Москау. Сказочник (сборник)

Оберштурмфюрер пропустил подколку мимо ушей. Они были дружны достаточно, чтобы позволять себе некоторые фамильярности, – со времён жизни в Берлине, когда оба приняли участие в секретном «Проекте МГ». С тех самых пор Карасик и заикается…

Стереодинамики кинозала терзали уши бравурной музыкой.

– По моим предположениям, раздражение вполне могло начаться и раньше – скажем, после окончания Двадцатилетней Войны. – Жан-Пьер захрустел остатками кукурузы. – В столице об этом не знали. А комендатуры на местах… сначала не обращали внимания, потом – пытались не допустить утечек информации. Ты ведь знаешь, как в Руссланде думают: авось как-нибудь само рассосётся. Но масштаб разросся, скрывать стало опасно. Пошли тайные донесения в Управление имперской безопасности, те подключили гестапо. Создана секретная группа профессоров, началось выяснение причин. Меня привлекли на соответствующем уровне доступа. Я попросту охренел…

– Подожди, – шёпотом перебил его Павел. – О каком раздражении ты говоришь?

– А вот это, дорогой мой, я тебе сейчас и изложу. Причём по пунктикам.

…Парочки, обжимавшиеся по креслам в темноте зала, не обращали внимания на двух алкашей, что-то распивающих на самом верху. Руководство Москау пропагандировало здоровый образ жизни, и плакаты «Ариец не пьёт по утрам» (с тем же Шварценеггером) висели в городе на каждом шагу. Правда, дело касалось крепких напитков – пиво, как национальное достояние и символ Революции 1923 года[13 - Имеется в виду «Пивной путч» – попытка переворота, устроенная нацистами в 1923 году в Баварии. По поводу сигарет: Третий рейх считается первой страной, которая стала бороться с курением на государственном уровне.], получило статус «арийского нектара». Курение аналогично было запрещено – патрули из «службы здоровья» СС жёстко проверяли нахт-клубы: за найденную сигарету полагался штраф в тысячу рейхсмарок. Алкоголь в восьмидесятых годах (во время Двадцатилетней Войны) тоже пытались запретить, Триумвират поначалу постановил: за продажу и употребление шнапса расстреливать. Через сутки приказ отменили – видимо, кто-то объяснил, что в этом случае придётся поставить к стенке почти всё население страны.

На экране грохотали и лязгали танковые гусеницы.

В РейхСоюзе обожали снимать фильмы про войну. И драмы о суровых буднях, и комедии вроде «Бравый фельдфебель Фёдор», и киноэпопеи о битвах. Кассовые сборы не считали, во главу угла ставилось патриотическое воспитание. Чтобы получить из казны вагон рейхсмарок, достаточно было написать заявку в Министерство народного просвещения и пропаганды, указать – в планах создать великое кино о Великой Битве. Счёт подобным шедеврам шёл на сотни: их мало кто смотрел. В частности, фильм «Морской лев», об удачном вторжении вермахта в Британию 11 мая 1942 года и пленении Черчилля, был разбит на две части и обошёлся в 50 миллионов иен. В кинотеатры на просмотр пришло лишь пятьсот человек – режиссёр, команда актёров и все их родственники. Любые ляпы в кино оправдывались – это называли «авторской точкой зрения». Если же кто-то из злобных рецензентов «Фёлькишер беобахтер» ругал шедевр, в Сёгунэ запускали слух: скорее всего, критикует не истинный ариец, а «мишлинг»[14 - Полукровка (нем.) – термин, принятый в нацистской Германии.] – посему и наезжает на прелесть творца.

Павел не отвлекался на происходящее на экране. Он слушал то, что ему говорили.

Очень внимательно слушал.

Пару раз у него дёрнулся левый уголок рта. Хорошо знающий Павла человек сразу бы понял: тот сильно удивлён. Достав платок, он механически протёр бумажный стаканчик.

– Это точно? – дотронулся он до руки Жан-Пьера, прервав монолог.

Вопрос показался идиотским даже ему самому… но не спросить было нельзя.

