Азъ есмь Софья. Сестра

Евнух Али и турецкая красавица Лейла. Оба предназначались какому-то важному паше, оба были перехвачены в одном из рейдов казаками, но в этот раз по просьбе Фрола турок не утопили, а отправили в Дьяковское.

И вот тут Софья только что не заплясала от радости.

Али оказался греком, до полного отрезания его звали Ибрагимом, и он отлично владел несколькими языками. Турецкий, персидский, греческий, немного латыни, куча стихов, много знаний о мире… одним словом – бери и пользуйся.

Почему бы и нет?

Даже царевна Анна возражать не стала. С одной стороны – Али, конечно, турок, с другой – он вроде как уже и не мужчина, так что в терем его можно допускать спокойно. В крайнем случае – запирать на ночь.

Но Али и царевну скоро сумел убедить, что от него больше пользы, чем вреда. Рассуждал он, как образованный человек. Назад, в Турцию, ему дороги не было, хоть он все царское семейство вырежет ночью, а здесь устраиваться как-то надо. Почему бы и не учителем при молодом царевиче и его сестре? Место не из худших…

Лейла тоже сильно не сопротивлялась. Из достоверного источника – Али – стало известно, что паша, к которому она направлялась, был стар и толст. К тому же имел четыре жены, и на взлет по карьерной лестнице сильно рассчитывать не приходилось, хоть тройню роди. Самой Лейле же еще не исполнилось пятнадцати, и провести остаток жизни, ублажая старика, у нее не было никакого желания. Зато было множество талантов.

Лейла, как и все дорогие невольницы, знала несколько языков, танцевала, музицировала на нескольких инструментах, умела слагать стихи, могла развлечь господина беседой, да и не только. Про искусство ублажать мужчин и говорить не приходилось – девочке его преподавали всесторонне, разве что без практического применения. Когда налетели казаки, Лейла попрощалась было с жизнью, а потом, когда поняла, что ее отправляют в далекую Московию, где круглый год лежит снег, сильно испугалась. Но рядом был Али, девчонку никто не обижал, а уже на месте с ней смогла найти общий язык Софья. Она объяснила на ломаной пока еще, но внятной латыни, что обижать никто никого не собирается, пусть живет, учит всех, чему ее учили, а потом, приглянется кто, так и замуж выдадим, и приданое дадим… живи – не хочу.

Лейла подумала – и согласилась. И принялась за обучение девичьего батальона, как в насмешку именовала девчонок-служанок Софья. Сначала, конечно, были трения. Еще бы, Лейлу учили быть изящной и очаровательной, и уличные девицы, путающиеся в сарафанах и ежеминутно поправляющие то одно, то другое, казались ей неуклюжими коровами. Девушка принималась фыркать, служанки шипели в ответ змеями, и не вмешивайся вовремя Софья – конфликта было бы не миновать, и не единожды. Но спустя некоторое время все сработались. Уличные девчонки как никто другой могли оценить Лейлины способности в манипулировании мужчинами, а Лейла могла их показать. К тому же, поняв, что она сама может выбрать себе мужа и судьбу, девушка заметно оживилась. В гарем ей не очень-то и хотелось, а тут… учи девчонок тому, что сама умеешь, получай денежку за труд, приглядывайся к мужчинам – ну и чего еще желать?

Даже лицо закрывать не надо.

А уж восточные танцы учили все. Отдельно Софьины «служанки», отдельно – сами Софья с Анной. Девочка убедила.

Она не читала лекций про пользу для здоровья, нет. Она просто попросила Анюшку позаниматься вместе – и та не смогла отказать. А когда заметила, что чувствует себя получше – и благодаря тому, что тело чистилось от свинца, и благодаря самим танцам, – то перестала отлынивать и с удовольствием занялась тренировками.

На воле, кстати, выяснилось, что царевна Анна – женщина вполне симпатичная. От зловредной косметики избавила Софья, от излишней скованности сама Анна – и оказалось, что у нее голубые глаза, толстенная русая коса и статная фигура, которую даже терем не попортил. Пост, как первая женская диета? В двадцать первом веке за ней бы мужики строем бегали… да и здесь тоже, но ведь не отдадут. А взять в любовницы царевну…

Софья, мучая ночами свой мозг, вспомнила, что такое вроде как однажды было. То ли Володя ей рассказывал, то ли сын, но что-то такое было. Какой-то Веников или Голиков – пес его вспомнит, а царевна – родственница Петра Первого[13 - Софья пытается вспомнить про В. Голицына, но поскольку история ее не волновала – получается откровенно плохо. – Прим. авт.]. Кажется, так. Вспомнить что-то еще она была решительно не в состоянии, хотя всю школьную алгебру, интегралы, дифференциалы и даже часть таблиц Брадиса выдала бы по первому требованию.

Не сохраняется в памяти то, что туда не вкладывали, увы…

Одним словом – компания в тереме подбиралась весьма разношерстная – и если бы не Марфа, держать всех в узде было бы сложновато. Но кормилица умудрялась построить любую заупрямившуюся даму, да так, что только перья летели. Софья тоже могла бы, но возраст, возраст…

А еще она обзавелась собственным шпионом.

