Вечер приближался к концу. Ребята и сегодня крутили трек «Звёздочка моя ясная» – не успели отрепетировать. Но молодёжь принимала на ура этот медляк и под пластинку. Я же рассматривала публику, есть ли новые интересные лица.
Когда все разошлись, я поднялась к ребятам на сцену.
– Слушайте, с Элвисом прямо в десяточку для новогоднего вечера. Успеете отрепетировать?
– Эх, драйва рок-н-ролльного всё-таки не хватает нам. Вот ты потанцевала перед нами под «Шизгара», и драйв сразу появился, – ответил Андрей, самый разговорчивый из музыкантов. – Зажигалочка нужна перед сценой, типа дирижёрской палочки. Или вот как в цирке: есть подставные лица в зрительном зале, их потом приглашают на сцену, и все рукоплещут, как всё славно получилось! Вот и нам нужна поддержка из зала, как сегодня с «Шизгара».
– Ох, ребята, на комбинате я пас. В клубе – да завсегда, пожалуйста! Но на комбинате – увольте. Но уверяю, там будет много девчонок из разных городов, более продвинутых в танцах, чем здешний контингент: кто-нибудь станцует и перед вами на «дирижёрском пульте». Кстати, а почему ваш город так закис в танцах?
– Так телевизоры-то у нас в лучшем случае у тридцати процентов семей. Где местной молодёжи увидеть модные танцевальные направления? – разъяснял мне непонятливой ударник Андрей. – В область, что ли, на танцы ездить?
Да, кстати! Телевизора нет ни у Капы, ни у Люси в семье. Тогда понятно, почему молодёжь до сих пор топчется под «два прихлопа, три притопа».
– Николай, мне кажется, вашу первую вступительную композицию можно поменять на «Шизгару». Как думаете? – мне не хотелось казаться навязчивой, но «два притопа, три прихлопа» я категорически не могла больше слышать.
Николай достал из сумки очередную бутылку вина и разлил по стаканам.
– Не-е, Лина, не все приходят к началу вечера, и будет жаль, если пропустят «Шизгару». Подумаем, чем заменить вступление. Завтра придёте? У нас ещё есть сюрприз. Оставили на сладкое.
– Приду, конечно! Я теперь с вами до завершения новогодней вечеринки на комбинате.
– А дальше?
– А дальше не знаю. Может быть, иногда, эпизодически.
Мы попрощались.
Без царя в башке?
Люся и Виктор поджидали меня возле клуба. Поодаль через дорогу стоял Алексей. В клубе он не появлялся. Увидел меня на выходе и быстрым шагом подошёл.
– Привет, малышка! Думал, если сегодня не увижу, то завтра в дом к тебе припрусь, не выдержу… Ну запала ты мне в душу! Прошедшая неделя вообще годом показалась.
– Привет! А сегодня коньяк не пил? – с иронией спросила я.
Он больно сжал мне руку:
– Что же ты такая ершистая? На любую реплику насмешливый отпор.
Мы подошли к Виктору с Люсей. Парни поздоровались рукопожатием.
– Привет, Алексей! Хорошо, провожатый добавился. Одному возвращаться тоскливо, – Виктор придерживал Люсю за талию.
В сторону Волги пошли через парк. Тропинки на спуске к пристани скользкие как каток, и Алексей взял меня под руку. Мы отстали, чтобы не мешать милому воркованию сложившейся парочки.
– Чем занят по жизни? – спросила я, чтобы хоть что-то сказать.
– Полтора месяца назад дембельнулся. Работаю наладчиком оборудования на молокозаводе. Хочу поступать в Высшее мореходное училище в Ленинграде. После школы не успел: шалопай и второгодник окончил её в восемнадцать лет и сразу же призвался на флот.
– В Ленинград? А почему не в соседний район? Анатолий учится в авиационном институте и каждую неделю на выходные домой ездит. Разве плохо? Мореходка там тоже есть.
Алексей задумался… Долгая пауза.
– Знаешь, меня в Романовске никто и ничто не держит: ни семья, ни работа. И перспектив никаких. Соседний район – тоже не выход.
– Да? А мне, наоборот, видится, в городе есть что развивать, куда расти. Для себя я нахожу много положительных моментов, почему хотела бы здесь жить.
– Возможно, на правом берегу из-за расширения комбината перспективы и есть, но не на Левобережье: здесь всё замерло на уровне прошлого века.
