Открой меня! Нереальная проза

За ночь, не спеша потягивая пунш, любезно приготовленный бывшим хозяином замка, Ленц одну за другой открыл все красные книги с цифровыми надписями, вбирая в себя годы жизни, указанные на корешках. Прочитав имя очередного донора, Ленц благодарил его и кидал книгу в камин. В прояснившееся небо летели мириады искр, словно прожитые годы тех, чьи имена некоторое время горели золотом на корешках.

Ранним утром из ворот замка выехал всадник. С собой он вез одну единственную книгу из всех раритетов, что хранились в библиотеке… и десятки историй жизни, которые звучали в его голове то детским смехом, то старческим брюзжанием, то легким трепетом невесомых крыльев…

Последний дар

Не принимай даров от Зевса!

Прометей

Ветер! Злой, колючий! Подхватил тучи песка и бросил на голые деревья саксаула. Они стонут, но то – отголоски жизни. В осеннюю пору она сосредоточена глубоко под землей. Там шепчутся корни, прорастая все глубже и глубже. Оставив саксаул, ветер завыл, закуролесил – осерчал не на шутку! Как к вожаку стаи, помчались на его зов все ветра и ветерки пустыни; собрались в круг, подняли песчаный смерч и унесли бархан, веками перекатывающийся с места на место.

Огненный закат опалил обнажившееся горлышко крупного сосуда. Песчинки шурша скатывались с его глиняной крышки, с крутого накренившегося бока, испещренного вязью красно-черного орнамента. Удивленный саксаул стряхнул налипший песок на невиданное сокровище, и ночь накрыла пустыню серо-черным хитоном…

Димка бодро шагал по утрамбованной тропе, петляющей между редкими деревьями акаций и саксаула. Весенний день ласкал легким ветерком и добрым светом. Обогнув невысокий бархан, Димка остановился. Прямо перед ним в ажурной тени саксаула сидел человек. Весь в белом, он безучастно смотрел вдаль. Лица человека Димка не видел, но по вздрогнувшим плечам понял, что тот его почувствовал.

– Здравствуйте, ота[1 - Ота – с узбекского «отец», уважительное обращение к старшему]…

Димка обошел его и, встав поодаль, вытянул голову на длинной юношеской шее, выражая почтение, и, в то же время, пытаясь рассмотреть лицо. Ожидая увидеть почтенного старца, Димка немало удивился. Лицо мужчины было гладким. Аккуратная бородка по овалу, черные брови крыльями, горбатый нос и совсем не азиатские глаза – темные, большие, с веками-створками.

– Здравствуй, путник!

В голосе мужчины Димке послышалась сдерживаемая радость. Почему-то от этого мурашки поползли по спине, и захотелось побыстрее уйти. Но человек в белом, словно поняв его, выпростал руку из длинного рукава и театрально возложил ее на горлышко кувшина, торчащее из песка. Это не могло не привлечь внимание.

Димка сглотнул.

– Что это у вас?..

Праздное любопытство – дар далеких предков, доставшийся людям от богов через первую женщину, созданную из земли и воды, – вновь стало началом истории без конца.

По лицу человека в белом пробежала ухмылка. Он соблазнительно огладил керамическую поверхность, испещренную красно-черными рисунками, и лукаво пригласил:

– Посмотри сам.

Забыв обо всем на свете, Димка подошел. Странным образом кувшин манил к себе. Широкое горлышко его было плотно закрыто глиняной крышкой. Изгиб горла переходил в выпуклые бока, большая часть которых оказалась под песком. Судя по тому, что Димка видел на поверхности, кувшин был огромный. «Пифос! – всплыло в памяти греческое слово. Так и есть! Вот видна часть ручек, приделанных мастером с четырех сторон. Раскопать…» Димка встал на колени и принялся за работу.

Удивительно, но долго работать не пришлось. Вскоре пифос, высотой с человека, предстал взгляду азартного путника, приехавшего в пустыню отдохнуть пару дней от городской суеты. Но он уже забыл об этом. Теперь его занимала неожиданная находка! Что это? Откуда в азиатской пустыне древнегреческий сосуд? Ответы роились в голове отрывками знаний: македонцы могли оставить, они же были здесь… или не здесь… Какая разница! Были и принесли!

– Ота… – Димка хотел расспросить человека в белом, но его и след простыл. Только свист орла, разорвавший песнь жаворонка, раздался в ответ.

Димка сел на пятки. Но страх быстро улетучился. Любопытство мягкой лапкой повернуло голову обратно к пифосу. Что с ним делать? Как унести? Не оставлять же такое сокровище в пустыне?! Димка поставил пифос на днище. Не отпуская ручки, замер на месте, пытаясь представить, что там внутри.

Среди ясного дня налетел ветер. Небо почернело. Слоистые облака сорвались с него и затеяли бешеную пляску. Прижимаясь к горячему боку пифоса, Димка закрыл глаза, спасая их от поднявшегося песка. Но и сквозь веки он видел такое, от чего сердце замирало, срывалось в сумасшедший бег, останавливалось и снова ударяло по груди, словно стремясь выпрыгнуть из нее и спрятаться где-то понадежней.

…Звон мечей. Искаженные болью лица. Растерзанные женщины. Окровавленные младенцы. Треск автоматов. Вой сирен. Лязг гусениц. Глухой удар и гигантский гриб над миром. Разверзнутая земля. Столбы пламени из всех расщелин. Огненные реки, стекающие с гор. Горящие леса. Моря, поглощающие города.

