Еще раз про любовь. Сборник рассказов

У нас рядом строили дом, и конечно, стройка манила всю окрестную ребятню. Родители категорически запретили мне ступать на ту территорию. Лишь раз я решилась нарушить запрет, но не удержалась на скользких сваях и с высоты 2-го этажа брякнулась в затопленную дождями траншею с головой. Была глубокая осень, вода – леденющая. Наверно, от этого холода я вылетела пулей из воды и сумела самостоятельно выбраться. Пришла домой и повесила на батарею мокрую одежду, надеясь утаить преступление – родители были на работе. Но соседка видела из окна все происшествие от первого до последнего кадра и донесла. Меня отругали, напоили противным горячим молоком и поставили банки. А потом меня сбил велосипед. Вечером я увидела маму из окна: она разговаривала с подругой. Я выбежала из дома и стремглав рванула к ней. Мальчишка из соседнего подъезда в это время несся на велосипеде – мы и встретились на скорости. Я отделалась легким испугом, сбитыми коленками и парой синяков, а мама, кинувшаяся ко мне, в сердцах треснула парня по спине и, видимо, довольно сильно: он провалялся неделю в постели. Его родители приходили к нам извиняться.

Морской закон

Отец переживал из-за моей «простоты», которой могут воспользоваться окружающие и «на мне ездить». И начал учить выживанию, отшлифовывая мастерство на домашних. Он уверял, что на флоте (год отучился в Одесском военно-морском училище) есть правило: кто остается последним за столом, тот и посуду моет, – морской закон. Когда трапеза подходила к концу, отец становился таким красноречивым (он вообще был мастером манипуляций), мама и сестра развешивали уши, а мы с ним вскакивали и выкрикивали сигнальную фразу: «Морской закон!» Ни мама, ни сестра ни разу не выиграли. Но мама и без этого закона рвалась взять на себя все обязанности. Отец говорил: «Тебе бы только ишачить, отдыхать ты не умеешь». Что правда, то правда. Ей обязательно нужно было действовать. Казалось, маме все дается легко. Она умела все: петь, танцевать, шить, готовить, торговаться на рынке, подуть на разбитую коленку так, что боль проходила, развеселить, плавать, как акула, ловить рыбу и просто любить. Могла и гвозди забивать, полки прилаживать, выполнять мужскую работу – потому что отец считался «интеллигентом» и имел «две капли дворянской крови», то есть к быту не очень приспособлен. Правда, готовил хорошо – в юности его друг был поваром в ресторане «Пекин», но это другая история. Воспитание детей отцу тоже доверялось с опаской, особенно с той поры, когда он взял меня в полтора года в гости. Выпил, не рассчитал силы и на обратном пути понял, что не может нести меня на руках. Тогда он остановил двух парней: «Вы комсомольцы?» – «Да». – «Донесите ребенка до дома». А дома досталось и беспартийным, и комсомольцам. В другой раз, когда маму положили в больницу, отец привел нам с сестрой какого-то фокусника. Фокусы он показывал весь вечер, но после ухода факира выяснилось, что пропали зонты, отцовские костюмы и еще что-то по мелочи. «Хороший фокус!» – напоминала мама отцу потом несколько лет.

***

Я не знаю, почему мне все это вспомнилось. Может, потому, что после пасмурных дней наконец выглянуло солнце, и сразу мир встал на свои места: все, конечно, будет хорошо, как иначе? Этот мир стоит того, чтобы радоваться. И я опять напеваю какой-то мотивчик… Все-таки жаль, что пианистки из меня не вышло. Сейчас бы соседи услышали мощные звуки жизнеутверждающей мелодии. А так она звучит только в моем сердце. Правда, друзья уверяют, что все равно слышно.

