Надо жить

Шевелев Николай Васильевич.

Шевелев Н. В., Кравченко Г. Н., старший внук – Владик. С Новым 2016 годом!

Шевелев Н. В., Кравченко Г. Н., Вуктыл. У здания Вуктыльской средней школы № 2 имени Г. В. Кравченко. 2018 г.

Фотографии разных периодов жизни.

Я обратилась с заявлением в правоохранительные органы с просьбой расследовать причины смерти моего сына и наказать виновных. Все люди, кто знает о моей трагедии, говорили: «Брось, ничего не добьешься, это система». Бороться с системой все равно, что сражаться с ветряными мельницами. И это правда. Но я иду и все равно ищу справедливость, потому что после смерти Сережи умирают и другие молодые люди, в том числе при невыясненных обстоятельствах. Отмазки виновных в этих смертях врачей жалкие и неубедительные. Иду, потому что понимаю, кожей ощущаю, что мало кто готов сделать этот шаг и пойти в суд. А современная отечественная система здравоохранения дает очевидные сбои; это приводит к ошибкам при оказании медицинской помощи, которые могут повлечь за собой смерть больного.

В последнее время мне все чаще кажется, что моя жизнь прошла на другой планете. Неужели мне только казалось, что компетентность, ответственность, преданность делу, незыблемая вера в идеалы справедливости, доброта – это лишь атрибуты, присущие ушедшему времени? Думаю, нет. Есть еще прежние бесценные качества людей, но их уже мало. Это уже дефицит.

Пятый год я пытаюсь добиться законного справедливого и разумного решения суда о наказании виновных, допустивших смерть человека не в таежной глуши, а в государственном медицинском учреждении, почти в центре России, при наличии необходимого медицинского оборудования, специалистов, современных методов лечения.

Больше года я добивалась решения в гражданском суде. Гражданский суд признал мое право на возмещение морального вреда, а значит, признал допущенные дефекты, не совместимые с жизнью, при оказании медицинской помощи Сереже.

В гражданский суд я обратилась не за тем, чтобы мне возместили моральный вред, от государства, которому я прослужила всю жизнь и по вине которого я потеряла детей, мне ничего не надо. Я обратилась в поисках обоснованного и законного решения по этому делу, справедливой оценки произошедшего. Сумму, в которую «самый гуманный и справедливый» суд в нашей стране оценил жизнь человека, стыдно даже называть.

Каковы же были мои удивление и потрясение, когда я узнала, что доказывать права пациента и потерпевшего в гражданском процессе необходимо по Закону «О защите прав потребителей». Жизнь человека в нашей стране законом приравнена к товару для потребления. В законодательстве существует масса лазеек, используя которые виновные в смерти человека в условиях реанимации, в выходной день (случай с моим сыном) легко могут уйти от ответственности. Мы, люди, являемся по закону потребителями медицинских услуг, как в системе бытового обслуживания, а не пациентами, которым оказывается гарантированная Конституцией медицинская помощь. В законодательстве определение «халатность» носит теоретический характер, и врач не отвечает по статье Уголовного кодекса «халатность», так как он не является должностным лицом.

В расследовании моего уголовного дела, с моей точки зрения, следствие находится за гранью здравого смысла. Под личным контролем начальника следственного управления Республики Коми следствие длилось более трех лет. В деле пять томов, половина документов в материалах дела, это мои жалобы. Ответов по существу я не получаю. Фактически со мной формально переписываются органы следствия, прокуратуры, суда.

Я прошу ответить мне на один вопрос: «Все ли было предпринято врачами, чтобы спасти жизнь молодого человека?». Сын умер не в лесу, а в республиканской больнице, где есть все необходимое для спасения человека. А мне отвечают: «Лечение проведено вовремя, в полном объеме, в соответствии со стандартами». Неумение врачей поставить правильный диагноз в течение трех дней – отличить гнойный артрит от травмы – в государственном медицинском учреждении квалифицируется как «вовремя» и по закону? В чем выражается «полный объем» медицинской помощи сыну? Какими «стандартами» пользовались медики, когда лечили сына (стандарты имеют код медицинской услуги и ее наименование)? Мне не отвечают.

Стандартов лечения гнойных заболеваний нет, об этом написали в экспертизе.