– А что мешает устроиться на комбинат? Наладчики станков и там нужны. Наверное, и зарплата повыше. И есть возможность получить место в общежитии, если с родителями жить не хочешь.
– Никто из левобережных на комбинате не работает. Ну, почти никто. А добираться в такую даль каждый день пешком – надо очень любить свою работу. А представляешь, зимой тащиться из комбината в полной тьме, чтобы прийти домой, заглотить ужин и лечь спать. И так вся жизнь. Общежитие местным не дают: нам же есть где жить и прописка имеется. Деревенским дают, а городским – нет.
– Алексей, у тебя упадочное душевное состояние. Так жить нельзя. Ты сам себя настроил на такую безнадёгу. У меня столько восторга от Левобережья, столько позитива получаю. Ну, мал тебе городок, переберись в столицу области. Получишь общежитие или снимешь квартиру. Нельзя руки опускать…
– Малышка, моя мечта в море уйти. Не простым матросом, а офицером. Матросом я уже находился…
– Значит, летом в Ленинград на вступительные экзамены?
Он остановился, подхватил меня и приподнял.
– Если будешь рядом, никакой Ленинград мне не нужен. Всю жизнь переверну, перекрою, чтобы чего-то сто?ящего добиться. Да, цели в жизни у меня не было. Как-то всё впустую. Ну живёшь и живёшь, хлеб жуёшь. И вдруг ты… звезда моя путеводная…
О-о-о, как завернул со звездой, фантазёр! Так вот, значит, что имел в виду Анатолий, когда говорил, Алексей без царя в башке. Мог бы сказать проще: без смысла и цели в жизни. И я бы тогда согласилась. Но как же быстро он меняет планы! А как же мечта?!
Он всё ещё держал меня. Лицом к лицу. Мы молча смотрели друг на друга. А куда деваться, если его глазищи напротив твоих?!
И вдруг в глазах Алексея закружил водоворот… кружил, кружил, закручивал и всасывал всю меня воронкой в бездонный омут его озёр. Боже, неужели так бывает?! Стихии воды и жизни в его глазах! По телу пробежала дрожь. И сердце моё птицею затрепыхалось в грудной клетке.
– Алёша, опусти меня, пожалуйста. Мне больно. Ты рёбра сжал.
Первый раз я назвала его Алёшей. Было в этом что-то интимное, что ли… Он опустил, обнял за плечо. И мы пошли дальше.
– Ну а ты, Лина, так и не назвала причину переезда к нам. Думаю, что музыкальным работником можно было бы работать и в Москве, центре цивилизации. Ты же из Москвы?
– Да, родом из Москвы. Так сложились обстоятельства, и я захотела сменить место жительства. А городок ваш – родина матери. Поэтому и выбрала его: я здесь не одна. Я бы не осмелилась уехать в Тмутаракань, в чужое место, где ни одной родной души. Не такая уж я и рисковая, как тебе, возможно, кажется.
– Что могло приключиться у прекрасной юной леди для кардинальной смены образа жизни? Только не говори, что несчастная любовь. Не поверю. Таких девушек на руках носят.
– Алексей, пусть твой вопрос про любовь останется риторическим. Ничего страшного со мной не случилось, просто решила поменять жизнь, выйти из-под опеки родителей. Надеюсь, что и ты тоже придёшь к такому выбору: птенцы должны покидать родительское гнездо и строить своё. А ты вон уже какой большой мальчик вырос, – перешла я на шутливый тон, чтобы не казаться занудой, подняла голову навстречу его лицу, и мы улыбнулись.
– Да уж, наградил Бог ростом, нет бы ума больше дал, – отшутился и Алексей, – но зато ты – мал золотник, да дорог.
Называя Алексея поверхностным, Анатолий перегнул палку. Не может человек быть поверхностным с такой грамотной, я бы сказала, литературной речью. Ну да, высшего образования нет. А с каких это пор быть рабочим поверхностно или стыдно? Я так не считала. И учиться никогда не поздно! Постепенно по пунктикам я разбивала доводы Анатолия в труху. Но оставался ещё один: «поматросит и бросит».
Мы подошли к дому Капы. Алексей не торопился прощаться: вынужден ждать, когда вернётся Виктор.
В одной из квартир собрались соседи на свадьбе Ирины. Алексей склонился ко мне: