Алиса & Каледин

Отключив камеры на пульте управления, он аккуратно стер все записи, фиксировавшие выход на дорогу. В дом удалось проникнуть, не попав под объективы, но кто знает, не допустит ли он такой оплошности после. Это здание он знал как облупленное, поэтому не составило сложности оказаться с другой стороны высокого забора, ко всему прочему, у него имелся ключ. Когда он завершит то, за чем пришел, изобразит взлом – пусть у полиции не возникнет подозрений по поводу ключа. Как в случае с той девушкой-проституткой в Лондоне, в чьей квартире он устроил процедуру. Тупые полицейские решили – он влез через окно с улицы. Наивно. Девушка сама открыла дверь, поскольку давно знала его как доброго знакомого.

Он крепко связал охранника, наложив ему плотную повязку на глаза. Потом, пройдя в комнатку для отдыха, сделал то же самое со вторым сторожем – его даже не пришлось бить по голове, просто приложил ко рту тряпочку с хлороформом, и готово. Он не собирался убивать этих ребят, если только не возникнет необходимость в их смерти. Сегодняшняя процедура займет приличное количество времени, и, более того, от начала и до конца она будет проходить в стенах этого дома. Неизвестно, как начнут вести себя охранники, когда вновь придут в сознание. Во всяком случае, через пару часиков он обязательно спустится вниз и проверит, как у них идут дела. Писатели и киносценаристы изображали обе его ипостаси законченными садистами, но это в корне неправильно. Он с удовольствием избежал бы процедур, если можно было бы обойтись без них, чтобы достичь финала. Но, к сожалению, без них никак не обойдешься.

Закончив приготовления в пункте охраны, он на цыпочках поднялся на третий этаж, безошибочно нашел в темноте знакомую ему спальню, откуда слышалось мерное дыхание, – писательница, пекущая дамские бестселлеры, как пирожки, ложилась спать рано. Завтра у нее ночная тусовка, презентация новой книги «Казуар Двадцать Три» – значит, она обязана хорошо выспаться, ведь на подобных тусовках следует блистать дивной свежестью лица.

Она еще не знает, что не попадет на эту тусовку. Никогда.

Войдя в комнату, он бесшумно приблизился к изголовью большой кровати, где, разметавшись, спала писательница Ксения Смелкова. Шторы были плотно закрыты, не пропуская лунный свет, но его глаза привыкли к темноте, подобно кошачьим. Смочив тряпочку порцией хлороформа, он занес ее над лицом спящей, лежавшей на спине, как по заказу – подставляя ему губы…

В этот момент Смелкова, что-то пробормотав во сне, повернулась на левый бок, ее рука с ухоженными ногтями упала на ночной столик, задев перламутровую кнопку. Вспыхнул яркий свет лампы: шевельнув веками, Смелкова открыла глаза и с удивлением уставилась на лицо в шляпе.

– Это ты? – спросила она хриплым от сна голосом. – Что ты здесь делаешь?

Обеими руками он вплотную прижал тряпочку к ее губам. Она дернулась пару раз, пытаясь вырваться, но совсем-совсем слабо. Доза хлороформа, впрочем, была несильной (в отличие от той, которой он угостил охрану) – примерно через час женщина должна будет оклематься. К тому времени он успеет завершить все приготовления к процедуре – на этот раз она требовала обязательного омовения. Небольшая ванна-джакузи для этого подходила – он не раз бывал в ней. И один, и вместе со Смелковой.

Поставив на пол компактный саквояжик, он раскрыл его и достал голубые мелки, бельевые веревки, черные свечи, мешок из пластика, необходимые артефакты и нож, понравившийся ему своим исключительным качеством еще в Австрии. Если его как следует наточить – вскрывает ларец с первого же раза, скользит гладко, как фигурист по льду.

Глядя на чеканную надпись Blut und Ehre, он вспомнил книгу, выпавшую из рук уснувшего охранника, открытую этим бугаем на банальнейшей фразе:

«Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела широкое лезвие ножа».

Но Смелкова не увидит лезвия: он всегда перерезает горло только после того, как сломает шею. Тем не менее она смогла его узнать, при пробуждении наверняка начнет кричать, обращаться по имени. Господи, да что с ним такое? Сначала оставил слюну на поверхности ларца, теперь вот забыл дома черную маску, когда сорвался, чтобы встретить немецкую сучку Трахтенберг у подъезда, – зря только время потерял. А маска ведь крайне необходима во время процедур.