– Точно, – спокойно кивнул Карасик. – Иначе бы тебя не позвали. Мы слишком долго выясняли источник проблем, но в итоге – засекли. Радиоэлектронная ловушка на месте эксперимента под Новгородом зафиксировала на экранах нечёткий красный силуэт. Выжившие путались в показаниях, но им удалось увидеть его близко, на расстоянии вытянутой руки. От неизвестного объекта исходила сильнейшая энергия, на грани радиации. Этот факт убедил наших спецов: силуэт – и есть раздражитель. Вот почему Триумвират вызвал тебя для разрешения проблемы. Человек это, дух, бог – они не знают. Нужно найти корень зла. Я не хочу даже думать, что именно произойдёт, если ЭТО продлится хотя бы ещё полгода. Покажут рисунок? Здорово. Я его так и не видел, месяц жду допуск, пишу бумаги. Ты прав, гестапо помешалось на бюрократии.

Павел достал эфунк, сделал запись в блокноте.

– У меня натурально крыша едет, – признался он. – Скажу честно, появилась мысль: в одночасье сошло с ума всё гестапо, а не только те трое бедняг, что угодили в специзолятор.

– Я тоже так думал в первое время, – усмехнулся Жан-Пьер. – А потом, когда увидел своими глазами… Ты даже представить не можешь. Д-да, в?в общем, лладно.

Заикание вернулось к нему – так же внезапно, как и исчезло.

– Допустим, – согласился Павел. – Так или иначе я собираюсь лично пообщаться с одним из очевидцев. Мой ранг пока что такое позволяет. Рисунок – это симпатично, но я хотел бы получить описание силуэта из первых уст. Раньше, чем Триумвират и глава имперской безопасности согласуют допуск к изображению. Вернусь в гостиницу, пошлю электронное письмо в гестапо. И спать-спать-спать. Прилягу на боковую до самого утра.

– С-спасибо, что п-принял м-меры, – шепнул Жан-Пьер. – Здесь т-тебя не уз-знают.

Не прощаясь и не дожидаясь конца фильма, он встал и вышел первым – подсвечивая экраном телефона между кресел. Хлопнула дверь. Павел грустно посмотрел на часы.

…Дородная унтер-офицерша по выдаче билетов, щёлкая семечки, лениво проводила Жан-Пьера скучающим взглядом. Ничего удивительного – с эпических фильмов зрители уходят часто. Когда вышел Павел, она побледнела и поднесла руку ко рту… но ничего не смогла сказать. Неожиданно унтер-офицерше вдруг захотелось сделать то, чего она не делала вот уже много лет и совсем забыла последовательность движений.

Перекреститься.

Глава 5

Дайфуку

(переулок Гинденбурга, рядом с магазином «Берлин»)

– Вы бледны. Кожа прозрачная. Синяки под глазами. Может, один бокальчик?

Нет, благодарю покорно. Я говорил уже, вина не пью. А уж в свете дневного происшествия… Зверски болит всё тело. Как будто сначала его тщательно разобрали на винтики, а собрать отдали вдупель пьяному сантехнику. Потом, похоже, по мне проскакал табун лошадей и проехал сельский трактор. Очаровательные ощущения.

– Спасибо, – моргаю я обоими глазами. – Жрец Одина должен отмечать раз в месяц «День вегетарианства» – в память о фюрере, таковы правила. Сегодня я воздам должное капустным котлетам и минеральной воде из окрестностей прекрасного Карлсбада.

Она фыркает и показушно отрезает себе ломтик индейки. Шварцкопфы с глупым фанатизмом следуют кухне, соответствующей их убеждениям. Не покушаются на свинину (разве кто-то задумается, что в легионе «Идель-Урал» или в боснийской дивизии СС «Кама» служат мусульмане), не пьют пива (хоть виноградники Рейна даруют не только сок), отказываются от сочнейших сосисок – даже тех, что из телятины. А учитывая, что фюрер увлекался вегетарианством, особо упёртые шварцкопфы отвергают растительную пищу. Если едят салат, то только с мясом – не утонченную версию альпийского вурстсалата, а варварский вариант под названием «оливье», хотя логичнее было назвать его «Титаник»: овощи и курица, обняв друг друга от ужаса, тонут в море майонеза.

Глотаю минералку. Пузырьки щекочут язык. Моя гостья к ужину оделась значительно откровеннее: в фиолетовое платье, плотно облегающее тело, без лифчика – в вырез видна почти вся грудь. Соски торчат, чуть не протыкая материю. Кондиционер же, холодно.

Бедная, наивная девочка. Ей ещё не надоело?

