Сочинения. Том 5

А значит, и на вопрос, какая жидкость отличается от всех прочих тем, что она более жидкая, верным ответом будет – та, что более текуча. То есть вода в любом случае более жидкая, чем, например, смола или мед, даже если мы сравниваем всего одну каплю воды с невероятно большим количеством смолы или меда.

Вот почему на вопрос, какое тепло отличается от прочих в том отношении, что оно более теплое, правильно будет ответить – обладающее наиболее высокой температурой. А это значит, что по сравнению даже с самым маленьким огнем, все прочее, не важно, больше оно или меньше, покажется просто теплым или даже слегка тепловатым.

Но некоторые вопросы предполагают совсем иные ответы. Например, если бы кто-нибудь попытался выяснить, какое тепло отличается от прочих в том отношении, что оно более сильное, ответ уже не был бы схож с предыдущим. Ведь более сильное тепло не обязательно больше или имеет более высокую температуру, но оно непременно должно превосходить все прочее в выполнении какого-нибудь действия.

Поскольку очень многие действия совершаются благодаря теплу, сказанное можно проиллюстрировать следующим образом.

Как известно, чему-то тепло помогает распространяться, что-то – объединяет, а многое даже меняет. В наших телах оно, можно сказать, действует поочередно: сначала переваривает пищу в желудке, потом в кишках, а затем разносит результаты переработки по всему телу. При этом все лишнее выходит наружу, а переработанной пищей тепло снабжает наше тело ради его питания и роста. Следовательно, наиболее сильным будет то тепло, которое может лучше проявить себя в этом. Оно, возможно, даже будет не слишком высоким по своему качеству или большим по своему количеству. Ведь зачастую как раз крайне малое по своему количеству и низкое по температуре тепло оказывается наиболее эффективным. Я ведь уже говорил прежде, что в обеспечении внутренней деятельности организма наиболее сильным оказывается не самое интенсивное тепло, но наиболее соразмерное своим задачам. А вот при сильном увеличении температуры оно порой даже наносит вред организму. Но этому, на мой взгляд, я уже привел достаточно доказательств, когда рассуждал о сущности тепла.

Итак, вот три критерия, которые можно выявить при сопоставлении видов тепла друг с другом. Следовательно, когда Гиппократ говорит, что растущие тела имеют больше естественного тепла, логично предположить три варианта: либо Гиппократ, используя это слово в точном смысле, делает ложное утверждение, либо он неправильно использует это слово и делает ложное утверждение, либо, наконец, следует признать, что Гиппократ употребляет слово в не присущем ему значении, однако мысль его верна.

Но если он имеет в виду, что растущие тела обладают большим по количеству теплом, в том значении, в котором говорят, что в полной амфоре жидкости больше, чем в полупустой, то он, кажется, верно использует слово, мысль же его неверна: невозможно, чтобы в растущих телах тепло было больше по количеству, поскольку их масса намного меньше, чем у стариков или людей взрослых, а внутреннее тепло распространяется по всему телу.

С другой стороны, под «большим теплом» он может подразумевать и большую температуру, поскольку она же и более теплая, как если бы кто-нибудь, имея в виду, что снег белее, чем иное белое, вместо того, чтобы сказать: «снег белее» или «снег более белый», заявил, что его белизна полнее белизны иного белого. В таком случае Гиппократ дважды ошибается: в том, что неверно использует это слово, и в том, что делает ложное утверждение. Неверное использование термина состоит в том, что, имея в виду более интенсивное качество тепла, он выбирает слово, обозначающее большее количество. И по смыслу это утверждение ложно, поскольку в растущих телах тепло никак не может быть наибольшим по своему качеству, иначе бы в этот период они были бы теплее, чем в какой-либо другой. Он же утверждает, что тепло в растущих телах является наибольшим, но в том, что это не так, и тепло растущих тел не более интенсивно, чем тепло других тел, всякий может без труда убедиться. Ведь нельзя привести ни одного доказательства, что увеличение температуры тела в наибольшей мере свойственно именно растущим организм. Те же свидетельства, которые Гиппократ в сочинении «О природе человека» приводит в пользу того, что наибольшее тепло свойственно растущим телам, Лик объявляет в высшей степени нелепыми. Гиппократ, по его словам, утверждает, что человек является наиболее теплым на первых порах своей жизни, на основании того, что именно в этот период происходит наиболее активный рост. Ведь пища, утверждает он, не могла бы насильственно и вопреки естеству превращаться в нечто иное лишь благодаря собственному весу, не понуждай ее к этому нечто достаточно сильное. Но таким образом он доказывает только, что в данном случае тепло крайне сильное, а никак не высоту температуры.

