Ведьмино кольцо

Я виноват перед тобой и твоей семьей. Сильно виноват. Твоя бабка, хорошая женщина была, хоть и ведьма, отдала мне на хранение крупную сумму денег, целое состояние. Знала, что угрожает ей опасность. Грязная то была история, много высокородных ханжей в ней запачкалось, тебе лучше не знать подробностей. От тех денег у меня в голове помутилось, и я на нее донес. Погубил ее и твою мать.

Захоронили твою бабку, как ведьму, с серпом на шее и колом в груди, а деньги я себе оставил и благодаря им поднялся, разбогател. Деньги эти я тебе завещаю, может мне в аду за это послабление какое сделают.

Знай, ты на свете не один, осталась у тебя в живых тетка, сестра твоей матери. Зовут ее Камила, она тогда сбежала, а несколько лет назад вернулась с мужем мясником. Камила, ведьмино отродье, поклялась отомстить мне и другим, она и про деньги знает, но пока я жив, денег ей этих не видать.

Старый грешник Соломон Сумятин”

Стефан скомкал письмо, он не мог успокоиться, тяжело дышал, сжимал и разжимал кулаки. Чем он лучше Сумятина? Погубил последнюю родную кровь, свидетельствовал против нее, а она его не выдала, ни словом об их родстве не обмолвилась. Ее образ так и стоял у него перед глазами. Но ведь он не знал! И не ради денег и корысти, ради спасения Зореславы, все ради нее одной. Теперь, когда у него есть деньги, ее отец уже не будет стоять между ними, они поженятся и будут счастливы. Рядом с ней он сможет забыть об этом кошмаре и обрести покой.

* * *

В золотистых волосах Зореславы играло солнце. Она подняла бледное, слегка осунувшееся, но такое прекрасное лицо к небу, посмотрела на высоко летящих птиц. Взяла Стефана за руку и, глядя ему прямо в глаза, наконец ответила.

– Стефан, я так тебе благодарна, ты вернул мне свободу. Ты столько сделал для меня. Ты замечательный, но я не люблю тебя. Дело не в тебе, я вообще не хочу замуж и детей, я хочу быть ведьмой. Понимаешь, я для того и достала из могилы это кольцо и череп, чтобы меня взяли в ученицы к ведьме. Ты ведь понимаешь меня, правда?

Сердце почти остановилось у него в груди, в легких закончился воздух. Она говорила что-то еще, гладила его по руке, но он ничего не понимал, не слышал. Его словно затягивало под толстый слой воды, а ее голос и весь остальной мир оставались где-то там наверху все дальше и дальше от него, становясь все менее и менее реальными.