–, иккво пвач брззай уведьеЭ. – По-гномьи: «Скоро снова будем копать вместе».
– ахтхООн ШШинг! – По-огрски: «Доброй еды!»
– Айййи о-о-о (тут надо взвыть) бек ааау! – На абдеджи: «Я уже по тебе скучаю!»
– Порр оль песс ваддо. – По-эльфийски: «Гуляй в тени».
Я постаралась запомнить эту картину – и птиц, и Саймона.
– До свидания! – крикнула я ему, а он мне помахал.
Рядом с птичником жили огры, но между ними разбили сад, чтобы попугаи не растеряли перышки от страха. Мы немного погуляли среди клумб, и я поучила Чара кое-каким иностранным словам. Память у него была хорошая, но вытравить киррийский акцент было, похоже, безнадежной затеей.
– Если эльфы меня услышат, в жизни не пустят под деревья.
– А гномы дадут по голове киркой.
– Зато есть надежда, что огры-людоеды сочтут меня недостойным своей трапезы.
Мы как раз подошли к их хижине. Двери были надежно заперты, но все равно вокруг хижины, на расстоянии полета стрелы, стояли на посту гвардейцы. Один из огров исподлобья глядел на нас из окна.
Огры – существа очень опасные, и не только потому, что они такие огромные и жестокие. Они с первого взгляда видят все твои тайны и умеют этим пользоваться. И если хотят, мастерски умеют убеждать. Не успеет огр произнести одну-единственную фразу по-киррийски – а ты уже забываешь и про острые зубы, и про засохшую кровь под когтями, и про клочковатую жесткую щетину. В твоих глазах он становится красавцем, хуже того – добрым другом. А к концу второго предложения он очаровывает тебя так, что может делать с тобой что заблагорассудится – сварить заживо или сожрать сырым, если готовить некогда.
–, пвич аоойех жоаК, – пролепетал нежный голосок.
– Слышал? – спросила я.
– На огрский непохоже. Где это?…
–, пвич аоойех жоаК, – повторил голосок, на сей раз с надрывом.
Из ручья всего в нескольких футах от огрской хижины высунулся малютка-гном, едва выучившийся ходить. Мы с огром заметили его одновременно.
Ой, окно же не застекленное, сейчас огр вытянет руку и схватит малыша! Я бросилась к гномику, но Чар оказался проворнее. Он подхватил кроху за миг до того, как из окна высунулась огрская лапища. И отбежал обратно, прижимая к груди отчаянно извивавшегося гномика.
– Дай-ка его мне, – попросила я, решив, что смогу успокоить беднягу.
Чар сунул его мне.
– сзЕЕ фра миНН, – прошипел огр, свирепо глянув на Чара. – миНН ССинг сзЕЕ. миНН тООш форнс. – Потом он повернулся ко мне – уже с другим выражением. Он рассмеялся. – ммеу нгах суСС хиджиНН эМмонг. миНН вадз сзЕЕ уйв. сзЕЕ ААх орт хахдж эт-ССиф сзЕЕ. – От смеха по щекам у него потекли слезы, оставляя в грязи светлые полосы.
А потом он перешел на киррийский – даже не стараясь улестить меня:
– Иди сюда и принеси мне ребенка.
Я держалась. Надо было сопротивляться заклятию. От этого зависела и моя жизнь, и чужая.
От позыва бежать к нему колени у меня затряслись. Я держалась, и мышцы у меня свело, ноги прострелила боль. Гномик запищал и задергался – я так напряглась, что стиснула его.
Огр все хохотал и хохотал. А потом снова заговорил:
– Слушайся моего приказа. Подойди ко мне. Сейчас же.
Ноги сами шагнули вперед. Я остановилась, и меня снова затрясло. Еще шаг. Еще. В глазах у меня потемнело, я ничего не видела, кроме оскалившейся рожи, которая становилась все ближе и ближе.
Глава седьмая
Куда ты?! – крикнул Чар. Он сразу понял, что со мной что-то неладно.
– Мне… надо, – выдавила я.
– Стой! Я приказываю тебе остановиться!
Я остановилась – и стояла, трясясь с ног до головы, а гвардейцы сомкнули строй вокруг хижины. Они нацелились мечами на огра, а тот посмотрел на меня исподлобья, повернулся и ушел в темную глубину хижины.
– Почему ты его послушалась? – потрясение спросил Чар.
Мне было никак не справиться с малышом. Он отчаянно теребил бороденку и пытался вырваться.
–, пвич аззугх фреЧ! – верещал он.
Я сделала вид, что из-за его визга не слышала вопроса:
– Ах, бедняжечка, он ужасно перепугался!
Но Чара было не провести.
– Элла, почему ты его послушалась? Отвечай!
Ничего не попишешь, надо отвечать.
– У него… глаза, – соврала я. – Колдовские… его невозможно не слушаться.
– Значит, они нашли новый способ нас привораживать! – встревожился Чар. – Надо сказать отцу.
Гномик брыкался, заливаясь слезами.
Вдруг его утешат попугайские слова? Если они, конечно, не обидные…
–, фвточор эвтугх брззай иртх иммадбеч эв-тугх брззаЙ, – отважилась я.
Личико у малыша сразу прояснилось, он улыбнулся, сверкнув жемчужными молочными зубками.
–, фвточор эвтугх брззай иртх иммадбеч эвтугх брззаЙ, – повторил он. На круглой младенческой щечке показалась ямочка.
Я поставила его на землю, и мы с Чаром взяли его за ручки.
– Его мама с папой, наверное, волнуются, – сказала я.