Донской хронограф. Хронологическая история донских казаков. Том 1

Такой уклончиво-дипломатичный ответ, с течением времени стал стандартной отпиской русских государей на все жалобы татар, нагаев, турок и персов, ведь это в большой мере перекладывало ответственность на плечи донских казаков. Только де эти воры и разбойники во всём виноваты, а Россия здесь не причём и позволяло смягчить гнев сопредельных государей. Историк С. Соловьёв в своей «Истории России», говоря о 1549 г. пишет: «Видим, что казаки городовые, находящиеся под ближним надзором государства, сделавши что ни будь противное его интересам, уходили на Дон; так путивльские казаки, замешанные в деле ограбления крымского гонца, Левон Бут с товарищами, сказывали: было их на Поле 6 человек и весновали они на Днепре, потом пошли было в Путивль, но на Муромском шляху встретились с ними черкасские казаки, 90 человек, взяли их с собой и крымского гонца пограбили; после грабежа Левон Бут сам – четверт пришёл в Путивль, а двое товарищей его отстали, пошли на Дон».

Впрочем, казаковали на Дону и Волге не только черкасы и русская буйная вольница, но и мелкие русские удельные князья. Так в том же 1549 г. русский гонец к астраханскому хану доносил в Москву: «Шли мы Волгой из Казани в Астрахань, и, как поравнялись с… устьем, пришёл на нас в стругах князь Василий Мещерский, да казак Лючига Хромой, путивлец, и взяли у нас судно царя Ямгурчея; я у них просил его назад, но они мне его не отдали и меня позорили».

Однако нагайские князья и мурзы, жалуясь на казачьи разбои и бесчинство казаков, сами вовсю грабили и разоряли русские украины. Так князь Юсуф отправил в Москву своих послов Сары Мурзу, Ельбулдая и Довляткозя для того, чтобы свободно сообщаться с Россией, не боясь воровства. Иван 4 приветливо встретил мурз и обещал, что если нагаи не будут грабить и убивать русских посланников и торговых людей, то и оно со своей стороны не велит трогать нагаев. В результате переговоров, послы подписали шерть, по которой, обе стороны обязались « … тех послов и гостей на Дону не стеречь, и не имати тех послов и гостей, и не грабити, и лиха ни какого не чинити». В свою очередь Иван Васильевич, желая склонить нагайскую Орду и её князя Юсуфа к союзу против Крыма, велел своему послу в Орде, передать князю следующие слова: «Дошёл до меня слух, что крымский царь недоброжелательствует вам… Астраханскому царю пушки и людей прислал на помощь. Я же, по дружбе вашей ко мне, повелел моим Путивльским и донским казакам крымские улусы воевать». Впрочем, донские казаки продолжали грабить и разорять не только крымцов, но и нагаев, ставя царя в неловкое положение.

В этом же 1549 г. на Дону появляется ещё несколько укреплённых казачьих городков, о чём в «Истории Государства Российского» упоминает Карамзин: «Казаки гнушались зависимостью от магометанского царства и в 1549 г. вождь Сарыазман, именуясь подданным Иоана, строил крепости по Дону». Более подробно, о первом упоминаемом казачьем атамане говориться в очередной грамоте к московскому государю нагайского князя Юсуфа, датированной 1550 г.: «Холопи твои нехто Сарыазман словёт, на Дону в трёх или четырёх местах городы поделали, да наших послов и людей наших которые ходят к тебе и назад, стерегут, да забирают, иных до смерти бьют. … Этого же году люди наши исторговав на Руси, назад шли, и на Воронеже твои люди – Сарыазманом зовут – разбойник твой пришёл и взял их. … Дружба ли то, что на Дону твои холопи, Сарыазманом зовут, наших послов и гостей побивают и грабят?»

На это царь отвечал Юсуфу: «те холопи наши, Сарыазман и в нашей земле многое лихо сделали и убежали в Поле. Мы посылаем их добывать, а вы б от себя велели их добывать, к нам бы прислали».

