Полковнику никто не пишет. Шалая листва. Рассказ человека, оказавшегося за бортом корабля

И предложил свой выход. Все с ним согласились.

Вечером, когда полковник вернулся домой со свертком под мышкой, жена не смогла скрыть разочарования.

– Не получилось? – спросила она.

– Не получилось, – подтвердил полковник. – Но это уже не важно. Ребята сами вызвались кормить петуха.

* * *

– Подождите, кум, сейчас я дам вам зонтик.

Дон Сабас отворил шкаф, встроенный в стену конторы и скрывавший беспорядок внутри: горы сапог для верховой езды, стремена, поводья, алюминиевый ящик со шпорами. В его верхней части висело с полдюжины черных зонтов от дождя и разноцветный дамский зонтик от солнца. «Следы минувшей катастрофы», – подумал полковник.

– Спасибо, кум, – сказал он, опершись на подоконник. – Лучше я подожду, когда он перестанет.

Дон Сабас не стал закрывать шкаф. Он выбрал себе место за письменным столом с таким расчетом, чтобы до него доходила прохлада от электрического вентилятора, и вынул из ящика обернутый ватой шприц для подкожных инъекций. Полковник смотрел на миндальные деревья, которые сквозь дождь казались свинцовыми. Улица оставалась пустынной.

– Из этого окна дождь смотрится совершенно иначе, – сказал он. – Как будто он идет не здесь, а в каком-то другом городе.

– Дождь есть дождь, откуда бы вы на него ни смотрели, – возразил дон Сабас. Он кипятил воду для шприца прямо на письменном столе, покрытом стеклом. – Сплошное дерьмо, а не город.

Пожав плечами, полковник прошелся по комнате; пол выложен зеленой плиткой, мебель обита яркими тканями. В глубине конторы беспорядочно громоздились мешки с солью, бурдюки с медом, седла. Дон Сабас смотрел на полковника отсутствующим взглядом.

– На вашем месте я бы так не думал, – сказал полковник. Он сел, скрестив ноги, и обернулся в сторону письменного стола, за которым сгорбился маленький человечек – расплывшийся, с дряблой кожей и лягушачьей тоской в глазах.

– Вам надо показаться врачу, кум, – сказал дон Сабас. – У вас слишком мрачное настроение после похорон.

Полковник поднял голову.

– Я чувствую себя совершенно нормально.

Дон Сабас ждал, пока закипит вода.

– Если бы я мог сказать то же самое о себе, – вздохнул он. – А вы счастливчик, вы даже медные шпоры можете съесть. – Он внимательно рассматривал свои руки, заросшие волосами и усеянные бурыми бородавками. На безымянном пальце помимо обручального кольца он носил перстень с черным камнем.

– Да, могу, – признал полковник.

Повернувшись к двери, которая вела в жилую часть дома, дон Сабас позвал жену. Потом страдальческим голосом стал рассказывать о своем режиме питания. Он вынул из кармана рубашки маленький флакон и выложил на стол белую таблетку величиной с горошину.

– Сплошное мучение – все время таскать их с собой. Будто носишь в кармане смерть.

Полковник подошел к столу, взял таблетку и разглядывал ее на ладони до тех пор, пока дон Сабас не предложил ему попробовать.

– Их кладут в кофе, – объяснял дон Сабас. – Это как сахар, но без сахара.

– Понятно, – сказал полковник и почувствовал во рту сладковатую горечь. – Как колокольный звон, но без колоколов.

Как только жена сделала дону Сабасу укол, он облокотился о стол и закрыл лицо ладонями. Полковник не знал, куда себя девать. Женщина выключила вентилятор, поставила его на сейф и направилась к шкафу.

– Зонтики почему-то напоминают мне о смерти, – сказала она.

Полковник ее не слушал. Сегодня он вышел встречать почту в четыре часа, но дождь заставил его укрыться в конторе дона Сабаса. Когда загудели катера, дождь все еще не прекратился.

– Все представляют себе смерть в виде женщины, – продолжила жена дона Сабаса. Она была выше и плотнее мужа, с волосатой родинкой над верхней губой. Голос ее походил на жужжание вентилятора. – А по мне, так она совсем другая. – Жена дона Сабаса закрыла шкаф и обернулась, перехватив взгляд полковника. – По-моему, она похожа на какое-то животное с копытами.

– Возможно, – согласился полковник. – Чего только не бывает на свете.

Он думал о том, что почтовый инспектор в клеенчатом плаще, должно быть, уже запрыгнул на катер. Уже месяц, как полковник сменил адвоката, и теперь у него были все основания надеяться на ответ. Жена дона Сабаса продолжала рассуждать о смерти, пока не заметила, что полковник ее не слушает.

– Я вижу, кум, вы чем-то встревожены, – сказала она.

Полковник очнулся.

– Да, кума. Я смотрю, уже пять, а петуху до сих пор не сделали укол.

Его слова поразили женщину.

– Укол петуху! Можно подумать, он – человек! – воскликнула она. – Какое кощунство!

Дон Сабас потерял терпение и, побагровев от гнева, прикрикнул на жену:

– Закрой рот хотя бы на минуту!

Она и в самом деле закрыла рот ладонями.

– Ты уже битых полчаса изводишь кума своими глупостями.

– Вовсе нет, – попытался возразить полковник.

Женщина хлопнула дверью. Дон Сабас вытер шею платком, надушенным лавандой. Полковник вновь подошел к окну. Дождь все не утихал. Безлюдную площадь торопливо перебегала курица на длинных желтых ногах.

– Петуху действительно делают уколы?

– Действительно, – подтвердил полковник. – На будущей неделе начнутся тренировки.

– Это просто безумие, – сказал дон Сабас. – Не представляю вас за этим занятием.

– Согласен, – сказал полковник. – Но это не повод для того, чтобы свернуть петуху шею.

– Безумие, – повторил дон Сабас. Его тяжелое дыхание напоминало полковнику звук работающих мехов, потухший взгляд вызывал сочувствие.

– Послушайте моего совета, кум, – сказал дон Сабас. – Продайте вы этого петуха, пока еще не поздно.

– Никогда не бывает слишком поздно, – сказал полковник.

– Будьте благоразумны, – настаивал дон Сабас. – Одним махом убьете двух зайцев: во-первых, избавитесь от всех этих забот-хлопот, а во-вторых, положите в карман девятьсот песо.

– Девятьсот песо! – воскликнул полковник.