ПОЯС БОГОРОДИЦЫ

Больница пахнет бедой. Даже самая современная, даже самая дорогая. У человека, попавшего в ее стены, взгляд потерявшейся собаки, которая никак не может найти хозяина. И у тех, кто там лежит, и у тех, кто навещает своих…

Мой друг Колька, вечно веселый, сыпящий шутками-прибаутками, анекдотами, цитатами, говорящий скороговоркой и всегда готовый засмеяться чужой остроте, отчего у него в уголках глаз уже устоявшиеся гусиные лапки, совершенно изменился. Его речь стала напоминать размеренные фразы мудреца, который цедит умные слова в час по чайной ложке, а в глазах застыло выражение, будто он знает то, что нам совершенно недоступно. А еще в них таилось ожидание вечности. Его друзья договорились об отдельной палате, и он там был кум королю, но это мало добавило ему радости. Потому что, несмотря на комфорт и частых гостей, он все равно оставался со своей страшной болезнью наедине. С другими больными ему было скучно, да и с нами – тоже неинтересно. Хотя он старался мило общаться, заигрывал с медсестрами, но было видно, что наши будни или приключения казались ему мышиной возней. Он решал проблемы покруче – как все выдержать и достойно, не потеряв лица, распрощаться с этим миром. И довольно трезво оценивал ситуацию: уладил все свои дела, написал завещание.

Мы с ним дружили семьями, но в последнее время до его болезни встречались редко – живем на разных концах города, да суета всякая еще одолела: дети подрастают, работа – забот хватает. Скайп, смс, соцсети, почта, телефон – вот современные средства связи в большом городе даже с близкими друзьями. Встретимся, бывает, на дне рождения и думаем: хорошо-то как! Что ж раньше не встречались! Но все потом опять возвращается на круги своя.

И вот врачи нашли у него рак. Раньше он больных людей не понимал – ну посочувствует, скажет «держись!» – и дальше топает по жизни. И сам к врачам непривычный, конечно. А тут его, такого энергичного, подвижного, любителя активного отдыха, вдруг стреножили. Одни обследования полгода заняли. И конечно, начал он себя жалеть. Эту стадию все проходят, кто серьезно болен.

Я пришла его навестить, увидела его глаза – словно нож по сердцу, и мне так стало его жалко, что я сразу поняла: время его посещать у меня найдется. Во-первых, к нему днем мало кто ходил – только вечерами после работы да в выходные дни, а оставлять человека наедине с тяжкими думами нежелательно. И поняла, что права, когда в мой первый визит он все не хотел меня отпускать. Во-вторых, мне самой легче, когда что-то делаешь для человека.

И вот я купила специальный термос для первого-второго-третьего и начала готовить ему правильные обеды. Какой-нибудь салат забабахаю с креветками, сыром, листьями и виноградом. Принесу и смотрю, как он ест. Николаша оживлялся, спрашивал, как готовила, потом мы вспоминали, как и что где ели, чем, к примеру, в ресторане в Испании угощали – то есть кулинарная тема захватывала. Но после он сдувался и говорил: «Наверное, не поехать мне больше в Испанию…» И так во всем.

Сидела я у него по паре часов и старалась темы для бесед находить. Сама уставала от этих мыслей и поисков. Чтобы его отвлечь, приносила книги с подходящими, как мне казалось, историями. Например: один западный литератор заболел раком и очень переживал, как жена будет жить без него – он ее содержал, и ей потом придется искать работу, мыкаться. Он захотел обеспечить ее и начал писать романы, раньше даже не замахиваясь на это и в мечтах. Книги стали бестселлерами. Писатель разбогател, теперь было что оставить жене. Но она безвременно умерла, а вот он вылечился! И все книги он посвящал ей. Колька прочитал книжку и никак не прокомментировал. А я решила, что, наверное, слишком навязчиво, грубо подкидываю ему сюжеты.

Как-то я застала у него в палате дочку-третьеклассницу. Она принесла оладьи, которые впервые испекла сама. Они были немного сыроваты, но я, как и ее отец, их похвалила. Когда дочь уходила, он грустно смотрел ей вслед, а я протянула ему пояс Богородицы: «Это тебе». Не вдаваясь в подробности, сколько часов я за ним стояла (дело было в 2011 году), не убеждая, зачем принесла. Он взглянул на меня и засмеялся. Я была в недоумении. А он достал из тумбочки еще шесть таких же поясов, которые ему передали друзья до меня. И признался, что он, человек совсем невоцерковленный, тронут нашей заботой.