Кто же такой Сарыазман? Где располагались его первые городки? Ростовские историки Н. С. Коршников и В. Н. Королёв считали его татарином мещерским или азовским, однако он мог быть и русским, носившим татарское прозвище. Что ж первый и третий варианты вполне возможны. Сомнение вызывает второй, азовский вариант, так как азовские и донские казаки жестоко враждовали друг с другом и до Сарыазмана, и после него. Так в начале второй половины 16 века эта вражда была зафиксирована в русских документах. Московский посол писал государю, что ему нельзя послать вовремя вести в Москву « … потому, что азовские казаки твоими государевыми казаками не в миру». Впрочем, вполне возможно, что Сарыазман и упоминаемый позже Сусар Фёдоров, одно и то же лицо, а имя Сарыазман, не имя собственное, а прозвище атамана, что было характерно для казаков 16 – 17 веков. Вполне вероятно, что это имя на Дону не употреблялось.

Городки же его, по предположению тех же историков, располагались по Верхнему Дону, откуда казакам Сарыазмана удобнее всего было перехватывать нагайских послов и торговые караваны на реке Воронеж. Благодаря татарским источникам, говорящим об «остроге» вблизи Переволоки, по крайней мере, можно сравнительно точно указать расположение одного городка. Очевидно, он находился в устье р. Иловли или вблизи её. Это вполне согласуется с указанными выше выводами о первоначальном расположении казачьих городков по Хопру, Медведице, Бузулуку, Иловле. С этого времени начинается стремительное расселение казаков вниз по Дону.

***

Уже в следующем, 1551 г. об этом становится известно из грамоты турецкого султана Сулеймана к нагайскому мурзе Измаилу, о которой нам стало известно благодаря отписке дворянина Петра Тургенева, бывшего послом у нагайских князей: «В наших магометанских книгах пишется, что пришли времена Русского царя Ивана, рука его над правоверными высока. Уж и мне от него обида велика: Поле всё и реки у меня поотымал, даже Азов – город доспел, до пустоты поотымал всю волю в Азове. Казаки его с Азова оброк берут и не дают ему воды пить из Дона. Крымскому хану казаки Ивановы делают беду великую, и какую срамоту нанесли! Пришли Перекоп воевали, и у вас оба берега отняли и ваши улусы воюют. И то вам не срамота ли? – как за себя стать не умеете? Казань ныне тоже воюют. Ведь это всё наша вера магометанская. Станем же от Ивана обороняться за один. Вы ведаете, что теперь в Крыму мой посажен хан, как ему велено так он и сделает. По просьбе Астрахани тоже пошлю царя; да и казанцы ко мне присылали же просить царя; и я из Крыма непременно посылаю его. Ты б Измаил мурза, большую мне дружбу свою показал: помог бы Казани людьми своими и пособил бы моему городу Азову от царя Ивана казаков. Станешь пособлять, – и я тебя царём в Азове поставлю, мне же помочь городу неудобно, находиться далече».

Из этой, весьма выразительной грамоты Сулеймана, мы узнаём о грандиозных событиях, разворачивающихся на просторах Дикого Поля, от Азова до Казани и Астрахани. О событиях ни как ни отражённых в русских летописях того времени. В течение 1550 – 1551 г. донские казаки совершили четыре больших и успешных похода против многочисленного и хорошо вооружённого противника. Одержанные ими победы вызвали тревогу и опасения даже у турецкого султана, владыки одной из самых могущественных европейских держав, ставшего поспешно объединять весь мусульманский мир, от Черного моря до Волги и Каспия, для отражения стремительно усиливающегося, но немногочисленного казачества.

Несколько иначе и в другом свете, представлял в своих трудах зарождение казачества Е. Савельев. По его мнению, Дон в конце сороковых, в начале пятидесятых годов только начал заселяться городовыми казаками: северскими, путивльскими, рязанскими, а так же запорожцами. Но тогда возникает вопрос, почему же ни один русский источник тех лет не упоминает о столь массовом исходе украинных городовых казаков на Дон. Ведь для захвата Астрахани, Азова, разорения казанских и перекопских улусов, требовались сотни и тысячи отборных воинов. По самым скромным подсчётам, исход такого количества городовых казаков, поставил бы украинные города в отчаянное положение. Но этого не произошло.

