравственными коллизиями проблемы. Церковь нашла выход в том, что провозгласила сам факт исповеди высшей формой проявления нравственности, инверсировав высшую форму безнравственности (противоречащую к тому же биологическому инстинкту самосохранения – сохранению всего живого) в абсолютную нравственность – чистоту помыслов перед Богом, который, впрочем, и так «всё знает». /Институт исповеди сформировался, по-видимому, достаточно поздно. В Евангелиях об исповеди ничего нет./].

Назначение философии – быть в оппозиции осмысления действительного.

Истина – здесь побочный результат, если она, вообще, существует.

– Но это осмысление действительного, хотя и опосредственное.

Любовь есть идеальное отражение полового влечения, то есть сублимация секса.

Любовь – это эротическое отражение жажды приобщения к чуду. Именно поэтому, любая религия включает в себя эротический элемент.

В представлении о смерти для человека исчезает не тело, но единственно – это его «я». Именно это и ужасает.

Феминистические настроения есть всего лишь одно из выражений всепоглощающей сексуальности женщины. Мужчина в аналогичной ситуации ощущает чувство неполноценности.

На лице умного человека отражается прошлое, которое пребывает в нём в настоящем, заглядывая в будущее. Неумный человек – весь в будущем.

Истинная женщина оценивает итоги жизни по количеству выслушанных комплементов.

Они разрушаются? – Да, они почти исчезли. – Но они возникают вновь! – Они потому и возникали, что разрушились.

Свобода духа заключается не в отказе от всяких доктрин, а в поиске истинной, и в умении сохранить ей верность несмотря ни на что.

Политический центр всегда смещен вправо.

Эволюция запредельной морали в поощрительную, разрешающую, определяется глубиной нашего личностного чувства. Степень наслаждения при этом зависит от уровня открытости проявления этого чувства.

Не постановкой проблем различаются эпохи, но способами, предлагаемыми к их разрешению.

Наибольшее сострадание вызывает не само несчастье, но боль, им вызванная.

В отличие от традиционной философии марксизм предполагает не созерцательность размышления, но побуждение к действительности. Он предельно заострён и полемичен как жизнь. В этом его сила и одновременно слабость. И именно поэтому он приговорён к чаше с цикутой, подобно Сократа, демократами всех времён.

В философии, как и в политике, ищут не истину, но мнения, исходя из априорно поставленной цели (в виде гипотезы, аксиомы). В конечных выводах следы исходных гипотез тщательно уничтожаются, предоставляя поставленную цель в виде следствия. Но во всех вариантах неявно допускается существование «истины» в философии. Не правильнее перенести акценты с: «Что есть истина?» на «Есть ли истина?».

Философия ХХ века сменила исследование «глубин» метафизики XIX века на «горизонт» мысли (речи).

Философия играла роль прототуманности, из которой формировались звёздные тела отраслевых наук.

Философия и наука являются, по существу, формами современной мифологии.

Религия есть частное дело каждого. Наука – общее дело человечества.

Мир отвернулся, предоставив нам бесконечное блуждание в самих себе.

Вера – самый кровавый способ артикуляции истины, – истины веры.

Поэзия – это преодоление (борьба) жизни в стремлении обратить её в вечность – смерть.