Письма стареющего селадона

Я знал, что она заплачет. Она заплакала. «Миленький, разве тебе плохо, ведь к тебе никаких требований: приходи, когда хочешь, еби, сколько хочешь, мне уже было хорошо, я уже почти поправилась».

Последнюю фразу надо пояснить. Тогда, в 1978 году, сексология была уже признана в СССР и формировалась как наука. Уже Игорь Кон ездил по стране, читал обзорные лекции по психологии пола, уже понемногу в лекциях звучало запрещённое имя Фрейда, говорили о психоанализе, фрейдизме. Уже мы, старшекурсники мединститута и молодые врачи, говорили, что для лечения невроза нужна регулярная половая жизнь, нужна удовлетворённость в сексе… Я внутри себя свои походы к Егисапет оправдывал этим самым лечебным соитием. Я себя убеждал, что как врач имею моральное право, ведь это на пользу пациенту…

В тот день я был неумолим, что очень не соответствовало моему характеру. Я ушёл. Правда, через два месяца, уже попробовавшая глубины чувственности плоть взяла своё. Я позвонил. Она была рада. Я зашёл уже как к старой любовнице. Мы поболтали, потрахались, я ушёл. Я заметил, что моя фотография стояла там же за стеклом.

Post scriptum

Это всё закончилось в августе 1979 года, когда я с корочками врача-терапевта уехал домой. Там я по направлению министерства поступил на работу врачом-рентгенологом. Но, ещё не имея специализации, стал вести пару палат в терапевтическом отделении. Примерно через две недели на работу в это же отделение вышла из отпуска Л.М., моя будущая жена. Тогда мы с ней и познакомились…

Письмо 4

Сервус, пани Донара!

Работа над письмами идёт полным ходом, она меня завлекает, окунает в глубины эмоциональной памяти, иногда отрезвляет и укоряет, ведь, пальцев рук недостаточно для подсчёта обласканных, приходится привлекать стопы. Одновременно с этим, я терпеливо, но с предвкушением сильных впечатлений, жду твоих рассказов.

Я начну это письмо с моего созревания.

Я, как ты помнишь, младший брат двух старших сестёр, а это значит, что при моей природной чувственности, я не смог бы избежать соблазна возможности подглядывать за своими сёстрами. Вуайерист, а по-русски соглядатай, подглядывающий, подсматривающий. Да, я соглядатай по жизни.

Самое сильное впечатление моё было, когда я, проходя из комнаты в кухню, заглянул в дверную щель ванной, которая плотно не прикрывалась, а на щеколду нам, детям было запрещено запираться. Мне было тогда, наверно, лет одиннадцать, я тогда ещё не дрочил. Старшей сестре было в ту пору 16 лет, она была по возрасту развита, с хорошей грудью, тонкой талией и пышным черным кудрявым треугольником внизу живота.

В этом возрасте мы уже подробно рассматривали «Данаю» Рембрандта, «Обнаженную перед зеркалом» Веласкеса, «Обнаженную маху» Гойи, уже попадались кустарно сделанные игральные карты из фотографий голых женщин, но везде промежность скрывалась, и что там и как выглядит, оставалось тайною тайн.

Я всегда ухитрялся хоть разок, да глянуть в дверную щёлку, запомнить образ «пизды», испытать непонятные, необъяснимые, тревожно-манящие, зовущие куда-то ощущения. И в одну из таких попыток я застал сестру в таком положении: она сидела на табуретке, левая нога опиралась на бортик ванны, и вся промежность была открыта взору! Я увидел вместо привычного треугольника черные заросли, густо покрывавшие всё между бёдер. Это было открытие, новое знание для меня! «Вот она какая! Какая мохнатая, тёмная…» Этот образ у меня до сих пор в памяти.