Не знаю – может, время пришло или наша забота сыграла все же свою роль, но с тех пор он изменился: перестал ждать конца и с жадностью, словно после долгой разлуки (впрочем, так и есть!), вернулся к жизни.

Он еще мотался по стационарам, принимал таблетки, но уже совершенно ожил. Стал браться за любую работу, интересоваться мелочами, все больше вовлекаясь в нашу общую действительность. И было не похоже, что среди этой занятости он вспоминал о своей болезни. Он перестал о ней думать как о главном в его жизни, просто примирился с нею и положился на судьбу. И судьба к нему оказалась благосклонна. За 8 лет, что прошло с той поры, он построил дом, вырастил сына и дочку, обеспечил жену. Врачи удивляются этому чуду. Потому что он еще с нами. И надеюсь, что так и будет.

УРОК ЖИЗНИ

Я всю жизнь проработала в школе, любила свою работу, но когда достигла пенсионного возраста, решила уйти, хотя меня и уговаривали остаться. Знаете, устала душу рвать, мне же мои ученики становились родными. Каждый выпуск помню. Редко кто из них звонит, а тем более приходит, если только на встречи выпускников. Я не обижаюсь, честно, – они же ушли в новый мир, который им надо завоевывать, назад не каждый любит оглядываться. Да и зачем? А я, бывает, вхожу в пустой класс – вот тут хохотушка Танечка сидела, а за первой партой Вася, который умудрялся списывать на моих глазах, думая, что я не вижу… И так больно отчего-то становится, аж сердце щемит. Понятно, что придут другие ребята, а у меня об этих душа болит, а потом и о следующих болеть будет. Так нельзя, конечно, переживать, вот я и ушла. На мой взгляд, это уже непрофессионализм. Представьте, если хирург во время операции слезами будет обливаться, то что он хорошего пациенту сделает? Отстраненность нужна профессиональная, тогда ты и сам в порядке будешь, и других воспитаешь. А у меня этой отстраненности вообще по жизни нет.

Дома сидеть я не захотела. И не только потому, что пенсия маленькая, но лучше держать себя в тонусе, а работа этот тонус дает, да и деньги не лишние. Стала дочери помогать – ее маленькая фирма банкеты обслуживает. Я у нее в основном на подхвате, но мне работа нравится: много двигаешься, продумываешь, да и интересно – как кино иной раз смотришь, и ничего не повторяется – ни люди, ни заказы. Каждый раз тебя ждет что-то новенькое. И у тебя от этих встреч горизонты расширяются. Столько всего повидаешь…

Однажды мы готовили вечеринку для мужской компании, из богатых. Они дела свои решали, ну и заодно отмечали сделку, и гулять захотели почему-то не в ресторане или загородном доме, а в квартире – правда, просторной, шикарной. Разговаривали, нас не стесняясь – кто мы для них? Простая обслуга. Я не обижаюсь – мы и на самом деле обслуга, а не гости, поэтому каждый должен знать свое место. Да мы не особо и на глаза старались попадаться. Бойцы невидимого фронта. Это нашим заказчикам обычно и нравится: обслуживание качественное, но неназойливое.

И вот в разгар вечеринки, когда они все уже хорошенько расслабились, один из гостей – я его «жуком» про себя назвала: красный мужик с пивным брюшком и короткими ножками-ручками, рассказал историю.

Страдал он по одной девочке почти все школьные годы. Была она худенькая, высокая, с длинными, волнистыми, как у Мальвины, волосами. Гордая, с королевской осанкой и походкой такой, что в дождь свой белый плащ не забрызгивала. И если, говорит, под микроскопом ее разглядывать, то ничего вроде особенного, а все вместе – богиня. Надо же, какой «жук» внимательный, просто поэт. И он, конечно, обмирал просто. И ночью о ней думал, а уж в школе…

– На уроке вдруг ловлю себя на том, что на нее уставился, как дурак. А стыдно было, если все заметят, что втюхался. Пацаны бы засмеяли, – рассказывал «жук». – А я был маленький, прыщавый, что только не делал с этими прыщами, а рожа цветет и цветет. Так я с ней ростом только в последнем классе сравнялся, да и то, наверно, пары сантиметров не хватало.