Предательство, ложь, скорбь, страх, гнев, злоба, обман, насилие, осквернение…

Крик отчаяния разорвал черные небеса. Димка сел, не в силах стоять. Его бил озноб, пот лился в три ручья, мысли путались. Ящик Пандоры! В нем, в этом пифосе – все несчастья и беды! В нем? Но… ведь «всеми одаренная» дева открыла тот ящик?.. Тот? Ящик?..

Димка лихорадочно вспоминал все, что когда-то учил в школе. Да, она открыла его! И не ящик вовсе, а этот пифос! И что дальше? А дальше… Димка вспомнил! Она его только приоткрыла! И потом захлопнула крышку. Но этого хватило, чтобы дары Зевса выплеснулись на землю и принялись за свое пагубное дело. Дары! Коварен Зевс! Отомстил ненавистному Прометею за помощь людям, послав им все несчастья мира!

Димка шмыгнул носом, вытер щеку, по которой серыми ручейками расползлись слезы. Пифос стоял перед ним загадкой, страшной тайной. Осталось ли в нем что-то? Зачем он здесь? Что это – искушение, чтобы вновь добавить порцию страха в жизнь людей, или помощь? Предстоит ли ему продолжить дело Пандоры или… или ее дочери – Пирры? Пирра – надежда! Она была праведной, ее с мужем Девкалионом спас Прометей от потопа. Пирра и Девкалион возродили людской род после него. Пифос надо открыть вновь! Ведь по легенде на его дне осталась надежда. Надежда! Да, она нужна людям! Да!

Димка попробовал подцепить крышку, но она не поддалась. Неудобно открывать такой высокий сосуд. Надо его положить. Он осторожно наклонил пифос, уложил на бок. Керамический кувшин показался слишком легким для такого размера. Димка удивился, но значения не придал. Сейчас одна мысль занимала его: дать людям надежду! Он потрогал крышку по всему краю. Попробовал расковырять ногтями. Ничего! Сидит намертво! Димка тоже сел рядом. Что делать? Шальная мысль обожгла сердце: разбить! В нем больше ничего нет, кроме надежды! Разбить и дело с концом!

Он пнул красноватый бок. Пифос чуть качнулся. Так, будто в нем, на самом дне, была вода. Димка удивился. Не тому, что кувшин не разбивается, а тому странному бултыханию. Надежда в виде воды? Если разбить, то она уйдет в песок. А что с ней в принципе делать? Выпить? Отнести куда-то к людям?.. И что? Распылить, облить, помазать? Бред! В сердцах Димка испинал пифос, но так и не добился ничего.

День заканчивался. Солнечные лучи скользили по пустыне, окропляя пески и саксаул плюхами янтарного желе.

– Ди-и-ма-а-а! – знакомый голос раздался невдалеке.

Надя! Боже, как он забыл о ней! Она же осталась в лагере!

– На-а-дя-я-я! Я зде-е-есь!

Девушка прибежала на зов.

– Что с тобой, Димка?

Растерянный вид друга, заплаканное лицо удивили Надю. Но тут же ее внимание привлек огромный кувшин.

– Что это такое? – она подошла к пифосу, обошла его, рассматривая узоры на боках, на горлышке. – Ты нашел? – заглянула в горлышко. – А что там?

Димка не успел ответить, как Надежда щелкнула пальчиком по крышке, и та упала… Белая струйка пара хвостиком выползла из горлышка. Нежданный порыв ветра подхватил ее и унес, рассеивая по пустыне.

Надя… Надежда…

– Надя, – в сердце Димки появилась надежда, – я…я…

Надежда лукаво улыбнулась.

Беженцы сели в лодки – доплывем… Мать оставила младенца – кто-нибудь подберет… Старуха ступила на проезжую часть – успею… Надейтесь люди, и все будет хорошо! Надейтесь, люди! Надежда – ваша опора! Надежда – ваше спасение! Надежда – дар богов вместе со всем остальным, что стало частью мира благодаря Пандоре… Надежда! Легкая, беззаботная надежда… Последний из даров Зевса!

Танцуй, Шива, танцуй!

– Это уникальное изображение бога Шивы[2 - Шива – один из верховных богов ведического индуизма, входящий вместе с Брахмой и Вишну в божественную троицу (Тримурти), где он выступает как бог-разрушитель. Шива разрушает все старое, отжившее, создавая при этом новый мир, новую Вселенную. Танцуя, он создает вихрь времени, уравновешивает рождение и смерть, разрушение и созидание.]! – остановившись у входа в пещерный храм, гид показал на старинный барельеф высотой с человека. – Везде у Космического Танцора четыре руки, а здесь – восемнадцать!

Я хмыкнула.

– Я видела и с восемью. Странный у вас бог какой-то… Сколько же у него рук на самом деле?

«Две…» – тихий шепот раздался в моей голове.

Я пригнулась от неожиданности, что не ускользнуло от гида, который принял мое движение за попытку повторить одну из поз Шивы.

– Шива – особенный бог в индуистском пантеоне богов. Его называют Разрушителем, Космическим Танцором, Повелителем Времени. Смотрите!

Гид легко забрался на приступок и встал сбоку от барельефа, копируя движение, в котором застыл Космический Танцор: присел на правой ноге, левую поставил на носок, правую руку он поднял, так же как Шива, сжав в кулаке воображаемый барабанчик в форме песочных часов, а левую завел вперед, расслабив и опустив кисть.