Если я вернусь

–Нет, нет, мама, не волнуйся. Просто решил проведать тебя, – он поцеловал ее в щеку.

–С отцом поздоровайся, – скомандовала мать. – Приходи на кухню, покормлю.

Отец сидел за столом, что-то читал. Увидев сына, снял очки.

–Сынок, здравствуй! Как дела?

–Нормально. Вот пришел, хочу с мамой поговорить.

–Поговори. Кажется, я догадываюсь, о чем.

–Да, покоя нет после той субботы. Ладно, пойду, пока не передумал, – он вздохнул. – Будет трудно.

–Успехов.

Илья прошел к матери.

–Садись, есть будешь?

–А можно чаю? И бутерброд.

–Никаких бутербродов. Поешь нормально.

Она поставила перед ним тарелку с голубцами, сметану, салат, хлеб.

–Ну, хорошо, – вздохнул сын, – можно и поесть.

–Оля хоть старается? А то смотрю, какая-то она безалаберная стала. И деньги не научится никак считать. Научил бы, сынок.

–Об этом я и хотел поговорить. Не надо поддерживать Олю в том, чтобы просить денег у Насти.

–Еще чего? Не убудет от Насти.

–Мама! Она слишком долго и много нам помогает. Не может же она вечно кормить мою семью. Правильно сделала, что отказалась.

–Не понимаю я тебя! Ну, откажись от ее денег! А сами-то справитесь? Нет, конечно!

–Справимся. А ты позвони ей, скажи, что ты погорячилась, пусть Настя приходит.

–Я должна извиняться? Нет. Этого не будет никогда. Пусть она извиниться.

–Мама, это ты ее выгнала! Ты сказала ей, чтобы она не приходила. Настя гордая. Она не придет, пока ты ее не позовешь.

–Нет, – мать стояла на своем. – И еще раз – нет.

–Мама! Она тоже твоя дочь.

–Если она не извинится и не изменит своего отношения к тебе – она мне не дочь.

–Ну, нельзя так, мама, – у Ильи кончились аргументы. Он отставил тарелку. – Знаешь, мама, лучше всего свое отношение к Насте выразила Машутка. Она сказала, что любит тетю Настю.

–Маша ещё мала, чтобы разбираться во взрослых отношениях. И не надо  ставить ее мне в пример. Это, по крайней мере, не тактично. Ты должен уважать свою мать, а не попрекать.

–Я не хотел тебе что-то доказывать, ты взрослая. Сама все знаешь и понимаешь.

И мать, и сын остались каждый при своем мнении. Илье так и не удалось переубедить мать.

А мать сердилась недолго. Она не могла гневаться на любимого сына, это было выше ее сил. Как только он ушел от нее, мать стала звонить ему, утешать, просила, чтобы он не волновался, убеждала его, что может всё сделать для него, даже невозможное. Но об извинении и примирении с Настей она не сказала ни слова.

Зоя Яковлевна задумалась над словами сына.

–Может быть, стоит подумать, – подумала она вслух.

–Конечно, она тоже твой ребенок, – к ней подошел Андрей Семенович. – И потом она, по большому счету, права: Илья должен жить, не рассчитывая на помощь со стороны Насти.

Она склонилась к нему на плечо.

–Ладно. Подумаю. Один хотя бы один раз я ее точно не приглашу к обеду – пусть помучается.

3

За столик к Логинову и пограничникам подошли еще двое, ровесники Михаила.

–Какие наглые дамочки, – полковник слащаво улыбался, показав новоприбывшим подруг, с которыми они только что познакомились. – Такие точно любого генерала сомнут в пружину.

–Не наглые, а самодостаточные. Самостоятельные, – уточнил Вадим, – а это многим мужчинам не нравится.

–Мне не нравятся? – вспыхнул Владимир. Видно было, что его задело замечание сослуживца. – А мне без разницы, какие они. Захотел бы, так обе были бы моими. Спорим, что самая наглая будет моей через пару недель!

–Это Настя-то? – Логинов обрадовался. – Попробуй. Кстати, они нормальные девчонки.

–Девчонки? – будущий генерал выкатил глаза.

–Это мои одноклассницы. Маринка спокойная, а Настя, правда, деловая. Директор большой фирмы. А Маринка – дизайнер. Нарасхват, между прочим. Толковые. А Настя с характером. Ей как раз подойдет генерал, на меньшее она не согласится, – не осознавая, Михаил подлил масло в огонь.

Полковник выпятил грудь.

–Усмирение кобылок как раз по моей части, – с гордостью провозгласил он.

–Думаю, Владимир Николаевич, не стоит тебе лезть к этой женщине, – тихо обронил Вадим, но в голосе звучало предупреждение.

–Почему? Ты, что ли, решил побаловаться?

Вадиму хотелось вскочить и ударить будущего генерала за развязный тон, которым он позволял говорить о незнакомых женщинах, но он сдержался.

–Жаль,  – утешил он сам себя. – Врезать бы тебе хорошенько.

–А ты врежь, – раззадоривал он своего боевого товарища, – или на дуэль вызовешь? Ты же благородный. Слабо ударить?