А как уже было сказано выше, наиболее сильным теплом считается не наиболее интенсивное по своему качеству, но наиболее соразмерное своей задаче. Значит, и в этом случае, когда Гиппократ говорит, что именно растущие тела имеют больше врожденного тепла, он ошибается сразу в двух отношениях: в том, что неверно употребляет слово, и в том, что в целом делает ложное утверждение.

Но есть еще и третий вариант: растущие тела обладают наибольшим теплом, поскольку оно оказывается наиболее действенным. Таковым оно может быть только в результате наибольшего ей соответствия, не обязательно являясь при этом больше по количеству или выше по температуре.

На первый взгляд, в этом случае Гиппократ опять выбирает неверное определение. Ведь сама его формулировка свидетельствует о том, что наибольшее тепло и есть наиболее сильное. Но, с другой стороны, так уж ли это неверно? Если процессы роста на самом деле вызваны воздействием естественного тепла, о чем, собственно, и говорит это положение, было бы естественно предположить, что в растущих организмах такого рода тепло и будет одновременно и наиболее сильным.

По-моему, к этому случаю прекрасно подойдет еще одно его высказывание из сочинения «О природе человека»: «Неизбежно выходит, что растущее тело поневоле должно содержать в себе тепло», <…>[172 - Судя по всему, здесь лакуна в тексте.] что тепло в них – наиболее сильное, о чем говорит и Лик в своем рассуждении, которое весьма затянуто, но объясняет не больше, чем сказано мною ранее.

Лик тоже считает, что Гиппократ ошибается, если его утверждение о наличии у растущих тел наибольшего тепла указывает на большее количество вещества, поскольку всем очевидно, что масса тела у младенцев меньше, чем у всех остальных. Если же Гиппократ имеет в виду значение температуры, то и это, по мнению Лика, противоречит наблюдаемым явлениям. Наконец, если Гиппократ имеет в виду наличие у тепла наиболее сильной функции, Лик признает это утверждение верным, но замечает, что само определение Гиппократ все равно использует неверно, ведь следует говорить, что тепло у растущих тел не больше, а сильнее с точки зрения своей функции.

7. Однако, мой дорогой Лик, какой угодно адвокат, выпади ему защищать Гиппократа в том, за что ты его критикуешь, мог бы доказать, что даже так он высказался не совсем скверно.

Ведь и количество тепла измеряется не просто, одинаково для тела любой массы, но, на основании того же принципа, согласно которому сам Лик в другом месте говорит, что «человек обладает самым большим головным мозгом». Он имеет в виду не просто размеры органа, но сравнивает их с размерами всего живого существа. В данном случае говорит, что головной мозг у маленького ребенка больше, чем у огромного слона. Он имеет в виду не просто размер этого органа, но предлагает составить пропорцию. Когда же мы говорим о телесном тепле, стремясь выяснить, сколько у нас врожденного тепла, то есть тепла, присутствующего в теле новорожденного, поступать следует схожим образом.

Лик использует термин «врожденное тепло», который также можно встретить в сочинениях Гиппократа. Это некое тело, изначально присущее всем новорожденным, то есть то, из чего, собственно, зарождается жизнь. И что же это может быть, кроме спермы и менструальных выделений? Мне не приходит на ум ничего третьего. Поскольку же тела новорожденных формируются из сочетания этих двух основ, можно с уверенностью предположить наличие в них скорее единичных, чем многочисленных упомянутых тел.