Я подсматривал за сёстрами всё время, когда это получалось. Помню, что всегда, меня охватывало волнительное сердцебиение. Иногда я бывал разоблачён с гневными окриками, но чаще всё проходило успешно. Со временем дверь ванной стали запирать, но я высверлил незаметную дырочку на уровне таза, заглядывал в ограниченное пространство в ожидании, что в поле зрения попадётся «приманка людей». Помнишь, у Пушкина:

«Корсетом прикрыта

Вся прелесть грудей,

Под фартуком скрыта

Приманка людей».

Однажды, видимо, почувствовав, что я подсматриваю, сестра вышла из ванной (мы были дома одни) и говорит мне: «Не надо подсматривать. Хочешь, я покажу, но, чтобы больше не подсматривал?»

Я всю жизнь думаю, вспоминая этот эпизод, что могло быть потом, если бы я сказал: да! Но я сказал: нет (какая жалость!), и всё осталось как прежде.

За младшей сестрой, мне редко удавалось подсматривать. Она разоблачала мою конспирацию ещё в зародыше.

Совсем другое, противоположное, но тоже очень яркое впечатление подросткового периода. Как-то в подъезде меня перехватили друзья, соседские ребята, и затащили в однокомнатную квартиру братьев-крепышей нашего околотка. Гарик был моим сверстником, а Гагик старше на два года, он был могучим, хоть и ниже нас ростом, мог поднять любого как гирю, ухватившись за ремень, на вытянутую руку.

Родителей не было дома, нас набралось ребят шесть с разницей в возрасте год-два, все из нашего и соседнего подъезда.

– Покажи-ка хуй, посмотрим. – Ребята сами были с раскрытыми гульфиками и торчащими колами. Я обратил внимание, что все мы разные, у кого-то тонкий изогнутый кверху, у кого-то прямо торчащий карандаш. Мы померились размерами, поразглядывали друг друга, я получил одобрение сверстников, мол, приличный пестик, чуть кривоватый, но толстый.

Я прошёл на кухню посмотреть на Гагика. Он был совсем без одежды, с мощным торсом, бицепсами, с огромной горизонтально торчащей дубиной, расхаживал по кухне, подрачивал слегка и приговаривал: «Позовите Сильву, отъебу! Позовите Стеллу, отъебу!» Он перечислял всех старших девчонок нашего двора и молодых тётушек, стягивал крайнюю плоть, обнажая головку не скажешь иначе как «охуенного хуя»! Я помню эту картину и сейчас. Это был Его Величество Фаллос! Гагик мог бы соперничать с самим Рокко Сифреди.

Еще одно яркое впечатление. Я после душа стоял в ванной, ещё мокрый, с эрегированным гордо загнутым кверху пенисом, пытался разглядеть себя в профиль в зеркале, выпячивая живот вперёд, чтобы попасть в отражение, – и в этот момент мама распахнула дверь! Пока мы ещё были подростками, мама всегда заглядывала в ванную, мало ли что могло быть – газовая колонка, горячая вода, скользкий пол. Я оцепенел, успел осознать, что эрекция моя в мгновение стала ещё твёрже, кажется, даже дыхание остановилось. Я только уловил, что мама взглядом скользнула по моей срамоте и, молча, закрыла дверь.

Сейчас я знаю, что в мыслях мама могла только порадоваться, что её сын – нормально созревающий юноша. А тогда я несколько дней тушевался, избегал попасть на глаза маме, думал, отчитает меня за аморальность. Это было больше пятидесяти лет назад.

***

Донара, я написал тебе пока о четырёх женщинах. Пятой в моей жизни стала та, которая позднее согласилась выйти за меня замуж. Супружеская жизнь – это всегда целый роман. Для тебя я освещу только один пласт нашей жизни.

Примерно через полгода, как мы стали коллегами, я влюбился. А ещё через полгода у нас, как сейчас говорят, завязались отношения. Мы стали любовниками. Она – опытная женщина 32 лет с двумя мальчиками, я – 25-летний молодой врач, с небольшим сексуальным опытом и огромным запасом нереализованных гормонов в яйцах.

Мы приспосабливались друг к другу почти год. Первый двухнедельный отпуск мы провели в одном курортном городе Северного Кавказа, жили в гостинице. Это было время абсолютного счастья для меня – иметь возможность весь день и всю ночь предаваться любви без ограничения.

Сначала мы принимали душ вместе, но мылили друг другу только спину. Потом я упросил, чтобы мы намыливали друг другу промежность. О, это дивная вещь, это ещё не взаимная мастурбация, но уже не петтинг! Какое-то время ушло на то, чтобы мы подошли к взаимным оральным ласкам в позе 69. Я постепенно стал давать предпочтение не классическим позам, таким как рабоче-крестьянская или раком, а другим: она на боку – я сзади, она на животе – я сверху, а также, лёжа на спине, головой в разные стороны, скрестившись промежностями, пропустив ноги к плечам другого, взявшись за руки, без амплитуды движений, только потягивая друг дружку одновременно на себя, мы тёрлись пушистым срамом и доводили себя до оргазма.

Я говорил ей, что не могу больше раза кончить. Она посмеивалась, потом молча, без разговоров, снова доводила меня до пика сладострастия. В один день у меня было четыре извержения!

Она раскрепощала меня больше как мужчину-личность, не разрешала грубости и похабности в её понимании. Нельзя было произносить слово «сосать», «лизать», «дрочить» и другие, – можно было это делать, но не говорить. Вообще, между нами в сексе было очень мало слов, всё понималось или интуитивно или по движениям тела и мимике.

Как-то я спросил, о чём она мечтает, чтобы я с ней сделал? Она ответила: «Хочу, чтобы ты всю ночь был во мне!» Я лежал на ней всю ночь, совершая медленные фрикции, пульсировал, поддерживал свой стояк поцелуями, мыслями, иногда проваливался в дрёму, но как-то умудрялся держаться на локтях. Так вся ночь и прошла в перманентном соитии!

За эти все годы я не смог её уломать на видеосъёмку. Говорил, вот станем мы дряхлыми и немощными, тогда будем смотреть, какими мы были молодыми, сексуальными и злоебучими! – Нет, ни за что!

У нас сложилась полная гармония, мы физически подходили друг к другу, и со временем мы приспособились функционально. Тут нельзя ничего добавить к высказыванию, что знание, намерение и практика всегда приведут к желанному результату. У нас был разнообразный секс. Мы иногда пробовали содомию – анальный коитус. После первого преодоления болезненности входа, её начинала забирать страсть. И, скажу тебе, до такой степени, что ничего сильнее этого не было. Она своей рукой, сильно надавливая, водила моими пальцами по клитору, чтобы была двойная разрядка. Когда мы бывали совсем одни, она в этот момент громко стонала, и я орал, изливаясь в прямую кишку!

Мы это делали редко, может три-четыре раза за год. Так и нужно, иначе расслабляется анальный сфинктер. Всё, что разнообразит секс, обогащает его, не должно стать довлеющим, даже если этого хочется. Это и есть культура секса.

Были у нас и эксклюзивные случаи. Мы как-то гуляли за городом, на опушке леса. Были мягкие зимние дни, по-видимому, декабрь. Пошёл снег крупными липкими хлопьями. Я открыл зонт. Мы всегда, будучи на природе, заходили за какое-нибудь дерево и я, стоя сзади, чуть наклонив мою благоверную, ритмично вдалбливал пестик в ступу. Всё было как всегда и в этот раз, только я правой рукой держал зонт, а левой – талию моей законной. По приближению моего истечения, милая быстро поворачивалась, приседала на корточки и принимала мой бальзам в рот, иногда сглатывала, иногда сплёвывала. Я в эти моменты вспоминал, как она рассказывала, что после нашей женитьбы сотрудницы поначалу с юмором спрашивали: что, доктор, армянская глюкоза сладкая? Поэтому, когда она, морщась, выплёвывала моё семя, я передразнивал: что, не сладкая армянская глюкоза?

