Неудачная дача

К моему искреннему удивлению, странная старушка посторонилась, насколько это было возможно в условиях узкой тропинки, и спросила:

– Вы в каком доме живёте?

– В серо-зелёном, который с балконом.

– Это там, где ворота сделаны из стальных прутьев в виде солнышка? – уточнила она.

Я кивнула.

– Ладно, идите. Я приду к вам сегодня вечером чай пить. Расскажу что-то интересное. Ждите!

Я снова кивнула и заторопилась в посёлок, к людям.

Она придёт к нам сегодня чай пить! Надо же, вот счастье привалило… И зачем только я сказала, где живу? Да дура я потому что, вот как есть дура!

Добежав до своих ворот с жёлтым солнышком, я нырнула во двор и заперла ворота на засов. После этого жизнь показалась мне уже не такой опасной.

– Алечка, это ты там железками лязгаешь? – донёсся бабушкин голос.

Как хорошо иметь бабушку! С ней ничего не страшно! А её необыкновенные пирожки помогут пережить войну, холод, голод и даже «ядерную зиму». Да здравствуют наши бабушки!

– Я, бабулечка, я, – прокричала я в ответ, ещё раз проверила крепость засова и пошла вглубь двора.

Бабушку я обнаружила за домом. Она полусидела-полулежала в старом плетёном кресле и слушала радиоприёмник. Волосы её были намазаны сиреневой краской и убраны под полиэтиленовый пакет. Пальцы на руках и ногах она слегка растопырила, потому что на ногтях красовался свежий лак, который она таким образом сушила. Лицо её было измазано красным соком – не то вишнёвым, не то малиновым, – а поверх сока были наложены тонкие огуречные ломтики.

Сделав тише музыку, я спросила:

– У нас намечается торжество?

– Не то что-о, но вроде того-о… – промурлыкала бабушка на мотив песни «Надежда – мой компас земной», которая как раз лилась из приёмника. – Хорошо, что ты пришла так быстро. Поможешь мне смыть краску с волос, а то у меня лак на ногтях ещё не совсем высох. Ну, и причешешь меня понаряднее… У тебя это получается лучше, чем у меня.

Я кивнула:

– Ладно. А позволь спросить: по какому поводу парад?

Бабушка улыбнулась загадочно. Я думаю, сто лет назад так улыбались выпускницы Смольного института благородных девиц. Причём даже покрывающая бабулино лицо странная вишнёво-огуречная маска не испортила загадочной прелести этой улыбки.

– Сегодня к ужину, Алечка, к нам пожалует мой давний поклонник, Викентий Самсонович. Здесь недавно поселилась его сумасшедшая сестра, которая всего на свете боится, а потому считает своим долгом отравить жизнь всем окружающим. Викентий говорит, что только в моём обществе он способен чувствовать себя мужчиной, кавалером, а не санитаром психбольницы, состоящим при родной сестре. Мы с ним условились устроить сегодня музыкальный вечер.

– Танцевать под приёмник, что ли?

Бабушка фыркнула:

– Фи, Аля, стыдись! Викентий принесёт гитару, и мы с ним будем петь старинные романсы на два голоса. У нас это всегда так хорошо получается! Ты разве не помнишь?

– Бабуль, а ещё гости намечаются?

– Нет. Только он один. Мы с ним будем исполнителями, а ты будешь олицетворять собой ошалевшую от восторга публику. Так что изволь бурно аплодировать и кричать «Браво!» и «Бис!», договорились? Викеша очень любит бисировать.

– Бабуль, но если из публики буду одна я, так зачем ты так прихорашиваешься?

– Хочу Викеше сюрприз сделать.

Я вздохнула:

– Боюсь, бабуля, мой сюрприз будет покруче твоего. Как бы наш гость из-за обилия сюрпризов вообще не умер от счастья! Я сегодня к ужину тоже гостью жду. Лидию Самсоновну.

– Лидку?!!

Ноги бабушки, до этого аккуратно и неподвижно лежавшие на маленькой скамеечке – для качественной просушки педикюра, – вспорхнули с этой самой скамеечки. Сама бабушка села в кресле очень прямо, из-за чего с её лица отвалилось изрядное количество огуречных ломтиков.

Бабушка грозно сдвинула брови и снова повторила:

– Лидку?… Ты, душа моя, часом, не заразилась ли от неё паранойей? Совсем ополоумела девка – местную сумасшедшую в гости звать…

– Да не звала я её! Она сама на меня из кустов выпрыгнула и сообщила две новости: во-первых, что её хотят убить, а во-вторых, что она сегодня вечером пожалует к нам чай пить. Так и сказала: ждите, мол! Она даже разрешения у меня не спросила, а просто в известность поставила.

– Ну, что её убить хотят – это давно уж не новость, – проворчала бабушка, снова укладываясь в кресло и пристраивая на место отвалившиеся огуречные кружочки. – Она эту «новость» каждый день сообщает каждому встречному. Мы-то уже попривыкли, а ты, небось, поверила, без подготовки-то? Испугалась?

– Испугалась. Не того, что кто-то кого-то убить хочет, а того, что, оказывается, в тихом дачном посёлке можно прыгнуть на человека из кустов и тем самым вогнать его в гроб!

– Ну, под каждым кустом милиционера не поставишь, – тоном оракула изрекла бабушка избитую истину.

– Это да… – согласилась я. – Тебе когда краску смывать?

Бабушка глянула на часы и спокойно сказала:

– Её надо было смыть минут двадцать назад.

– Так чего ты сидишь? – заволновалась я. – Давай бегом в ванную!

– А чего спешить? Если краска вредная, то волосы давным-давно погибли. А если не вредная, то ничего страшного не будет, – пожала плечами бабушка, но всё-таки собрала с лица овощи-фрукты и пошла в ванную.

Я вприпрыжку побежала следом.

Краска оказалась хорошая: волосы не только не сожгла, но даже сделала их шелковистее. И цвет волос вполне отвечал тому, что было заявлено. На упаковке было написано: «сиреневый перламутровый», и бабушкина седина в самом деле приобрела благородный перламутровый окрас.

С помощью фена и круглой щётки я уложила сиреневые волосы в модную когда-то причёску «паж», которая моей бабулечке шла необыкновенно и делала её моложе лет на десять. А вот макияж она мне не доверила. Из всех видов живописи она больше всего увлекалась живописью на собственном лице.

Эти приятные хлопоты проходили у нас в милой болтовне.

Тщательно прокрашивая каждую ресничку, бабушка спрашивала:

– Когда конкретно придёт эта ненормальная?

– Она не уточнила. Сказала только, что придёт вечером чай пить. В котором часу здесь принято пить чай?

– Это у кого как. Но чаще всего – с утра и до вечера. А что ещё делать на даче? Ума не приложу, как сказать Викеше, что сестрица его тоже к нам притащится… Ведь испортит же вечер! Вот просто возьмёт и испортит!