Дивлюсь я на небо… Роман

– Оно верно… а я курю, – он затянулся и, прихватив папироску двумя пальцами, так, что она оказалась внутри ладони, опустил руку на колено. – Любовь у вас с Нюркой что ли? – напрямик спросил он.

Саша пригладил непослушные волосы, закинул ногу за ногу.

– Любовь, – ответил эхом.

– Это хорошо, – Семен снова затянулся. – А ты серьезно, или так – потискать?

Саша напряженно вздохнул.

– Серьезно…

– Отт, оно как!

– Я пойду, дядь Семен… – Саша встал.

– Иди, – Семен затянулся поглубже и бросил окурок, придавив его носком, – коль жениться надумаешь, приходи свататься, отдам за тебя Нюрку

У Саши земля уплыла из-под ног. Его чувства смешались. Женитьба меняла жизнь. Но радость перекрыла смятение, рассеяла страх. Именно сейчас Саша понял, что без Анны его жизнь уже не имеет смысла. Он улыбнулся, кашлянул, пряча улыбку в кулак. Оглянулся на притихший дом Дергачей, как звали семейство в округе. Из распахнутого настежь окна, прикрытого короткими ситцевыми занавесками, послышался девичий смешок, шепот.

– Приду, и не сомневайтесь, – твердость в голосе прозвучала стальными нотами.

Семен тоже встал.

– А я и не сумневаюсь! Завтра в плавание ухожу, вернусь, приходи!

Обменявшись взглядами, они разошлись.

Над городом поднялся новорожденный месяц. Тонкий серпик отразился в темных водах Южного Буга, несущего свои воды на морской простор. Светлая дорожка колыхалась в такт волнам, теряясь в прибрежном песке. Река бежала на встречу с Днепром; объединившись в лимане, они единой водой впадали в Черное море.

Саша возвращался домой с новым чувством перемен. Маленький дом Войтковских стоял на самом берегу реки, от которой ветер приносил запах рыбы и придонного ила. Камыши пели нескончаемую песню, соло вступали лягушки, аккомпанементом трещали цикады. Саша любил уединенность своего дома. Город оставался в стороне и, казалось, что все тоже оставались за чертой, разделяющей людскую суету и природу, которая обволакивала покоем тех, кто жил с ней рядом.

– Санько! – окликнул отец.

Он сидел на ступеньках, за его спиной темнел проем двери, открывающий вход в сонное царство ночи. Саша улыбнулся, представляя, как сладко спят Женька и Анютка – его младшие брат и сестра. Как старший в семье, Саша заботился о них с малолетства, по сути, заменив им мать. Она умерла при рождении дочери, оставив о себе туманные воспоминания как о фее, о волшебнице из далеких детских снов.

– Здорово, батя! Чего не спишь?

Михаил поднял подбородок и почесал шею под довольно-таки длинной бородой.

– Да вот, думаю завтра сеть поставить спозаранку.

– Добре, поставим, – Саша присел рядом. – Батя, я жениться надумал, – глядя перед собой, выпалил напрямик.

Отец опустил голову, посмотрел на сына исподлобья.

– Хозяйку, значит, в дом приведешь…

– Приведу.

– И кто ж она?

– Аня Деркаченко, ты ее брата знаешь, Петра, работаем вместе.

– Добрый парень, знаю, да я и отца их знаю, Семена, правильный мужик, – Михаил помолчал. – Так говоришь, Анной дивчину зовут, – он ухмыльнулся, – Вот ведь как бывает… сестра Анна и жена – Анна. Годков-то ей сколько?

– Восемнадцать.

Отец поджал губы, отчего его борода приподнялась.

– Мамке твоей тоже осьмнадцать было, когда замуж за меня пошла. Да и Анютке нашей столько же! – он засмеялся в усы. – Как-то они поладят, а?

– Да, поладят, обе неугомонные, познакомились уже, – Саша вспомнил, как сестра с Аней сухо поздоровались при встрече, но отцу решил об этом не рассказывать, и спросил, переводя разговор:

– А с матерью ты как познакомился, а бать?

Всегда общительный, шумный в компании, как только речь заходила о жене, Михаил становился задумчивым и молчал. Почти двадцать лет прошло, а его Анна так и осталась в воспоминаниях молодой и красивой, как на том портрете, что сохранился на память о ней. Случалось, он подолгу вглядывался в ее лицо, то ли мысленно разговаривая с ней, то ли вспоминая только ему известные моменты их жизни.

– Обыкновенно, – тихо ответил он, – ходил на спектакли, где она играла. Раз цветы подарил, она тогда посмотрела на меня как-то по-особенному, сердце у меня и зашлось. В следующий раз мы уже разговорились, ну и… – отец встал. – Спать пошли, время позднее, завтра поутру сети ставить.

Камыш прошелестел им вслед, затем ветер прошуршал травой у крыльца, ударился в закрытую дверь, ослаб в недоумении и, оставив спящий дом, улетел на простор.

Глава 2

Зарницы перемен

Тревожных дней не перечесть.

Судьба тасует их, как карты.

Ей в масть кровавые закаты,

Но в козырях – любовь и честь!

Саша торопился домой. Одна только мысль об Аннушке теплой волной согревала сердце. Он купил небольшой букет весенних цветов – степных, пахнущих лугом и травами, и представил, как жена поднесет его к лицу, вдыхая нежный аромат.

С такими мыслями Саша прошел всю оставшуюся часть улицы, свернул во двор, где сушились сети, пробежал под веревками с развешанным бельем и, наконец, оказался у крыльца родного дома.

С тех пор, как у них с Анной родился сын, которого они назвали тоже Александром, дом наполнился особой суетой, той беспокойной, но счастливой жизнью, когда все внимание и все заботы домочадцев обращены к ребенку. Шурик рос крепким здоровым мальчиком. Не только родители, но и все тетки и дядьки, и особенно бабушка и деды, с трепетной любовью нянчились с малышом, радуясь его первому слову, его первому шагу, его веселому смеху.

– Аннушка, Сашенька, я дома! – Саша открыл незапертую дверь и, разуваясь в прихожей, прислушался.

Из комнаты послышался шепот:

– Иди, иди, папка пришел!

В проеме двери, обрамленном цветастыми занавесками, появился сын в черных сатиновых трусиках. Он остановился, потупив глазки и засунув пальчик в рот.

– Шурик, иди ко мне, мой хороший!