Шпиона звали Симеон Полоцкий, и работал он не для Софьи, нет.

Товарищ Самуил Емельянович, увы, ни разу не Маршак, а вовсе даже Петровский-Ситнианович, приехал в Москву как раз с тайной миссией – шпионить. По мнению Софьи.

А разве нет?

Мужчина, по рождению литвин, по обучению иезуит, по жизни – та еще лиса с хвостом, приезжает в Россию и начинает сильно обаять царя. Алексей Михайлович ведь неглуп, вот Симеон и втирается в доверие, читает ему для начала свои стихи, намекает, что это счастье – служить такому благородному государю. Ну-ну…

Даже не совсем так. Сначала-то товарищ жил в Полоцке, а потом, когда туда вошли наши войска, понял, что надо подлизываться к победителю – и встретил царя стихами, прославляющими его мудрость и доблесть. Было это еще до рождения самой Софьи. Ну и потом старался из виду не теряться… неясно, на что надеялся товарищ, может, на оставление его царем при своей особе, но пролет у него получился знатный.

Царь подумал, вспомнил, что дети – наше будущее, и отослал товарища учить царевича латыни. А уж Софья рассмотрела попа подробнее.

С Алексеем у него контакт не получился сразу, когда Самуил предложил удалить с уроков Софью, мол, женщинам латынь ни к чему, им молитвы знать нужно…

Алексей тут же надулся и разочаровал Самуила по полной программе, заявив, что ежели на уроках Софьи не будет, то и ему там делать нечего. И вообще – это в Европе принято женщин дурами растить, а у нас мужчины умные, им и пара нужна достойная.

Получив отпор, священник не стал настаивать на своем, а покорно согласился проводить уроки для двоих. И вот тут-то у Софьи в сознании тревожной сигнализацией взвыло: «Опасность!!!»

Поп был слишком медовым. Как сахарный пряник с медовой начинкой, облитый белым шоколадом и посыпанный сверху сахаром. Слишком приторным.

Всем видом показывал, что он обожает детей и готов просиживать с ними сколько понадобится, но проскальзывало в нем что-то такое…

«А чему вы собираетесь учить детей?»

«Стоит ли царевичу встревать в грубые забавы всякого быдла?»

«Царь стоит выше других, и ни одно его решение не может быть неправильным…»

Когда Софья собрала воедино и проанализировала все, что ее тревожило, картина получилась печальная. Товарищ мягко отсекал царевича от остальных, пресекал все его попытки побольше узнать о народе, которым Алексей собирался править, убеждал мальчишку в его гениальности и идеальности, ну и информацию качал до кучи.

А куча вырастала большая и вонючая…

При ином раскладе, не окажись рядом Софьи, остался бы этот тип при дворе и влез бы к царю… да хоть в селезенку. Такие без мыла и через то самое место куда хошь влезут! Но даже если ему обломали все планы, товарищ не растерялся. Дети – наше будущее? Вот и столбим местечко при будущем наследнике.

Если оставить его без присмотра, то через пять-шесть лет он станет любимым наставником царевича, а Алешка будет полным гов… человеком нехорошим. Типичным мальчиком-мажором.

Такие вот расклады.

И как это обозвать, если не агент влияния?

Более того, «умник» уверял, что важнее церковной реформы нет ничего и все, кто ей противится, есть враги коварные и подлые. А это, к гадалке не ходи, могло привести к гражданской войне.

Что делать с поганцем, Софья представляла. Но вот как…

А потом вспомнила про свою заметочку.

Протоп, говорите? Аввакум?

Оставалось только потереть руки и уговорить царевну Анну. Почему бы и не съездить в Москву одним днем? Царевич с батюшкой и матушкой повидается, Софья, разумеется, тоже. А заодно и еще кое с кем…

* * *

День у Феодосии Морозовой не заладился. С утра-то все было хорошо. Молитва, она душу умиротворяет. А вот потом…

Муж прихварывал и ругался на всех почем свет стоит.

Девки как очумели. Подали в пост – рыбное, как будто неизвестно им, что дала она обет – не есть рыбу в посты, а вкушать только каши и пироги постные. Оправдывались потом, что, мол, для боярина готовили да попутали, но – поздно было. Уже укусила пирог, хоть и выплюнула, да тело глупое все равно осквернилось…

Сыночек любимый, Иванушка, тако же прибаливал. Да и братец мужа, Борис, чувствовал себя плохо, а Анна Морозова… эх, не благочестива она, не готова душой.

Тремя перстами креститься готова, кукишем, не иначе. А ведь известно всем, кто в кукише сидит!

Поэтому, когда в ворота застучали, громко и весело, озлилась Феодосия еще больше. Но узнав, кто пожаловал, только глаза распахнула и закричала на дворню, чтобы пошевеливались живее!

Царевич Алексей Алексеевич пожаловал, да с ним царевны Анна и Софья! Как не принять гостей дорогих…