Когда женщины видят его лицо, они задают ненужные вопросы. Как сейчас.

Глава девятая

Из ада

(22 февраля, среда, Лондон)

Прочитав письмо, Алиса осторожно перевернула пожелтевший листок пинцетом, положив его на гладкую поверхность канцелярского стола – мебель в музее Скотланд-Ярда, вероятно, была столь же старая, как и сам листок. Первое послание Джека Потрошителя состояло из двух страниц и начиналось с канонических слов Dear Boss – то бишь «любезный начальник». Написано оно было пурпурно-красными чернилами каллиграфическим, округлым почерком. Каждый знак обводили долго и тщательно, именно поэтому все буквы даже сейчас просматривались на бумаге очень отчетливо. Возможно, это письмо вообще было написано убийцей не с первого раза. Послание датировано 25 сентября 1888 года и доставлено в Скотланд-Ярд спустя четыре дня – его бросили в самый обычный почтовый ящик на улице. Алиса внимательно смотрела на пронзительно красные строчки, мутневшие и расплывавшиеся перед ее воспаленными глазами.

«У той леди не было времени даже взвизгнуть. Как полицейские смогут меня поймать? Мне нравится моя работа – и я хочу начать все снова. Скоро вы опять услышите обо мне и о моих забавных играх».

Слова написаны с ошибками, но их никто не исправлял. Действительно – либо человек безграмотен… либо он хотел, чтобы его считали таким…

– Сэр, – тихо обратилась Алиса к Гудмэну, тактично читавшему за соседним столом вечерний выпуск «Таймс». – Проводилась ли графологическая экспертиза этих посланий? То есть я хочу сказать, что современные эксперты говорят о характере этого человека, о его психике?

– Да, миледи, – отозвался Гудмэн, отложив газету. – В принципе ничего нового я поведать не смогу. Как вы знаете, существует предположение: Потрошитель делал эти ошибки в письмах намеренно, стараясь сбить следствие с толку и изобразить убийцу безграмотным представителем лондонского «дна». В наше время графологи полностью уверены – твердый и округлый почерк доказывает обратное. От имени Потрошителя письма в Скотланд-Ярд писал человек из высшего общества – несомненно, дворянин. Свидетельства в пользу этого – ВСЕ подражатели Джека тоже являлись образованными людьми, среди них был голландский профессор медицины.

– Я это слышала, – поморщилась Алиса. – Множество исследователей говорили – убийцей мог быть член британской королевской семьи – Альберт Виктор, герцог Кларенский. А три года назад вышла книга «Дядя Джек», где виновным назвали баронета Джона Уильямса, близкого друга королевы Виктории, курировавшего беременность ее дочери. Есть мнение, что он убивал девушек ради врачебных исследований. По-моему, все это попса.

Сэр Гудмэн отрицательно покачал головой. Встав, он подошел к Алисе, держа в руке заботливо прихваченный с музейного стола пинцет.

– Вы знаете, миледи, – заметил британец, склоняясь над письмом. – Тысячи исследователей, подобно стаду слонов, уже вытоптали весь пол в королевских архивах, пытаясь сравнить почерк Потрошителя с письмами герцога Кларенского и баронета Уильямса. Но сенсации не произошло – они никоим образом не совпали. Кстати, рекомендую вам обратить внимание вот на это письмецо, – Гудмэн ловко подцепил пинцетом еще один пожелтевший листок. – Третья, последняя весточка от Джека под названием «Из ада».

«Пасылаю вам палавину почеки каторую взял у женчины, —

вчитывалась Алиса в знакомые с Оксфорда строки, написанные на этот раз кривыми и неровными буквами:

Сакранил ее для вас а другую паловину я паджарил и съел это было весьма фкусна. Вазможно пожже я прешлю вам акрававленый нож каторым ее выризал если вы нимного падождете».

Письмо не содержало подписи truly yours, Jack the Ripper, зато в самом низу кровавым росчерком была накорябана издевательская фраза:

«Паймайте миня кагда вы сможете».