Почему же я с такой уверенностью говорю про столь ранний период развития плода? Достаточно вспомнить данное Гиппократом описание вида шестидневного плода, чтобы полностью убедиться, что в нем присутствует эта изначальная субстанция. И это теплое врожденное вещество можно наблюдать в теле зародыша еще до формирования всех костей, вен, артерий, хрящей или сухожилий. Ведь изначально нежная и неразвитая плоть имеет сходство со сгустком крови, который потом сменяется первоначальным обликом зародыша, а в нем, согласно описанию Гиппократа, есть нечто похожее на кровянистые сгустки, к тому же, в силу наличия семенного вещества, присутствует и белый цвет. И лишь позднее, благодаря дальнейшим изменениям, которые будут происходить постоянно, в зародыше начнет появляться некое очертание костей, хрящей, сухожилий, мышц, артерий и вен.

Как раз в это время в зародышах всегда очень много врожденного тепла, и оно будет только увеличиваться по мере развития плода. Но в то же время тепло, некогда возникшее из соединения крови и спермы, будет постепенно исчезать. При этом в организме появятся многие и разнообразные новые органы. Немыслимо ведь, чтобы что-нибудь из перечисленного оказалось для кого-нибудь врожденным. И даже если бы в мире удалось обнаружить некое существо, целиком состоящее из костей или сухожилий, врожденное тепло совершенно точно было бы в нем уничтожено.

Но подобное невозможно. Зато вполне можно допустить, что порой в организме преобладают такие части, как кости, хрящи, мышцы, сухожилия, артерии и вены. Как известно, наименее полнокровны люди, достигшие крайней старости. Они состоят чуть ли не из одних костей, сухожилий, кожи, артерий, вен, мышц и хрящей. Однако из всех органов, присущих живому существу, лишь плоть содержит в себе много крови, а ей состарившиеся люди обладают в наименьшей степени, к тому же она у них очень жесткая и малокровная. Из прочих же перечисленных частей тела ни одна не насыщена кровью.

Вот почему это врожденное тело, по самому сильному из ее качеств названную «врожденным теплом», следует измерять не просто по весу вещества, но сравнивать с количеством неврожденного и составлять пропорцию.

Например, когда нужно сказать, что в купальне слишком много пара или дыма, никто не будет иметь в виду размеры самого помещения, но станет сравнивать воздух в нём с тем, что обычно бывает в банях.

Так и с человеком: мы можем сказать, много или мало в нем врожденного тепла, лишь сравнивая его со всеми прочими, не врожденными частями нашего тела. Например, в теле зародыша все наполнено кровью. Нечто такое есть даже в его костях. Зато у пожилых людей даже плоть будет совершенно обескровлена. Поскольку же кровь – это и есть источник врожденного тепла в нашем теле, можно сделать вывод, что больше всего его именно в период роста, а меньше всего – когда мы стареем.

Со спермой дело обстоит примерно так же. В ее состав входят воздух и сывороткообразная жидкость. Последней тоже меньше всего у пожилых людей, а больше всего в растущих телах. Согласно же нашему сочинению «О семени», больше всего спермы у наиболее юных. К этому сочинению ты можешь обратиться, если не знаешь быстрее ли поддается разрушению и разложению растущее тело. Прочтя его, ты также узнаешь, что вода, тепло, оливковое масло и другие подобные жидкости полностью разлагаются в очень короткий срок, а вот все сухое или холодное, например, земля или камень, – нет. Как известно, существуют лишь два качества, в наибольшей мере способствующих разложению, – влага и теплота, еще же два – холод и сухость, – напротив, способствуют устойчивости. Потому не удивительно, что в силу избытка тепла и влаги тела младенцев крайне легко разлагаются, а старческие тела, имеющие уплотненную структуру, по причине присутствия в ней сухости и холода – нет.

Получается, мой милый Лик, тебя и самого не трудно обвинить в том, за что ты порицаешь других. Ведь, как выяснилось, ты сам не знаешь тех основ науки, которые знают те, чьим обвинителем ты выступаешь. Ведь вес тела обозначает количество простого вещества, смешенные же сущности оцениваются по соотношению составляющих их компонентов. Таким образом, например, оценивается размер головного мозга или любой другой части тела. И даже смешивая вино с водой, чтобы пить, мы точно так же говорим, что больше либо вина, либо воды, или, если нам удается достичь соразмерности в этой смеси, ни того, ни другого. И только глупец, влив котилу воды в пифос с вином, может решить, что теперь воды в нем больше, чем было в маленькой чашке, если в ней, например, всего три киафа, из них один киаф воды и два киафа вина[173 - Котила и киаф – древнегреческие меры объема. Котила составляет примерно 0,27 л, киаф – примерно 0,045 л.].