Быть может, донское казачество пополнялось за счёт бросивших свои поместья дворян и детей борских, ушедших в Поле казаковать? Опять же нет, лишь начиная с 60 – 70 г. 16 века можно обнаружить во многих приграничных степных уездах записи о детях боярских и дворянах, бросивших свои поместья и службу, и ушедших на Дон: «сбрёл в степь, сошёл в казаки». Но и эти беглецы, в подавляющем своём числе возвращались назад на Русь, где их «воровство» обычно прощалось после принесения повинной. Из всего этого следует, что на Дону действовали не пришлые «варяги», а в подавляющем большинстве своём коренные донцы, скрывавшиеся дотоле в неприступных местах в верховьях рек. Накопив достаточно сил, они выплеснулись в буйном потоке пассионарного толчка в бескрайние степные просторы Подонья, сметая всё на своём пути и сея ужас в сердцах своих врагов, ослабленных внутренними распрями.

***

1552 г. Крымский хан Давлет Гирей, собрав огромное войско и получив от турецкого султана пушки и янычар, стремительно двинулся на Россию, грабя и разоряя приграничные сёла и города. Осадил Тулу, но был разгромлен подошедшими полками царских воевод. Он бежал преследуемый казаками вплоть до древней Тавриды, ставшей прибежищем степных хищников. Большая часть добычи и полона, захваченной татарами, в ходе преследования была отбита. Тем временем Иван 4, не ставший ещё Грозным, не смотря на исход лета, двинулся в Казанский поход, стремясь, раз и навсегда покончить с разорительными набегами казанцев, союзников турок и крымцов, и тем самым, и тем самым обеспечить себе тыл в борьбе с ними.

В 1552 г. казанским ханом стал астраханский царевич Едигер, десятью годами ранее поступивший на московскую службу, где быстро выдвинулся. Так в 1547 г., во время неудачного первого похода на Казань, он одним из русских «начальных воевод». Через пять лет, став казанским ханом, он отверг все предложения подчиниться Москве и стал проводить анти московскую политику. Это подтолкнуло Ивана Грозного к окончательному решению казанской проблемы.

Узнав об этом, в помощь царю выступило от 5 до 7 тысяч запорожских казаков. В след за ними пришли и донские казаки под предводительством атаманов Сусара Фёдорова и Семёна Казарского. Часть казаков осталась на Дону, для защиты городков от нападения турок крымцов и астраханцев» Е. Савельев. Точное количество пришедших к царю казаков не известно и колеблется от 2 тыс. до 10 тыс., (что маловероятно). 25 августа казачье войско, украшенное роскошными перьями пеликанов подошло к русскому лагерю. Это вызвало в русских войсках, приступивших к осаде города, беспокойство. В «Повествовании о Донских казаках» генерала Ригельмана, об этом сказано следующие: «Украсив с головы до ног птичьими перьями каждого казака, атаман повёл донцов к Казани». К городу казаки подошли ночью и, раскинув свой стан в виду русских войск, развели костры, в царском войске сейчас же обратили внимание на пришельцев. Фантастичность одеяния казаков, резко подчёркиваемое среди ночной тьмы огнём костров, не на шутку испугала воинов русской рати. Приближённые доложили царю о приходе каких то «чудовищ».

Но вскоре недоразумение было разрешено. На следующий день, 26 августа, русские полки и казаки приняли первое боевое крещение под стенами Казани. Татары сделали большую вылазку, надеясь захватить осаждавших врасплох. Однако полки князя Михайлы Воротынского и казаки с большим уроном отбили мужественных казанцев: «Пищальщики, казаки стали на валу, стреляли до самой ночи и дали время Воротынскому утвердиться, насыпать землёю туры в пятидесяти саженях ото рва, между Арскими полем и Булаком». Но осада могла затянуться, так как очень скоро должны были пойти затяжные осенние дожди и начаться холода.

Царь, желая ускорить падение Казани с наименьшими потерями, повелел сделать подкоп немецкому инженеру (розмыслу), между Арскими и Тюменскими воротами, а своим воеводам отыскать подземный родник, откуда осаждённые брали воду, и засыпать его, лишив горожан главного источника. Однако ни то, ни другое не удалось осуществить. Ни немецкий «розмысл», ни русские мастера не преуспели в своих начинаниях. И тогда это вызвались сделать донские казаки из занятой ими Доировой бани. Здесь следует отметить, что Карамзин, в своей «Истории» говорит, что этими работами руководили помощники немецкого инженера, под наблюдением князя Серебряного и Алексея Адашева. Но генерал Ригельман в «Повествовании о донских казаках», ссылаясь на утраченные (во время Черкасского пожара) документы, утверждал, что сами казаки были инициаторами подкопов и сами же их производили.