– Я тоже поддерживаю точку зрения – Потрошитель запутывал следствие специально, – жеманно произнесла Алиса, подавляя зевок. – В этом письме число ошибок превосходит все мыслимые пределы, хотя прошлое таких огрехов не содержало. Он притворяется полуграмотным, он хочет, чтобы в это поверили, и для этого старается изменить почерк, сделав его грубым, «неотесанным». Это удивительно – в посланиях до сих пор сохранился красный цвет чернил, которыми писал убийца… их что, реставрировали?

– Нет, миледи, – качнул головой Гудмэн. – Письма написаны изобретенной самим Потрошителем адской смесью – кровью жертв, смешанной с имбирным пивом. Как признавался Джек в первом письме, жидкость «сильно загустела и стала похожа на клей». Трудно в это поверить, но цвет действительно остался неизменным даже спустя сотню лет.

Сэр Гудмэн в легком волнении прошелся от одного шкафа к другому. – Определенно в вашем приезде в Лондон есть промысел Божий, – продолжил он. – Я давно хотел отдать эти письма на одну интересную экспертизу, но лень было писать такое количество бумаг. Как вам известно, половина почки со следами зубов, из которой мы получили частицы его ДНК, принадлежала убитой проститутке Катрин Эддоуз. Теперь мы хотим понять, из крови каких именно девушек он приготовил свои замечательные чернила. Да и саму ДНК не мешало бы проверить еще раз, используя новые технические возможности. Конечно, дело давным-давно закрыто, по сути, это пустая трата денег. Но наше начальство иногда с удовольствием финансирует такие исследования.

Почти не слыша его слов, Алиса, не забывая кивать в такт, погрузилась в чтение второго письма, отправленного убийцей 1 октября 1888 года. Оно было начертано на дешевой открытке – на глянцевой поверхности размазались три кровяных развода, сливаясь в жуткий иероглиф: даже удивительно, что оно дошло в Скотланд-Ярд в таком страшном виде. Джек Потрошитель сообщал – скоро все услышат о его «двойном сюрпризе»: утром 30 сентября он убил сразу двух женщин – уже упомянутую Эддоуз, вырезав из ее тела почку, а также Элизабет Страйд. «У меня не было времени, чтобы отрезать и послать вам их уши», – сожалел Джек. Письмо, впрочем, являлось копией – оригинал из архивов кто-то похитил. Это же в свое время произошло и с самым первым письмом – Dear Boss. Долгие годы оно считалось утерянным, пока 20 лет назад очередной чокнутый имитатор Потрошителя в Амстердаме не прислал это письмо в полицию. Отправителем оказался богатый врач, страдавший раздвоением личности и считавший, что в его тело вселилась душа Джека. Украденное письмо он купил на подпольном аукционе, чтобы соответствовать своему образу. Доктор признался в убийстве шести женщин. Его упекли в лечебницу на всю жизнь, а послание Потрошителя вернули в Скотланд-Ярд, где оно и пребывает до сих пор.

Отложив письмо, Алиса брякнула пинцет на стол. Едва она прикоснулась пальцами к вискам, как почти сразу перед ней возник пластиковый стакан с прозрачной шипящей жидкостью – внутри весело скакали пузырьки.

– Аспирин, – вежливо пояснил Гудмэн. – Я вижу, у миледи болит голова.

«Культурный народ, – с уважением подумала Алиса. – Ноу-хау, все дела. У нас-то уставшей и засыпающей женщине только клофелина охотно подсыпят, чтобы воспользоваться ее беспомощным состоянием, а тут – пожалте». Поблагодарив, она залпом выпила отвратное на вкус содержимое стакана. В голове частично прояснилось, хотя единственное, что привело бы сейчас ее в норму, – это восемь часов нормального сна. Алиса явственно представила себе мягкую кровать в отеле, на которую она упадет прямо в одежде и намертво вырубится, как медведь во время спячки.

– Сэр, – томно выдохнула она. – Как вы отнесетесь к следующему факту – ДНК Потрошителя и охотника за женщинами в Москве совпали? Наше начальство уверено – частицы были похищены из музея Скотланд-Ярда.

Гудмэн засопел, но ничем другим не выказал своего раздражения.