А еще, Лик, судя по всему, не скажет, что, если в так называемый тетрафармакон, который делают из воска, жира, смолы и камеди, смешанных в равных пропорциях добавить вдвое больше смолы, чем всего остального, то в нем будет слишком много смолы. Уверен, он и здесь начнет задаваться вопросом, что же больше наполнено четырехсоставным лекарством – целый пифос или какая-нибудь маленькая тарелочка? А потом все равно скажет, что в пифосе смолы намного больше, чем в тарелочке, пусть бы даже там все четыре ингредиента смешаны в равных пропорциях, а в тарелке смолы вдвое больше.

Это крайне распространенная ошибка. Очень многие не могут отличить количество, определяемое из пропорции в смеси, и количество, определяемое простым измерением. И разве иначе поступает Лик, когда обвиняет Гиппократа?

Однако если в растущих телах тепла больше по количеству, по качеству его тоже будет больше. Ведь качества, как и силы, неотделимы от сущностей, которым они присущи. Следовательно, если кто-нибудь добавит в тетрафармакон больше смолы, всякий скажет, что в лекарстве смолы стало больше не только по количеству, но также по силе и качеству, вследствие чего в нем к тому же и увеличится доля воды.

То есть, помимо всего прочего, мои возражения Лику состоят из следующих положений: во-первых, верный ответ в примере с тетрафармаконом, что смолы в нем все-таки больше, во-вторых, то же самое будет и в случае с врожденным теплом у живых существ, и в-третьих, что всякое соединение, даже если его части смешались друг с другом не полностью, в любом случае представляет собой единую смесь.

Все совершенно ясно и с теми тремя значениями, в которых, согласно Лику, одно может быть больше другого. Возьмем, например, еще одно лекарство из числа наиболее распространенных. В его состав входит ирис, кирказон, мука из турецкого гороха и ладан, причем все они смешаны в равных пропорциях. Предположим, кто-то берет вдвое больше одного из этих компонентов и смешивает его с прочими, скажем, пусть это будет кирказон. Так вот, относительно этой смеси справедливо заметить, что кирказона в ней больше, чем всех прочих ингредиентов, как по количеству, так и по качеству, а также по силе и по действию.

Так и в случае с баней, всякий скажет, что обыкновенно в ней присутствует не только правильно смешанный воздух, но и пар с дымом. Порой может быть больше дыма, а порой – пара или свойственного баням воздуха. Обыкновенно мы просто говорим о чем-либо, что его больше по количеству, но на самом деле также возрастает качество и усиливается функция. Например, предположим, что в какой-то бане больше всего дыма. В этом случае будет справедливо также отметить, что его качество, как и действие, тоже больше, чем у всего остального.

И хотя о качестве принято говорить, что в сравнении с чем-либо оно сильнее, а не больше, слабее, а не меньше, такие слова могут употребляться по-разному, как в повседневной жизни, так и во всех науках. Но к чему нам здесь приводить другие примеры, когда есть один совершенно неоспоримый – лихорадки? Ведь говорят же о них, что одна лихорадка больше, чем другая, или что того больного лихорадит сильнее, чем этого, а какого-то сегодня больше, чем вчера.

Так что нет ничего удивительного, если говорят, что, когда какая-то субстанция преобладает, она бывает сильнее и по качеству. Например, о дыме, преобладающем в бане, будет совсем не странно заметить, что его качество и действие тоже усиливаются. Ведь все знают: дым разъедает глаза в той мере, в какой его бывает больше по количеству. А поскольку одновременно с количеством всегда увеличиваются соответствующие функции и качества, правильным будет просто сказать, что в такой бане больше всего дыма.

А теперь, напротив, предположим, что в бане меньше пара и дыма, зато количество характерного для бани воздуха в соотношении с ними очень велико – в данном случае я провожу аналогию между воздухом бани и врожденным теплом живых существ. В таком случае можно уверенно сказать, что в такой бане характерное для нее тепло крайне велико.