Как бы то ни было, но к 5 сентября казаки обнаружили подземный ход, идущий к колодцу, и прорыли к нему подкоп. Вкатив в него 11 бочек пороха, они взорвали их, лишив казанских жителей не только воды, но и части городской стены, взлетевшей на воздух вместе со своими защитниками. Казаки атамана С. Фёдорова, подкреплённые стрельцами, ворвались в пролом. Но после жестокой резни были отброшены татарами, не поддержанные другими русскими полками.

На следующий день часть донских и запорожских казаков влилась в рать князя Горбатого-Шуйского, отправившегося по приказу царя Ивана на штурм острога, расположенного за Арским полем, где укрывались разбитые полки мурзы Япанчи, которые в любой момент могли ударить в спину осаждавшим. После яростного штурма острог был взят, а его защитники перебиты.

Однако казанцы не хотели сдаваться и осада затягивалась. Для того чтобы отвлечь татар от основных подкопов и посеять в городе панику, царь велел казакам взорвать уже готовый подкоп у Арских ворот, где в тарасах ив землянках укрывались от обстрелов казанские жители. Фитили были подожжены, и взрыв страшной силы потряс осаждённую Казань. Часть городской стены, землянки и тарасы, с находящимися в них людьми взлетели в воздух, унеся жизни сотен защитников города и их домочадцев.

Татары, решив, что начался общий приступ, бросились с валов на русских ратников, подкатывающих к воротам туры. Началась страшная резня, в которую ввязались донские казаки Сусара Фёдорова. Стремительным ударом, они опрокинули яростно рубящихся казанцев, и на их плечах ворвались в Арскую башню. Им удалось захватить часть крепостной стены, открыв русским войскам дорогу в город. На улицах Казани начались жестокие бои. Но так как русские рати не были готовы к общему штурму, царь, опасаясь неудачи и её печальных последствий, приказал своим полкам отступить. Однако казаки и стрельцы князя Воротынского, не желая поступаться захваченым, засели в Арской башне и её окресностях: «Они укрепились турами и рядом твёрдых щитов; сказав воеводам: „Здесь будем ждать вас“ – и сдержали слово: казанцы не могли отнять у них сей башни». (Карамзин) Все отчаянные попытки казанских татар выбить казаков и стрельцов, отражались ими убийственным огнём пищалей.

К 1 октября основные подкопы были закончены, казаки вкатили в них 48 бочек пороха, и затаились в ожидании своего часа. Общий приступ был назначен на следующий день. Иван Грозный «объявил войску, чтобы оно готовилось пить общую чашу крови». Он «велел быть впереди атаманам с казаками». Что в те времена, почиталось за особую честь и доверие, которой удостаивались лишь самые отличившиеся. Здесь мы снова обратимся к книге Ригельмана и тому как, он рассказывает о событиях 2 октября, опираясь на утраченные ныне источники: «Назначив время к поджёгу пороха, казаки стали на молитву, прося Господа дать своё знамение им, и воспоследствовал из облаков глас, глаголющ всем вслух: «победите и покойны будите».

После этого казаки взорвали заложенный в подкопах порох, уничтожив этим часть городской стены и устремились в образовавшийся. Они ворвались в город, где завязался у них горячий бой с татарами, мужественно защищавших свои жилища. В след за казаками, царь ввёл в Казань свои войска. Но казанские жители не желали сдаваться и иступлённо рубились у своих домов, и были почти поголовно вырезаны победителями. Части из них удалось вырваться из города, но и там они были атакованы русскими полками и истреблены.

Согласно донским преданиям, Иван Грозный, в знак своей признательности, хотел одарить казаков казной, но «донцы ничего не взяли, а просили, чтобы только пожалованы были рекою Доном до тех мест, как им надобно, что царь им не отказал. Он им реку оную пожаловал и грамотою утвердить изволил, с крепким подтверждением и даже заклятием о не нерушимости её «во веки веков». С этой грамоты были сняты копии и разосланы во все казачьи городки «для сведения казацкого».

