Когда описывается содержание кризиса в современном гуманитарном знании, то прежде всего говорят о потере целостного человека как предмета изучения. Думается, что в отечественной психологии как в одном из видов гуманитарного знания (и это типично и для других его видов) остались, по существу, не востребованными идеи о целостном человеке, которые разрабатывались многими отечественными и зарубежными философами (Н. Федоров, Вл. Соловьев, О. Конт, Э. Ренан, Д. Пристли и др.).
Утилитарно-практическая направленность современного гуманитарного знания, стремление свести его рецептуре действия, часто ориентированного на простую результативность цели, понимание цели гуманитарного знания как помогающего обедняет, по-моему, смысл и цель исследования в гуманитарной сфере, упрощает смысл и цель применения гуманитарного знания.
Естественно, что помогающая функция научного гуманитарного знания возникает сама собой, если оно выполняет свою главную, на мой взгляд, задачу: фиксирует для человека его индивидуальную жизнь как проявление ЖИЗНИ, осуществляя это вносит в ежедневное, бытовое употребление идеи эволюции человека, идеи НАУКИ, идеи БЫТИЯ и идеи Идеала БЫТИЯ – как общего для всего человечества, так и для индивидуальной жизни каждого человека, идею текста, книги как идею результата мысли поколений.
Гуманитарное знание творит человека для самого себя и для других людей. Думаю, что высокий стиль здесь не дань лингвистике, а возможность зафиксировать способ связи человеческих усилий, сотворящий собственную жизнь.
Если эксплуатировать только помогающую роль гуманитарного знания, то оно, по существу, станет ненужным для построения картины мира как интегральной составляющей сознания человека, если будет обслуживать временные, переходящие немощи человека, его бессилие сделать что-то правильно, с пользой и т. п.
Экзистенциальная роль гуманитарного знания в том, чтобы помочь, если уж пользоваться этим словом, человеку избавиться от его главной немочи – смерти. Современные достижения в разных науках (опыты по клонированию, психотехнические воздействия – настрой, например, показывают, что человеческие возможности в борьбе со своим главным недугом возрастают достаточно быстро, если мерить их мерками вечности. В конечном счете, это не только красивая мечта – бессмертие, воскрешение, это и способ мышления человека о своей природе, это помощь людям в главном – в определении смысла, который, как известно сегодня, надо находить каждому самому, его невозможно задать или дать, его можно найти, если жить.
В конечном итоге роль гуманитарного знания в картине мира современного человека и состоит в том, что пытается ответить на вопрос: зачем жить? И потом уже – как это делать?
Если попробовать зафиксировать те противоречия, которые есть в современном гуманитарном знании, то они могли бы, по-моему, выглядеть следующим образом.
• Является ли человек – разумный идеалом эволюции?
• Как соотносятся физическая и психическая природа человека?
• Существует ли наука о ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА? Можно ли освоить эту науку?
• Как в ходе эволюции неживое стало живым, а живое – сознательным? Куда дальше идет линия эволюции неживого?
Прогресс и эволюция – как они связаны между собой? В каких отношениях находятся между собой разум и сознание?
• Как связаны мышление и практическое действие?
• Какими способами можно (и нужно) получать достоверное гуманитарное знание?
Возможно, я выделила далеко не все, но перечисленные противоречия дают возможность сформулировать, может быть, одну из важнейших задач гуманитарного исследования – поиск той целостности, которая содержит в себе весь потенциал развития человека, все возможности сотворения, преобразования, преображения жизни во всей полноте ее воплощения.
Мне кажется, что постановка такой задачи позволяет выделить в гуманитарном знании важнейшие составляющие картины мира современного человека и мыслить о них, познавая их всем миром, как говорил Н. Ф. Федоров, ученых и неученых:
Может быть, такое знание задает целостность?
Известно, что каждый человек выстраивает свою картину мира, отражающую связность его опыта. Опыта чего? Гуманитарного знания о жизни людей, осознанного и, может быть, не воплощаемого, не воплощенного, но потенциально существующего. Потенциальное – мечта – может быть реальнее осуществляемого…
Когда определяются будничные, прозаические вещи – программы, учебные планы, – возникают одни и те же вопросы: зачем эта или иная информация людям?
Может быть, этот вопрос можно сформулировать и иначе: что с этой информацией они смогут делать?
Будут знать, как правильно жить, как правильно мыслить? Как правильно воспринимать то или иное конкретное событие?…
Сегодня, сейчас, когда я перечитываю и редактирую этот текст, весь опыт, который подарила жизнь, подсказывает ответ на этот вопрос в другом направлении…
Научиться жить можно, видимо, только в том случае, если живешь, а не существуешь или выживаешь.