– А эта цаца нос воротила? – спросил кто-то из приятелей. – У нас в школе тоже полкласса таких было.

– Ага. Не замечала. И не просто не замечала – а пренебрегала. Я ж дурак был, скрываться не умел. Сказала б по-людски: не смотри или отойди, фу, противный – ну как все девчонки вредные. А эта как к стенке ко мне относилась, проходила мимо, будто я не существую! Вот нету меня – и все!

Я слушала эмоциональную речь «жука» и даже жалеть его начала. Я таких мальчиков и девочек очень много повидала за эти годы. Ох уж эти первые влюбленности, которые, кстати, могут изменить жизнь и даже сломать ее. Потом я ненадолго ушла на кухню и не слышала, что он там еще про школу говорил. А когда вернулась, он рассказывал, что и на выпускном ему и потанцевать с ней не удалось, с королевишной.

Это все ему долго не давало покоя и после школы. И вот он, став уже состоятельным бизнесменом, разыскал ее, узнал, где живет, что она замужем, но тем не менее пригласил на встречу. Человек он в городе очень известный, и она согласилась – может, из любопытства. Внешне рассказчик был так себе – «жук» с самодовольным лицом. Без харизмы, в общем. Как я поняла, в классе-то ничем особым, кроме прыщей, не выделялся.

Так вот он своей пассии и мечте устроил грандиозную, почти киношную встречу: модный ресторан, дорогая закуска, море шикарных цветов, подарки какие-то необыкновенные, комплименты – ошеломил. Долго готовился, денег не пожалел. И не устояла она, поехала к нему домой и провела с ним ночь. Как это комментировали его приятели, я повторять не буду – неприлично. Не то чтобы эта компания какой-то хамской была, нет, а просто когда мужчины вместе собираются, они выражений особо не выбирают. А уж если выпьют да о женщинах речь… Вот и хорохорятся.

А утром, рассказывает «жук», эта пассия говорит: «Все, бросаю мужа, все на свете бросаю, тебя теперь люблю!» – и ну строить планы на будущую жизнь. А он, довольный, послушал ее прожекты, дал ей выговориться, чтобы, наверно, она как следует унижение свое прочувствовала, и отвечает: «Зачем? Не нужна ты мне, мы с тобой больше не встретимся. Это я просто развлекся по старой памяти». И сказав это, захохотал. То есть он как бы проучил ее, отомстил, ухватил юношескую мечту и сломал – лицо страшно довольное сделалось, когда рассказывал. А мне опять стало жалко его. И я даже приостановилась в дверях и стояла б так, если б дочь за руку не схватила – говорю ж, что я через сердце все пропускаю.

Так вот, я слушала его и понимала: а ведь не победил он свои комплексы, потому и приятелям своим об этом случае рассказывает. Ведь та девочка, в которую он был безответно влюблен, так и осталась для него навсегда недоступной и недосягаемой. Именно та школьница, Мальвина, на его чувства так и не ответила и уже никогда не ответит и никогда не будет его. А сейчас – и она уже не та (какой-нибудь муж, объевшийся груш, карьера не задалась, красота увяла – другой человек совсем), и он изменился, обоим уж под 40. Я сразу вспомнила старый – очень умный и очень горький – анекдот: «В детстве у него не было велосипеда, а теперь есть вертолет, „бентли“, „феррари“. Но все равно в детстве у него не было велосипеда!»