В другой раз, я поехал встречать её в аэропорт на машине друга. На обратной дороге захватили ещё одного друга, он сел вперёд, а мы вдвоём на заднем сиденье «Жигулей». Мы расстались только на неделю, а кровь уже бурлила. С дороги она была, конечно, уставшая, и прилегла на бок, подогнув ножки, положила голову мне на колени. Сразу сработал мой рефлекс, я завёл руку под платье, протиснул палец за трусики и стал ритмично поглаживать вход в жемчужный грот. Она едва сдерживала себя, прошептала: я вся мокренькая. Я по-тихому вынул из брюк железобетонного шалуна и вложил ей в приоткрытый рот. Эмоции наши были на пределе, друзья на переднем сиденье вели оживлённый разговор между собой, я, зная, что моё лицо отражается в зеркале заднего вида, пытался изображать невозмутимость, и тут как потекло-о-о!..

Мы 15 лет ежедневно предавались любви в той или иной форме. За год могло набраться три-четыре дня пропуска, но были и дни «двух палок». Потом, когда пошли болезни, операции, соития наши стали реже, у меня со временем поостыла прыть, я стал давать предпочтение мастурбации, внебрачным связям. И вот, как результат, уже больше пяти лет, между нами, ничего нет. Это могло бы быть, если бы жена меня постоянно поддерживала, то оральными ласками, то руками, но она хочет видеть того злоебучего молодого самца, у которого всегда на неё стоял член.

Но того меня больше нет. Тот поезд уже уехал.

Письмо 5

Любезная моя пани Донара, kezеt csоkolom!

Сейчас я вступаю на зыбкую почву, где в жизни взрослого человека всегда присутствует тайна, интрига, сокрытие, двуличие, обман, одним словом, адюльтер. Я сознательно избегаю слова измена. Её значение расплывчато, имеет много оттенков, оно привнесено в социальную жизнь общества с религиозной и юридической целью. В первом случае ей отводится роль греха, во втором – провинности. И там, и там неизбежно наказание. Сама понимаешь, как обширна эта тема, которая перетирается столетиями в пересудах людей, в литературе, кино, на бесконечных телешоу.

Мы с тобой отойдём от порочной практики судить чужой поступок, мы не будем давать событиям оценки, мы будем их вспоминать друг для друга, понимая, что это часть большой жизни, в которой может быть всё. Я расскажу, как я запомнил то, что было в моей жизни, а ты прочтёшь и скажешь себе: «Надо же, ведь как бывает!» И сама расскажешь что-то своё.

Мара

Её полное имя Тамара. Но в школе для удобства мы её звали Марой. Она училась в параллельном классе, а в девятом после перетасовки мы оказались в одном 9 «В». Мара была неплохо сложена, чуть широка в талии, плотненькая, с ровными ножками и развитыми икрами, что редко для армянки. Смуглая, черноволосая, её отличали черные усики. В то время депиляция или обесцвечивание были редкостью, а в школьном возрасте этого делать было никак нельзя. В общем, девушка как девушка, у меня были другие объекты обожания. Но среди парней нет-нет, да вылетит тайная информация. Кто-то сказал после школьной вечеринки: «Андрей в углу Мару зажимал». Ага, значит можно!

Как-то уже в 10-ом классе мы собрались не в школе, а у одного из ребят дома, а дома вольготнее. Придумали такую фишку, что во время танцев вдруг на минутку неожиданно выключается свет. Вольница целую минуту! А я как раз с ней топтался в медленном танце, немного касался грудью её груди, животом живота, разбухшим гульфиком невзначай касался бёдер. Свет выключили, темень, я впился губами в её губы и сильно прижал к себе, чуть не задушил. Свет включили, мы как ни в чём не бывало топчемся в такт, боясь посмотреть друг другу в глаза…

Это был первый эпизод, связанный с Марой. И это было в первый раз, когда я целовал в губы. Просто прижимался губами. Вся Камасутра поджидала меня в третьем десятилетии жизни.