Самым главным признаком жизни можно, думаю, считать переживание своей человеческой целостности как неисчезающего качества, т. е. фактически реальности бессмертия…
Гуманитарное знание могло бы выполнять в картине мира современного человека цементирующую роль, так как оно содержит в себе множество способов мышления за счет возможности каждого человека получать, нести и применять это знание на общее дело всего человечества… Только какое оно, наше общее дело… Какой ответ мы сегодня можем дать, захотим дать, – от этого во многом, думаю, будет зависеть будущее как самого гуманитарного знания, так и его место в жизни каждого человека.
Как говорил в свое время Л. Шестов о роли науки:
«Наука не констатирует, а судит. Она не изображает действительность, а творит истину по собственным, автономным, ею же созданным законам. Наука, иначе говоря, есть жизнь перед судом разума. Разум решает, чему быть, а чему не быть. Решает он по собственным – этого нельзя забывать ни на минуту – законам, совершенно не считаясь с тем, что именует «человеческим, слишком человеческим». Не ошибается ли разум в своих выгодах» (Соч., т. 2, с. 52–55).
Обоснование – одна из важнейших процедур человеческой духовной деятельности, если ею человек пытается заниматься, он неизбежно приходит к этой процедуре, при этом совершенно неважно, занимается ли он духовной практикой или пытается получать истинное знание научными способами.
Гуманитарное знание как обоснование духовной деятельности в области морального сознания человека представлено операцией оправдания или осуждения, а в области познавательной (научной) подтверждения, психологической импликации (вообще – условного суждения), предсказания, объяснения, доказательства.
Состав обоснования всегда распадается на две части:
• «обосновывающий» идеальный объект, или основание и
• обосновываемый идеальный объект, или обосновываемое. Идеальным можно считать любой фрагмент сознательной духовной деятельности человека, отраженный в языке…
Всякий акт обоснования, например, обоснования смысла жизни, есть вместе с тем и акт формирования обосновываемого объекта. Именно в этом смысл и ценность обоснования. Обосновываемое в том виде, в каком оно выступает в конце этой процедуры, всегда имеет, по крайней мере, одну новую характеристику, какой до этого не было в начале процедуры. Новые характеристики обосновываемое получает благодаря операции установления той или иной связи между обосновываемым и основанием и приписыванию первому из них некоторых характеристик второго. Сам человек ищет эту связь, это полностью зависит от него.
Литература
1. Шестов Л. Собрание сочинений, т. 2. М.: Наука, 1993.
2. Федоров Н. Сочинения. М.: Мысль, 1982.
Глава 2. Практическая этика и практическая психология как профессиональная деятельность
– Я не умею рисовать людей! Не могу, не умею, давайте я вам лучше зайца нарисую!
(Из диалога психолога и мальчика шести лет)
– Что вы так смотрите. Думаете, приятно знать, что тебя все время изучают?
(Из диалога психолога и подростка!
Конец XX века принес в нашу жизнь новое явление, которого не существовало в ней легально с 1936 года, когда знаменитым для педагогов и психологов Постановлением ЦК ВКП(б)[1 - См.: Постановление ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г. «О педагогических извращениях в системе наркомпроса».] была закрыта, разрушена, изгнана из социального обихода педология – предшественница современной практической психологии.
По существу, через 50 лет начинают появляться люди, которые называют себя практическими психологами, и предлагают обществу совершенно специфические виды услуг – определение готовности ребенка к школе; психологическое обеспечение бизнес-планов; психологическую характеристику членов рабочих коллективов и прогноз их совместимости и т. п.
Кто эти люди?
Каков их социальный статус и место в системе общественных отношений? По какому праву они берут на себя ответственность влиять на индивидуальную и социальную жизнь?
Хотелось бы не только задать эти вопросы, но и попытаться ответить на них исходя из следующих соображений:
• появление любой профессии предполагает ее инструктивную регламентацию, т. е. создание социально приемлемых норм ее осуществления; естественно, что эти нормы появляются как бюрократическая основа определения меры социальной и личной ответственности профессионала за его действия;
• профессии, связанные с воздействием на человека, имплицитно несут в себе обобщенную модель человеческой жизни, где отношения с другим человеком (профессионалом в том числе) предполагают использование особой информации – информации об индивидуальной судьбе человека;
• использование этой информации делает границы человеческого «Я» очень уязвимыми; это явление многократно описывалось в философской и психологической литературе как явление отчуждения человека от собственной жизни;