Так и тут. Ну чего он добился своим поступком? Разрушил собственную иллюзию – и больше ничего. Не вернешь, не переиграешь, хоть ты тресни, только извалял в грязи свой юношеский идеал. И когда-нибудь он это поймет. Один мой знакомый, рассказывая о своей первой любви, на вопрос, не искал ли он встреч с той девушкой, теперь уже дамой, позже, чтобы хотя бы поговорить, ответил: «Нет. Пусть она навсегда останется моим идеалом. Мне приятно знать, что она где-то живет и вообще есть на свете». Романтично и очень мудро. А вот «жук» не захотел оставить прошлое в прошлом. И вот кто бы мог подумать, о чем этот богатый, известный человек столько лет мечтал!.. Он, оказывается, так был уязвлен гордячкой, что никакие деньги не спасали. А деньги и правда не все решить могут.

ЦВЕТОЧНЫЕ ИСТОРИИ

Без кислорода не проживешь больше двух минут, без воды тоже недолго протянешь, а без цветов, конечно, можно обойтись. Только вот радости будет гораздо меньше. И счастья. Мне в жизни повезло: я флорист, но люблю цветы не по долгу службы, а по душе. Наверное, как и вы. Просто я все время имею дело с цветами и, может, чаще, чем другие, замечаю их роль в нашей жизни. Я даже коллекционирую цветочные истории с самого детства.

Никогда не сдавайтесь!

Цветы сопровождают нас всю жизнь. В первый класс идешь с гладиолусами, которые выше тебя ростом, на первом свидании любой букетик распахивает твое сердце для любви. Без них невозможно представить дни рождения и 8 Марта. Цветы мы берем на свадьбы и похороны. Да и просто так, без видимых причин, их дарят заботливые мужья, с которыми кому-то повезло в браке. Цветы способны украсить любой невзрачный уголок, самый скромный интерьер, не говоря уж о нашем настроении. И букет цветов, и цветущие комнатные растения серые будни превращают в праздник, делают наше обиталище каким-то уютным, делясь с нами своей магией. Цветы – это красивое выражение любви.

В моем старом доме жила соседка, которая любила сажать цветы. Ее газоны не раз губили машины – может быть, вечером водители не видели цветов или им было все равно, куда машину ставить. А тетя Тоня на следующий день терпеливо восстанавливала клумбу. Многие не понимали этого – мол, зачем зря стараться? А она все равно сажала.

Много лет прошло, а я часто думаю, что, наверное, в этом и есть настоящая сила – не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Вы считаете, что это слишком громко сказано? Речь-то всего лишь о цветах… Нет, дело в отношении. Бывает, мы сдаемся при малейшей неудаче. А если верить в себя, то все получится. Как у тети Тони, которой все-таки удалось украсить наш двор цветами.

Венок из одуванчиков

Я всегда любила лето. Зима – это белое безмолвие, а лето полно звуков и красок, а значит, жизни. В городе, конечно, звуки и краски природы бледнее, приглушеннее, а вот в деревне все это великолепие сразу обрушивается на тебя. Помню, вставала я рано, и бабушка ворчала: «Что ж тебе не спится-то? Только не убегай далеко!» А зачем далеко? Волшебство ждало прямо за дверью. Только пройдешь огород – и сразу начинается поле. Я задирала голову и следила за поющими жаворонками или смотрела на солнце через зеленое бутылочное стеклышко, пока не начинали слезиться глаза. А потом садилась на корточки и разглядывала траву, которая вблизи оказывалась разными былинками и мелкими цветочками всех мастей. Тут тоже кипела жизнь: и полевка проскочит, и насекомые снуют по своим делам. И все это пело, звенело, скрипело, шуршало, жужжало и сливалось в один голос – голос лета. И ты ощущаешь, что весь мир с тобой.

А когда зацветали одуванчики, я срывала их, и млечный сок тек по моим рукам по локти и каким-то загадочным образом попадал на лицо. Потом трудно было смыть эти темные пятна, и бабушка больно терла меня мочалкой. А нос всегда был в пыльце, потому что, собрав букет, я долго нюхала одуванчики, вкусно пахнущие медом.

Плести венок я научилась не сразу: тяжелые от сока стебли часто ломались в моих руках, но потом это нехитрое искусство стало доступно и мне. Богатый, в три ряда, венок я водружала на голову и чувствовала себя королевой. Или лесной феей – когда мы шли с бабушкой через березовое редколесье к роднику с вкусной, но холоднющей водой, от которой ломило зубы.