Шварцкопфы меряют бытие своей меркой. Им кажется, любой священник только и мечтает, чтобы переспать с женщиной, грезит об этом в липких снах, комкая в руках… ну, положим, одеяло. Особенно католик либо православный иеромонах. Вайделоты – высшая каста жрецов древних викингов (так называемые хранители легенд), и если я пожелаю, то заведу гарем из двадцати женщин. Разумеется, только арийской расы, но всё-таки. Постановлением Совета Жрецов Москау служителям Одина, Локки и Тора разрешено жениться на натуральных блондинках – отчасти, конечно, это проблема.

Но спать-то вайделоту можно с кем угодно.

– Самые отвратительные убийцы отличаются сентиментальностью. – Она так терзает зубами индейку, словно та и есть фюрер. – Ваш кумир любил собачек, кушал вегетарианские яства, даже детей обожал… а их родителей он ненавидел. Смешно подумать: Европа управляется призраком, а власти делают вид – да, так оно и надо.

А, вот она к чему. Тут мне сложно не согласиться. После окончания Двадцатилетней Войны рейхскомиссариаты единогласно постановили: фюрер остается верховным правителем империи, невзирая на трагическую смерть. То есть официально он пирует с павшими эйнхериями в Вальгалле, а не пьёт кровь в подземельях богини Хель, владычицы мира мёртвых. Согласно же меморандуму Совета Жрецов, в трансе они могут связываться с Асгардом и общаться с духом фюрера, передавая его приказы. Декреты печатаются готическим шрифтом, с красивым факсимиле. Триумвираты рейхскомиссариатов это вполне устраивает – нет никакой угрозы для личной власти, и всегда есть на кого перевести стрелки… если империей формально руководит мертвец.

– И что в этом ужасного? – отвечаю я нарочито скучным тоном, перемещая в рот кусочек капустной котлеты. – Фюрер находится в Вальгалле всего-то ничего, а вашего Христоса уже две тысячи лет в глаза не видели… кроме парочки шизофреников. Не смущает? Вы же без проблем верите на слово, что именно он из облаков управляет Вселенной. Хотя документальных доказательств бытия Иешуа из Назарета нет, кроме «Иудейских древностей» Флавия. Пусть он и упомянул о смертном приговоре для Иисуса, но в летописях и в личных записках Понтия Пилата, да будет вам известно, нет ни слова о казни, не говоря уж о так называемом воскрешении. Да и можем ли мы доверять Флавию в этом щекотливом вопросе? Он ведь, не к столу сказано, семит…

Я прикусываю язык. Ой. Перестарался.

Девушка швыряет вилку на блюдо с японским десертом дайфуку. Звон металла о фарфор звучит погребальным колоколом. Боги великие, Один и Тор, спасите – теперь начнётся.

– Вы не задумывались – куда вдруг исчезли семиты и ромаль?!

Ах, это? Ну что ж, этого я как раз и ожидал.

– Уехали в Африку на Хрустальном поезде, – невозмутимо отвечаю я. – Как будто вы сами не знаете, об этом можно прочесть даже в учебниках начальных классов. Совершенно законная депортация, единогласно принятая рейхстагом, за неё выступили деятели культуры. Африке придан статус «самоуправляемой колонии» – чёрный континент, исключая Эфиопию, Марокко и Египет, а также Южно-Африканский Союз, окружён бетонной стеной с минными полями, обнесён колючей проволокой. Оттуда вывезены чиновники, выведены войска – африканцы предоставлены самим себе. Да, полагаю, пассажирам Хрустального поезда пришлось нелегко. В Африке нет ни Сёгунэ, ни телевидения, а улицы разрушенных городов поделены между дикими племенами… Голод, эпидемии, неизвестные науке вирусы. Но разве высылка не гуманнее, чем казнь?

Лицо девушки медленно покрывается красными пятнами.