– Миледи, я понимаю, в вашей стране так принято – переспрашивать очевидные вещи по десять раз, – мягко произнес он. – Но, к сожалению, я вынужден повторить: последние десять лет письма и половина почки леди Эддоуз находились в закрытом доступе: на них можно было смотреть, но нельзя прикасаться. Частному исследователю для получения допуска к этим экспонатам надо заверить такое количество бумаг – за один раз на пароходе не привезешь. Мы специально проверили по просьбе вашего департамента полиции, кто запрашивал просмотр письма и почки в последнее время. С середины девяностых годов, когда был произведен тест ДНК, – он вежливо улыбнулся, глядя в лицо Алисе, – не состоялось ни единого визита в музей личности в цилиндре с окровавленным ножом в руках.

– Да, но кому-то ведь удалось похитить пару открыток, написанных Джеком, верно? – резонно возразила Алиса. – Значит, такое в принципе возможно.

– Не соглашусь, – отразил удар Гудмэн. – Письма пропали еще в начале двадцатого века, когда свободно лежали в архивном досье. Скорее всего, их унес кто-то из нечестных констеблей – культ Потрошителя уже начинался, можно было заработать хорошие деньги. Полицейские, знаете ли, тоже люди. С тех пор уцелевшее письмо «Из ада» находилось под семью замками. Про почку я вообще не говорю. Зато свидетельские показания по делу Потрошителя и записи допросов жителей Уайтчепела находятся в свободном доступе, я скопировал их для вас на флэшку. Там есть показания людей, якобы видевших удаляющуюся фигуру в ночном мраке: священник Эндрю Райли, молоденькая владелица продуктовой лавки Элизабет Бэйтс, фонарщик Джереми Беллбоун, повивальная бабка Кимберли Стилл. Всем свидетелям виделся силуэт в развевающейся крылатке, с цилиндром на голове и тростью в руке – худой мужчина невысокого роста. Так тогда выглядела половина Лондона, поэтому немудрено, что Потрошителя не смогли поймать. На этой же флэшке фотоархив по всему делу. Снимки жертв, свидетелей, подозреваемых и женщин, пострадавших от аналогичных преступлений. Помимо смертей, осенью 1888 года произошло с десяток нападений: проституток кто-то внезапно хватал за шею сзади, но они начинали кричать, и атакующий исчезал. Кто знает, был это Джек или уличный грабитель?

Алиса ощутила, что сейчас ей понадобится целая батарея стаканов с аспирином. Она поняла, объяснять начальству в Москве будет нечего.

– Хорошо, – слабым голосом произнесла баронесса. – Но если образцы ДНК Потрошителя из музея Скотланд-Ярда никто не похищал, как вы тогда объясните то, что ее частицы немыслимым образом оказались в Москве?

Впервые за все время их краткого знакомства Гудмэн затруднился с ответом. Он наморщил лоб и уставился на покрытый тонким слоем пыли портрет королевы. Потом, как будто у него на спине нажали невидимую кнопку, британец повернулся к Алисе, улыбаясь ей стандартной улыбкой.

– Все исключительно просто, миледи, – с превосходством заявил Гудмэн. – Вашему начальству не приходило в голову – убийца попросту может быть правнуком Джека Потрошителя, его дальним потомком по одной из линий?

Алиса на секунду задумалась, но тут же решительно затрясла головой:

– Нет. Вы знаете доктора Эрика Гиббенвальда из отдела экспертиз музея?

– Конечно, – моргнул Гудмэн. – Кто ж не знает старика Гиббенвальда?

– Он у нас в Оксфорде преподавал историю криминалистики, – тянула слова Алиса, желая упасть со стула и уснуть прямо на полу. – Я знаю его десять лет. Так вот, я послала доктору факс с данными, полученными при анализе ДНК в Москве, – с трупа одной из жертв сняли частицу слюны убийцы. Он ответил мне: данные АБСОЛЮТНО ИДЕНТИЧНЫ с теми, которые извлекли в Лондоне из надкушенной Потрошителем почки. Они не разнятся даже на долю процента. Сэр Гиббенвальд уверен: таких совпадений не бывает. Я не наткнулась на правнука Потрошителя, сэр. Я встретила самого Джека.

В комнате музея стало слышно, как тикают старинные часы на стене.