С тропы в лесу бабушка не разрешала сходить, чтобы не наступить ненароком на змею. Но однажды мы увидели ее – красивую, переливающуюся, свернувшуюся клубком именно на тропе. Я шла впереди и заметила змею первой. Бабушка, увидев, что я ринулась к змеюке, удержала меня, а потом в красках рассказывала жуткие истории, как змеи кусали кого-то из односельчан и их едва успевали довезти до больницы. Но мне не было страшно, ведь я чувствовала себя заодно со всем этим миром. А тем более недавно прочитала «Маугли» и говорила всему: «Мы с тобой одной крови!»

Много чего в детстве было счастливого: поездки на юг, к морю, турпоходы с молодыми еще родителями… Но когда наступает лето, вспоминаю я солнечное раннее утро и себя в венке из одуванчиков. Мне кажется, именно тогда я навсегда полюбила цветы и научилась ощущать себя королевой.

Ветка сирени

Пару лет назад я навещала подругу в больнице. Все в ее палате сновали туда-сюда: кто шел на процедуры, кто встречал гостей. И только одна старушка лежала на койке и смотрела в окно, за которым, покачивая тяжелыми ветками, росла сирень. Я подошла: «Может, вам воды подать или еще что-то?» Уж больно грустная была бабушка. Она отказалась, а потом вздохнула: «Мы с моим Ванечкой в мае встретились. Он мне все сирень дарил. Озорной был, у соседей рвал… Через год, тоже в мае, свадьбу справили, и сирень уже у себя посадили. Сейчас зацвела. Горюет там без меня Ванечка, один остался, а я вернусь ли – не знаю». Бабушка всплакнула.

Слов утешения я не нашла, но и просто уйти, бросив старушку вот так, было неловко. Так я и стояла, мялась, не зная, что делать. И тут произошло чудо, которое только в кино бывает. В палату вошел старичок с веткой сирени в дрожащих руках. А позади него здоровый мужик. «Здесь твоя Петровна?» – спросил он зычным голосом. А старушка уже поднялась им навстречу. Оказалось, дачник зашел к своим пожилым соседям, а дома один «Ванечка», который и рассказал, что бабку свою в больницу определил, а навестить сил нет: дорога долгая, с пересадками. Так сосед тут же его в свой джип посадил, и через час уже в больнице были. Пока счастливые старики ворковали у окна, громкий сосед медсестер развлекал, а когда время вышло, деда назад в деревню увез.

Я часто вспоминаю эту историю, особенно когда сирень цветет, и радуюсь, что стала свидетелем людской доброты и отзывчивости. Все ведь в наших руках – даже чудо.

Хризантемы для любимой

С моим новым соседом мы вошли в подъезд одновременно и вместе вышли из лифта. Он торжественно нес букет хризантем и при этом сиял, как самовар или медный таз. Я уже вошла в квартиру, когда соседу на его звонок открыла дверь жена. Они месяца три как поженились, и у них была самая романтичная пора. Я услышала, стоя в прихожей, как он сказал: «Люся! Это тебе!» Тут же раздался злой голос жены: «Зачем ты тратишь деньги на цветы! Мы же собрались экономить! Кто тебя просил!» От неожиданности я даже тапки выронила. Вот тебе и романтика! Сварливая молодка еще пару минут выговаривала мужу, прежде чем впустить его в квартиру. Да, тяжелый случай. Семья жены, сколько я помню, всегда была очень экономной, но не до такой же степени! Отдали дочку замуж, так дайте ж им заложить фундамент семейных отношений. В эту пору без романтики никак. Но, видно, и дочке эта скопидомская жилка передалась. Только как бы ей не пожалеть. Когда-нибудь она страшно удивится, что их отношения потеряли былой пыл. Вряд ли он захочет повторить свой романтический порыв. Дело не мое, но мне почему-то стало очень грустно…

Свадебная метка