И как утверждал генерал Ригельман, грамоты эти ещё читались в начале 18 века при собрании казаков в Кругу. На станичных сборах, во время особо торжественных случаев и в день Покрова Пресвятой Богородицы. Оригинал грамоты в последствии был отобран у Войска Донского Петром 1, после подавления Булавинского восстания, под предлогом замены её на новую. А все её списки – копии, уничтожены в станицах царскими чиновниками в последующие года. Часть их была якобы закопана казаками в тайных местах, а в последствии они были утрачены. До настоящего времени ни одного списка не сохранилось.

Турецкий султан Сулейман, встревоженный успехами русского оружия, активизировал создание мусульманской коалиции, для противоборства с Москвой, и склонил на свою сторону хранившего до того нейтралитет нагайского князя Юсуфа. Вскоре к ним примкнул осторожный астраханский хан Ямгурчей, опасавшийся, что Астрахань вскоре постигнет участь Казани.

***

В 1553 г. их лазутчики то и дело будоражили казанских татар и окрестные народы. Один за другим вспыхивали бунты черемисов, мордвы, башкир. Отряды стрельцов и казаков, оставленные на покорённых землях были почти полностью истреблены. Для окончательного смирения непокорного края, Иван Грозный отправил несколько карательных экспедиций. Но кроме нагайских и астраханских татар, подстрекавших казанцев, и прочие народы к бунтам, в них, отчасти были виноваты казаки, занимавшиеся их грабежом и притеснениями.

Не прекращались жалобы на казачьи разбои и нагайских владетелей Юсуфа и Измаила. Видя, что они могут склониться на сторону турок и крымцов, царь велел «изловить на разбоях» несколько воровских казаков и доставить их в Москву. В столице, в присутствии нагайских послов, они были повешены. Это несколько смягчило отношение между нагаями и Москвой. Для успокоения степняков, к ним также был послан дворянин Николай Боровицин, с известием, что Волга и окрестные земли от воров очищены, а зачинщики воровства и разбоев, в присутствии послов повешены. В данной посланнику грамоте говорилось: «А которые казаки на Волге гостей ваших грабили и били, и мы тех казаков перед вашими послы велели казнити, а которые вперёд учнут на Волге стояти и послом, и гостем лихо делати, мы и тех же велим казнити».

***

1554 г. Но после усмирения казаков, ситуация на Волге и её окрестностях, не смотря на заверения русского государя, ещё более обострилась. Новые, многочисленные, отряды казаков, жадных до добычи, вновь обосновались на реке, совершая набеги на окрестных нагаев, союзных России, грабя их и отгоняя коней и прочий скот. Они перехватывали купцов и оббирали их дочиста, разоряли рыбные учуги и промыслы. Нагайские князья и мурзы вновь принесли свои жалобы на казачьи разбои и воровство. Беспрестанно жаловались на казаков купцы и промышленники.

Иван Грозный тот час внял требованиям жалобщиков и отправил на Волгу сильный отряд ратных людей под командой боярского сына Григория Жолобова, для усмирения «неспокойных» людей. Послам же нагайским было заявлено, что всех «злых» казаков казнят, а на их место поставят «добрых» казаков в «которых воровства нет». Нагайским же владетелям была отправлена грамота: «А которые наши из нашей земли выбежали и стоят на Волге, а у вас лошадей крадут и гостей побивают, а наших рыболовов грабят и побивают же, и мы на тех послали своего сына боярского Григория Жолобова».

Отправленный с грамотой к нагаям дворянин Андрей Третьяков получил следующий наказ: «Государь наш, господине! заповедь великую казакам учинил, чтобы улусам вашим лиха ни каких не делали, а которые казаки воровали, послов и гостей грабили, и лошадей у вас крали, и людей били, государь наш тех казаков всех казнил. А ныне поставил на Волге казаков добрых вам на береженье, в которых воровства нет». Тем временем Жолобов выбил с Волги воровских казаков и разместил по реке гарнизоны ратных людей и казаков, велев им без жалости избивать воров. Однако искушение не миновало и их.

В этом же 1554 г. Иван Грозный предпринял поход на Астрахань, желая получить свободный доступ к Каспийскому морю и захватить богатый город. Царь решил усилить свои войска казаками, и отправил им грамоту, призывая их под свои знамёна. Узнав из государевой грамоты о новом походе русских полков под Астрахань, донцы в Круге решили идти на помощь царю. И три донских атамана: Фёдор Павлов, Андрей Шадра, и Ляпун Филимонов, повели свои буйные и страшные для врагов полки на Волгу, через Переволоку. Там они соединились с передовым полком князя Вяземского и пошли в его авангарде, так как конницы у князя было мало.