И разве не так же обстоит дело с жидкостями, содержащимися в телах живых существ? Ведь именно их испарение и служит источником жара, который ощущается при прикосновении. Один жар разжигается, когда преобладает кровь, другой – когда больше флегмы, третий же – в случае преобладания желтой или черной желчи.

Так вот, у детей, если составить пропорцию смешения, больше всего будет крови. Качество этого жара, возрастающее вместе с его количеством, становится лишь полезнее и благотворнее, его нельзя назвать тягостным или жалящим. Не менее полезна и его функция – способствовать тому, чтобы пищеварение не было мучительным или тягостным, как бывает, например, от флегмы. Вот об этом-то не только нам всегда следует помнить, но и тем, кто по примеру Лика, любит в блаженном забытьи болтать всякий вздор.

Пожалуй, достопочтенный наш Лик, ты и сам видишь, что именно растущим телам во всех отношениях присуще наибольшее количество естественного тепла. А значит, Гиппократ ни в чем не ошибался, зато ты, злословя, сам оказался уличен во лжи.

Все написанное тобой свидетельствует только о том, что ты не сумел постичь учения Гиппократа, поскольку не обучался у его последователей. При этом ты дерзнул открыто порицать то, в чем ничего не понимаешь.

Вдобавок, сочинив свое крайне невежественное возражение, ты в нем подверг сомнению основы всех наук и, естественно, был немедленно изобличен. Ведь ты даже не поинтересовался тем, что на эту тему многократно писал Платон, и при этом впал в противоречие с самим собой.

К тому же, своими действиями ты нанес вред юношам, которые, как, впрочем, и ты сам, не будучи приобщенными к учению о логике, еще не способны понять, как отличать правдивые утверждения от ложных.

Но главное, помимо всего прочего, ты показал себя до крайности вздорным и дерзким, когда взялся толковать Гиппократа, прежде даже не изучив хорошенько, что он, собственно, говорит.

Комментарий

В небольшом сочинении «Против Лика» представлена полемика Галена с коллегой, в целом не оспаривавшим основных принципов традиции Гиппократа. По-видимому, во взглядах Лика не было ничего такого, что позволило бы отнести его к числу врачей-эмпириков или к школе врачей-методистов[174 - Об этом свидетельствует текст рассматриваемого трактата и, например, отрывок из первой книги другого сочинения Галена – «О естественных функциях» (I, 17).]. Между Галеном и Ликом имелись разногласия в понимании некоторых функций человеческого организма. При изучении аргументации Лика создается впечатление, что он являлся приверженцем школы рационалистов, развивающим и дополняющим учение Гиппократа. Примером может послужить учение о работе почек и принципах функционирования мочевыделительных органов: объяснения, предлагаемые Ликом[175 - О них мы можем судить по отрывкам из его работ, которые приводит в своих сочинениях Гален.], интереснее, изящнее и ближе к современным научным представлениям, чем суждения Галена.

Естественно, что любые интерпретации физиологических процессов, данные выдающимися врачами в протонаучный период развития медицины, имеют существенные ограничения соизмеримости с современным научным знанием.

Тексты видных представителей врачебной профессии (таких как Гиппократ или Гален) являются попыткой создать язык науки своего времени. Именно поэтому для историка вопрос оценки тех или иных суждений классиков античной медицины состоит в том, насколько они предугадывали либо экспериментально доказывали точку зрения, близкую к современной[176 - Вспомним про критерии соизмеримости и несоизмеримости, введенные Т. Куном (см.: Kuhn T. The Structure of Scientific Revolutions. Chicago: University of Chicago Press, 1970).]. Это и определяет историческое значение их работ: например, Гален экспериментально доказывал, что регуляция произвольных движений частей тела осуществляется из головного мозга через нервы, от него исходящие (основной источник в данном случае – «Об учениях Гиппократа и Платона»). Врачи, веками учившиеся на работах Галена, всегда знали о важнейшей роли головного и спинного мозга в регуляции двигательной и чувствительной активности человеческого тела. В конечном счете при появлении соответствующих технических приспособлений и развитии сложных естественнонаучных дисциплин стало возможным, отталкиваясь от уже известного понимания роли нервов, получить новое научное знание. На место идеи Галена о бессмертной части души, локализованной в головном мозге, пришло учение о центральной нервной системе. Электрический импульс, понимание устройства синапса, учение об афферентных и эфферентных связях – все это заменило галеновское представление о психической пневме, двигающейся внутри трубкообразной полости нерва. Однако речь идет о намеченных виднейшими представителями протонаучной медицины общих направлениях движения. Не случайно сами создатели новой медицины (например, К. Бернар или Р. Лаэннек) прекрасно осознавали связь времен и преемственность знания.