– Их всех убили, – она чеканит слова едва ли не по слогам. – И семитов. И ромаль. И яой. И наркоманов. И даже душевнобольных. Почему ни в одном рейхскомиссариате нет ни единой психиатрической больницы, а профессия психиатра сделалась подпольной, сродни занятию торговца табаком? Если человек заболел шизофренией, родственники прячут его, так повелось с сороковых годов. Иждивенцы – балласт общества, и к этому нас немцы приучили удачно. Да, сейчас шизофреников, яой и юри[15 - Обозначение геев и лесбиянок в манге и анимэ. Ввиду популярности всего японского в Третьем рейхе, употребляется в бытовых разговорах.] не убивают открыто, а депортируют в Африку через спецпункты – ворота в бетонной стене… И в чём тут отличие от смерти? Ещё живы старики, подтверждающие: функционировали лагеря, где миллионы людей испепелили в печах и отравили газом, как крыс. Вам что-то говорят слова – Аушвиц, Заксенхаузен, Бухенвальд, Дахау? Монстры, перемоловшие целые тонны костей. В Руссланде немцы сжигали деревни, расправлялись с заложниками в специальных автомобилях-«душегубках». Половина из нас была обречена на уничтожение, половина – на существование в качестве рабов для сельского хозяйства при фрицевских колонистах.

– Этому нет никаких доказательств, – поспешно заявляю я. – Только слухи…

Ужин испорчен окончательно и бесповоротно. С ней это не редкость.

– Конечно, – горько усмехается она. – Теперь такие вещи – некомильфо. У нас режим диктатуры, но всем правителям хочется казаться с виду твёрдыми, а на поверку мягкими – как банан. Триумвират не признается: половину планеты фюрер собирался пустить на удобрения. Загодя, в семидесятых годах, провели тотальную чистку. Документацию концлагерей, архив СС и гестапо измельчили в папирвольфах[16 - Бумажный волк (нем.) – бумагоизмельчитель в офисе.], печи крематориев переоборудовали в булочные, а газовые камеры – в душевые. Когда последовательно врёшь каждый год, люди начинают верить: рецепт доктора Геббельса. Исследователи-латыши из рейхскомиссариата Остланд не устают писать в «Фёлькишер беобахтер», мол, в «трудовых пунктах» заключённые получали зарплату, работали кинотеатры, бордели и даже футбольные клубы, а в итальянских концлагерях вдобавок функционировала бесплатная доставка пиццы. Поди докажи – всех бывших узников обязали свести с руки татуировку с лагерным номером. Триумвират открыл формулу успеха. Надо погрузить людей в сплошное потребление, тогда не придётся никого завоёвывать, у них атрофируется сама способность мыслить. Если бы фюрер был умнее, он вместо оккупации Руссланда построил бы там сеть кауф-хофов[17 - Шопинг-центр (нем.).] «Драккен» со стереокинотеатрами. Когда мозги используются только для отдыха – они превращаются в кашу.

Я увлечённо жую безвкусную котлету – скорее для вида. О Хель, владычица ада… Эти шварцкопфы такие правильные, что прямо диву даешься их тонкой душевной организации. Ну да, кауф-хофы и кино – это плохо, ибо отключают мозги. Но кабы существовал, как в 1939–1984 годах, режим военного национал-социализма с хлебными карточками, маргарином вместо масла и сахарином вместо сахара, – думается, шварцкопфы первыми бы взвыли о жутком Триумвирате, морящем жителей голодом.

– Послушайте, а есть ли смысл спустя семьдесят лет тащить из шкафа ворох скелетов? – запиваю я капусту минеральной водой. – Татары тоже когда-то прошлись по Руси, как паровой каток, – разграбили города, устроили в церквях конюшни, насиловали в каждой деревне женщин… И что, кто-то в Руссланде мечтает отомстить им за геноцид, ночей не спит? А французы? Армия Наполеона сожгла Вильно, Смоленск, Москау – и результат? Руссландцы обожают культуру Франции. И пусть в Париже с сорокового года всем заправляет отдел моды СС, под бессменным руководством оберфюрера Лагерфельда и его помощника Хьюго Босса, – любая дамочка с радостью отсидит месяц в карцере гестапо за флакон французских духов. Даже если допустить совсем фантастическую версию, что Руссланд победил Германию, у нас через полсотни лет царил бы мир-дружба-сосиски. Мы всегда обожаем тех, с кем воевали, но терпеть не можем ближайших соседей. Взять тот же рейхскомиссариат Туркестан. Я когда вижу их легионеров на улицах, первая мысль: «И где справедливость, эти чурки тоже арийцы?»

Девушка молчит. Она борется с желанием желудка. С одной стороны, ей страшно хочется съесть дайфуку. С другой – мы, как обычно на ужине, ведем политический спор.