Через несколько дней казаки столкнулись у Чёрного острова с войском Ямгурчея. В коротком, но ожесточённом бою, они частью истребили татар, частью рассеяли. Уцелевшие ушли в Астрахань и в заволжские степи. Сам же Ямгурчей, испугавшись открытого столкновения с казаками бросился в Азов, ища спасения и преследуемый донцами. До стен турецкой крепости добралось лишь два десятка всадников. Преследуя бегущих, атаман Павлов настиг в Бозцыж – Мачаке царских жён и дочерей с большим обозом. Татары, испуганные стремительным продвижением донских казаков и русских войск, бежали из Астрахани в степи. Заняв опустевший город, воеводы, по указу царя, поставили ханом Дербыша, занимавшего пророссийскую позицию и отправили по улусам гонцов, объявить прощение татарам всех вин, и призывали их возвращаться в Астрахань.

На город была наложена символическая дань в 40 тыс. алтын и три тысячи осетров в год. Для соблюдения государевых интересов и наблюдения за порядком был оставлен дворянин Тургенев и отряд казаков. Между тем казаки, усмирив астраханцев, разгромили улусы князя Юсуфа и изгнали его вместе с сыновьями из кочевий. Они также искали спасения в Азове, где получили поддержку от турецкого султана деньгами и людьми.

***

1555 г. изгнанный донскими казаками хан Ямгурчей, заручившись военной помощью крымского хана Давлет Гирея и нагайского князя Юсуфа, двинулся к Астрахани, стремясь взять реванш и вновь овладеть ханским престолом. Степь тот час занялась пожаром братоубийственной войны. В феврале 1555 г. сыновья князя Юсуфа начали военные действия против князя Измаила, придерживавшегося пророссийской ориентации, и тот обратился за помощью к Ивану Грозному. Просьба его была немедленно удовлетворена; стрелецкий голова Кофтырев и казачий атаман Павлов ушли на помощь Измаилу. В апреле к стенам Астрахани приступил князь Ямгурчей с сыновьями князя Юсуфа, крымцами и янычарами.

Узнав об этом, атаман Ляпун Филимонов, со стрелецким головой Тургеневым устремились к городу совместно с ватагой удальцов и служилыми людьми. Внезапно появившись у его стен, казаки и стрельцы вызвали в стане нагаев и татар панику. После короткого боя они рассеялись по улусам, но донцы продолжали их преследовать, громить и брать пленников. Между тем Дербыш, астраханский повелитель, вступил в переговоры с сыновьями князя Юсуфа и соглашался помочь им переправиться через Волгу, спасая тем самым их от казачьих сабель. Но требуя взамен полного истребления сторонников его давнишнего врага Ямгурчея, и смерти хана.

Усмирив сторонников свергнутого хана Ямгурчея, отряд Тургенева и донские казаки покинули Астрахань, но вскоре встретились с государевым послом Кофтыревым и вновь двинулись в город, сопровождая посла. Дербыш замысливший измену Москве, узнав о их приближении, испугался разоблачения и ушёл в степи с верными ему татарами.

Иван Грозный, видя коварство хана Давлет Гирея, оказавшего военную поддержку казанским мятежникам и астраханским ханам Ямгурчею и Дербышу, решил нанести удар по крымским владениям. Получив известия, что летом этого, 1555 г., хан с ордой уйдёт в набег на пятигорских черкесов, союзников России, царь отправил воеводу Ивана Шереметьева из города Белева Муравским шляхом с 30 тыс. дворян, детей боярских и стрельцов в Мамаевы луга, близь Перекопа. К русским полкам, в дороге, присоединились отряды донских казаков, ставших проводниками в безводной степи, так как царёвы воеводы степных дорог не знали.

Но Давлет Гирей у Изюмского кургана, внезапно повернул на Русь, имея 60 тыс. отборной конницы. Однако донцы, следившие за передвижением татар, вовремя узнали о неожиданном манёвре хана и сообщили об этом воеводе Шереметьеву. Тот, не медля ни минуты, устремился вслед крымским хищникам, движущимся к Туле. Царь, получив от воеводы тревожное известие о татарском нашествии, Немедленно выступил на встречу хану из Москвы.