Именно поэтому полемика Галена с Ликом представляет огромный интерес. В. Наттон подметил склонность Галена к тщеславию и его способность легко отнести на свой счет результаты, достигнутые своими предшественниками. Пожалуй, единственная в этом отношении неприкасаемая фигура для него – это Гиппократ. Сочинения Галена являются для историков XXI в. важнейшим источником сведений о медицине Античности. Многие историки медицины отмечали, что за фигурой Галена как бы исчезают все остальные исторические персонажи. Полемический задор Галена (порой даже азарт, граничащий с бытовой склочностью) сослужил хорошую службу истории: благодаря обильному цитированию великий римский врач сохранил фрагменты трудов своих оппонентов, что позволяет составить представление об их взглядах[177 - Так, благодаря Галену мы, например, довольно много знаем об Эрасистрате.].

Теперь мы знакомимся с Ликом, врачом, к которому Гален относится с явной неприязнью. Сугубо субъективная причина отношения становится ясной внимательному. В учении Галена о функциях важная роль уделяется «притягиванию», «удержанию» и «вытеснению». На языке этих функций Гален описывает работу желудка, печени и других органов, в которые поступают некие питательные вещества, превращающиеся в другие субстанции. С желудком все ясно: пища поступает извне через пищевод, ясен и механизм ее доставки. Печень связана с желудком посредством кровеносных сосудов. Но как же объяснить механизм действия почек, образование и выделение мочи? Гален затрудняется это сделать и прибегает к откровенно софистическим приемам – эти объяснения представляют собой интерпретации придуманной им «функции притяжения». Почки как бы избирательно притягивают к себе определенные компоненты жидкостей, из которых образуется моча. Великий врач тут же попадает в ловушку: он утверждает, будто бы объем выделенной жидкости у здорового человека всегда равен объему потребленной.

С точки зрения Лика, почки выполняют роль некоего фильтра, собирающего ненужные организму жидкости, которые превращаются в экскрет в виде мочи и в силу мышечной энергии мочевого пузыря выводятся наружу. Точка зрения Лика гораздо ближе современным представлениям о выделительной системе. Его заключения рациональны и не имеют ничего общего с физическими взглядами врачей-эмпириков или натурфилософским атомизмом врачей-методистов. Более того, позицию самого Галена[178 - Он считает, сколько жидкости вошло, столько и излилось.] по вопросу выделяемой жидкости можно критиковать за близость к учению методистов.

Очень важно, что Лик не отрицает идею внутреннего тепла, интерпретируя ее иначе, чем Гален. Нюансы этой трактовки вызывают у Галена гнев, и он выстраивает полемику так, чтобы создалось впечатление, что Лик не согласен с Гиппократом.

Один из «Афоризмов» Гиппократа касается того, что разные люди могут обладать внутренним теплом в разном количестве (его может быть больше или меньше). Выражения, которые использует Гиппократ, неоднозначны: «врожденное тепло» ассоциируется с новорожденным ребенком, т. е. интенсивно растущим организмом. Организм взрослого человека обладает внутренним теплом как врожденной функцией – вне зависимости от того, изменяется ли она количественно во времени. Взрослый не растет, поэтому «растущие тела» – это дети. Если внутреннее тепло – качественно постоянная функция, то дети обладают ею в той же мере, что и взрослые. Если она количественно изменяется со временем, то «наибольшим врожденным теплом» будут обладать именно «растущие тела». Казалось бы, о чем тут спорить?

Однако Гален довольно обстоятельно (на нескольких страницах) напоминает об основах теории Гиппократа: врожденное внутреннее тепло связано с присутствием в организме первоэлемента «огня». У разных людей его наличие выражено по-разному: даже здоровые младенцы могут иметь разную температуру тела, гипертермия является спутником тяжелых заболеваний, а гипотермия может к ним приводить.