Неудачная дача

– И все эти люди живут здесь? Не только вы, но и ваша сестра, и даже её управляющий? Где же они живут? В вашем доме, что ли?

– Нет, в другом. Помнишь, Аля, бородатого старика Ивана Павловича? Всё писателя из себя мнил…

– Почему же «мнил»? – вступилась я за Ивана Павловича. – Он же был настоящим писателем! В молодости, конечно… Его книжки когда-то издавались стотысячными тиражами!

– Вот-вот, и на свои гонорары баснословные он себе дачу выстроил аж двухэтажную! – подключилась бабушка. – Ему одному это разрешили, а простым смертным нельзя было о втором этаже даже и мечтать!

Викентий Самсонович махнул рукой:

– Ну, это когда было… А в последние годы его уже нигде не печатали. Он ведь умел писать только о Ленине, о Родине, о партии, а кому это сейчас надо?

Я пожала плечами:

– Вы это к чему, дядя Викентий?

– А к тому, что преставился наш достопочтенный Иван Павлович, мир праху его, а дачу эту сестрица моя купила, чтобы, значит, ко мне поближе обретаться, но не слишком надоедать.

Я только руками всплеснула:

– Как?! Иван Павлович тоже умер? И тётя Вера, соседка наша, два года назад умерла… Вот, оказывается, Стёпа теперь там живёт…

– Ты, Алечка, сколько лет сюда не приезжала?

– Пять. Как в институт поступила, так больше и не приезжала. Всё больше бабулечка ко мне ездила. А я к ней только сейчас выбралась.

Викентий Самсонович вздохнул:

– Так вот, Алевтина, за эти пять лет наш дачный кооператив понёс большие потери. Соседка ваша умерла, Иван Павлович, ещё человек семь наберётся. Да и мне что-то нездоровится…

– Ой, Викеша, эти твои шуточки!.. – хлопнула бабушка ладонью по столу. – Бери-ка лучше гитару, петь будем.

Но петь им не пришлось, потому что из-за дома вынырнул незнакомец и уверенно пошёл к столу, неся перед собой в вытянутых руках, точно букет цветов, бутылку коньяка.

– А вот и Валерий Сергеевич! – обрадовалась бабушка, как мне показалось, искренне. – Милости просим к нашему столу!

Догадавшись, что этот вновь прибывший Валерий Сергеевич и есть тот самый управляющий, который ведёт дела чокнутой Лидочки, я молча встала и пошла за следующим прибором. Принесла и усадила гостя с нашей стороны, где сидели мы со Стёпой. О вокальном таланте нового гостя ни бабушка, ни её кавалер ни словом не обмолвились, поэтому я решила посадить его «в зрительный зал».

– Знакомьтесь, Валерий Сергеевич, это внучка моя, Аля. Приехала бабушку навестить.

Я протянула руку:

– Алевтина.

Валерий Сергеевич взял мою ладонь обеими руками, осторожно её потряс и сказал:

– Душевно рад. Уверен, вы станете украшением нашего дачного общества.

Голос у него был глуховатый, но тембр – довольно приятный. Голос мне понравился.

Насчёт аппетита Лидочкиного управляющего Викентий Самсонович не ошибся. Бабушка ещё только придвигала тарелки с закусками поближе к новому гостю, а половины пирожков на блюде уже не было. Причём впечатление было такое, что пирожки исчезали сами собой. Валерий Сергеевич успевал одновременно ухаживать за мной, делать комплименты бабушке, разговаривать с Викентием Самсоновичем, а пирожки тихонько таяли, будто растворялись в воздухе.

С приходом нового гостя разговор за столом очень оживился, а Степан набычился. Ещё бы! Пока он только примерялся, не приударить ли за мной, явился этот наглый управляющий и перехватил инициативу.

Чтобы утешить обиженного Стёпу, я положила ему в тарелку два последних пирожка, оставшихся на блюде, и спросила:

– Валерий Сергеевич, а почему Лидия Самсоновна всем и каждому рассказывает, что её хотят убить?

Повисло гробовое молчание. Бабушка глянула на меня так, как будто я свистнула в церкви. Глаза у неё стали даже не квадратные, а приобрели вид многогранников. Но на меня такие вещи впечатления не производят. Я, как ни в чём не бывало, продолжила непринуждённым тоном:

– Представляете, я сегодня шла к пруду, и вдруг из кустов шиповника выпрыгнула Лидия Самсоновна и сообщила, что её непременно убьют, причем очень скоро.

Викентий Самсонович поджал губы, а Валерий Сергеевич пожал плечами:

– Ну, с некоторых пор у неё в самом деле появилась эта навязчивая идея… Только я не понимаю, почему она обратилась с этим к вам… Она что, помощи у вас просила? Защиты?

– Да нет как будто… И знаете, что мне показалось странным? Она как будто вовсе этого не боялась. Говорила очень спокойно, улыбалась даже. Но меня сегодня весь день занимает тот же вопрос: зачем она говорила это мне?

Викентий Самсонович деликатно прокашлялся и сказал:

– Видишь ли, девочка, у моей сестры бывают такие моменты, когда она не вполне отдаёт себе отчёт, что именно она делает и зачем это делает. Видимо, ты просто попалась ей на глаза именно в такой момент…

Я задумчиво покрутила в руках ножку винного бокала:

– Я не думаю, что она не отдавала себе отчёта, кому и что она говорит… Собиралась сегодня вечером заглянуть к нам на чай. Надеюсь, придёт. Может, что интересное расскажет… Обещала, во всяком случае…

Снова повисло гробовое молчание. Не знаю, о чём в этот момент думали остальные, а я думала только о том, что если к нам сейчас пожалует ещё кто-нибудь, то для нашей главной гостьи, которую я теперь ждала с большим нетерпением, уже просто не хватит посуды. Чистые тарелки в буфете были на исходе, да и вилки-ложки приличные кончились. Были у бабушки ещё и алюминиевые, гордость советской промышленности середины прошлого века, которыми в то время были наводнены все рабочие и школьные столовые, но не будешь же госпоже миллионерше вместо изящной серебряной вилочки предлагать алюминиевую ложку…

Молчание нарушил Викентий Самсонович:

– Я думаю, Лида сегодня сюда не придёт.

– Почему это? – удивилась я.

– Потому что она не любит шумных сборищ. Если бы сегодня у вас в гостях никого не было, может, она бы в самом деле заглянула сюда. Может, и приходила даже… Увидела, что здесь много людей, и тихонечко ушла…

После этого разговор за столом как-то не клеился.

Первым встал и попрощался Прохоров:

– Спасибо за хлеб-соль, Ольга Александровна, однако пора и честь знать.

– Куда же вы, Валерий Сергеевич? – огорчилась бабушка. – Посидели бы ещё…

– Нет, пойду. Всё было очень мило и очень вкусно. Благодарю вас за приятный вечер.

Прохоров поцеловал бабушке руку, со всеми остальными вежливо раскланялся и отбыл.

– И то правда: пирожки съедены, котлет не предлагают, так чего зря сидеть? – прокомментировал его уход Викентий Самсонович.