Таким образом, хитроумный Давлет Гирей сам оказался между молотом и наковальней. Спасли его от полного разгрома письма государевых дьяков, сообщавшим столь радостное известие государевым наместникам. Те же, для успокоения подданных, разгласили это известие среди населения. Часть жителей попала в плен к татарам, и от них хан узнал о грозящей опасности. Не долго думая, Давлет Гирей стремглав бросился назад, в Крым. Но воевода Шереметьев, с русскими полками и казаками настиг татарский обоз и захватил его, взяв огромную добычу, лишив тем самым крымцов 60 тыс. заводных лошадей, 200 аргамаков 180 верблюдов.

Отправив под сильной охраной обоз и конские табуны в Мценск, сам воевода пошёл навстречу хану, имея всего лишь 7 тыс. дружины и донских казаков. В 150 верстах от Тулы произошло первое сражение, где русские войска и казаки наголову разгромили передовой полк ширинских князей, захватив их знамя. Наступившая ночь остановило побоище. Узнав от пленников, что им противостоит лишь горсть храбрецов, Давлет Гирей, боясь потерять лицо, решил остановить бегство и уничтожить ставших на его пути «безумцев». Начавшееся утром сражение длилось без перерывов 8 часов. Несколько раз русские воины и казаки обращали в бегство татар, но турецкие янычары стояли непоколебимо. После ранения воеводы Шереметьева, стойкость русских полков ослабла и под натиском во много раз превосходящего врага они побежали.

Спасли положение Алексей Басманов и Стефан Сидоров, засевшие с 2000 стрельцов и казаков в байраке, и трижды отражавшие пищальными залпами татар и свирепых янычар. Боясь быть застигнутым главными силами русских, Давлет Гирей ушёл в степь, не став преследовать остатки полков Шереметьева и пытаться отбить свой обоз.

***

1556 г. В марте этого года Дербыш окончательно изменил данной Москве шерти (присяге) на верность. Истребив её союзников, он снова подступил к Астрахани с верными ему мурзами и татарами. Он в течение трёх дней пытался выбить стрельцов и казаков, во главе с послом Мансуровым из укреплённого Малого города. Видя неравенство сил, Мансуров ушёл судами на Переволоку, где соединился с донскими казаками, несшими сторожевую службу. Царь, извещённый об этом, отправил 50 казаков с пищалями в помощь верному Москве князю Измаилу. И послал для «Астраханского дела 500 казаков с атаманом Ляпуном Филимоновым сухим путём». Волгой, под Астрахань двинулись на стругах стрелецкие головы Черемисин и Тетерин со стрельцами, а так же атаман Колупаев с казаками. Однако казачий полк Ляпуна Филимонова, двигаясь о двуконь, опередил их, и смело напал на Дербыша, не ожидавшего столь скорого появления донцов. Казаки, перебив многих татар и взяв большой полон, долго преследовали бегущих. Уцелевшие после резни астраханцы признали власть московского государя, но были лишены какой либо независимости и автономии.

После замирения астраханских татар, царь повелел «атаману Ляпуну Филимонову утвердиться у Волги на Переволоке», а сотнику Кобелеву, на речке Иргызе «для оберегания нагаев от русских и крымских нагаев», ибо на реке и в её окрестностях было ещё не спокойно. Так один из отрядов донских казаков, обязанных по воле царя охранять посольства и торговые караваны, пользуясь смутой и мятежом на Волге, прельстился богатыми товарами русских купцов, плывших для торга в Астрахань, напал на них и ограбил. При русском дворе это вызвало недовольство.

Кроме того, нагаи, склоняемые Адашевым к русскому подданству, требовали от царя избавить их от соседства со страшными казаками. Царь, в обмен на присягу верности, обещал оставить на Волге стрельцов и «казаков добрых вам на береженье, в которых воровства нет». В столицу был приглашён атаман Ляпун Филимонов, где его склонили вместе с воеводой Кобелевым изгнать с Волги «воровских казаков». Атаман получил богатые подарки и его пожаловали в чин «сына боярского». Но из этой затеи ни чего не получилось. Казаки, узнав обо всём, немедля сошлись в Круг, где все договорённости его были признаны изменой казачеству и атамана приговорили к смерти и убили. Произошло это драматическое событие в 1557 г.