Фактически моему сыну не была оказана квалифицированная медицинская помощь, а то, что врачи и следствие называют оказанием медицинской помощи, не подходит ни под один существующий стандарт. Я столкнулась с новой реальностью нашего времени – уничтожением человека умолчанием и отписками со стороны органов правоохранительной системы и власти.

Мне понадобилось три года, чтобы понять, что следственные мероприятия по существу дела не проводились. Я это поняла, когда адвокаты сфотографировали уголовное дело, и я смогла полностью его прочитать. Я считаю, что следствие оказалось некомпетентным. Труднейшее «медицинское» уголовное дело передавалось из рук в руки от одного малоопытного молодого следователя к другому. Допросы свидетелей (а по сути, ответчиков) – врачей проведены формально. Из тринадцати допрошенных лиц девять человек – это фельдшера скорой медицинской помощи, к которым никто и никаких претензий не предъявлял: они добросовестно выполнили свою функцию, доставили человека в больницу.

Формально, допуская множество нарушений, следователь дважды направлял материалы уголовного дела для проведения судебно-медицинской экспертизы. В повторном экспертном заключении эксперты отметили, что для установления причинно-следственной связи между действиями конкретных лиц и наступившими последствиями не требуются специальные знания в области медицины. Определение причинно-следственной связи не входит в компетенцию комиссионной судебно-медицинской экспертизы. Но материалы уголовного дела пролежали в Москве более двух лет. Время потеряно.

В результате я с прискорбием узнала, что в нашей стране независимой судебно-медицинской экспертизы не существует. Все гражданские государственные центры судебно-медицинских экспертиз находятся под крышей Министерства здравоохранения России и регионов. Неоднократно депутаты Государственной Думы ФС РФ поднимали проблемный для общества вопрос об отсутствии независимости судебно-медицинской экспертизы в стране, но им не удалось включить его даже в повестку дня Думы по причине мощного лобби со стороны медицинского сообщества.

Без должного правового анализа показаний свидетелей и экспертных заключений уголовное дело закрывалось дважды: 31 декабря 2015 года и 18 августа 2018 года. Единоличное решение следователя ни разу не утверждалось начальником следственного отдела, а по закону должно утверждаться. Об этом свидетельствует существующая судебная практика.

В процессе расследования уголовного дела я прошла две судебных инстанции, но не смогла доказать некомпетентность следствия. Причины этого, я думаю, заключаются, во-первых, в несовершенстве нашего законодательства в области здравоохранения, во-вторых, в нежелании со стороны следствия, прокуратуры, суда установить истину. Со стороны следствия сделано все, чтобы дело закрыть, а не раскрыть. Чтобы разобраться в «медицинском» деле, надо иметь желание, смелость и знания не только правовые, но и медицинские, хотя бы на уровне фельдшера. Трудно отказаться от шаблонных ответов.

Нет человека – нет проблемы. Все научились отписываться. По отпискам на обращения людей чиновникам нашей страны, и республики в том числе, равных нет. За срубленное дерево наступает уголовная ответственность. А в моем случае за смерть человека никто не понес ни административную, ни уголовную ответственность.

Трижды обращалась к Главе Республики Коми с просьбой о личном приеме, так как смерть моего сына и формальное расследование причин смерти – это не единичный случай в республике, а, к сожалению, системная проблема, я так думаю. На основании моей личной трагедии мне есть о чем рассказать первому лицу республики и есть что предложить. Я не иду жаловаться, например, на то, что меня лишили собственности. Речь идет о смерти человека, о цене человеческой жизни в мирное время.

Обращаясь к Главе с личной просьбой, я рассчитывала на элементарное уважение к матери, потерявшей старшего сына на войне, а младшего – по причине имеющихся недостатков организационного характера в лечебных учреждениях. Я наивно верила, что Глава Республики снизойдет к матери его ровесника, погибшего на войне, и хотя бы выслушает меня. Я сегодня полагаю, что Главе Республики мне нечего ответить, поэтому времени для встречи со мной он не нашел. Меня в очередной раз подвели моя открытость и вера в порядочность и справедливость.

«Лес рубят – щепки летят!» – эти слова принадлежат главному герою в фильме «Коммунист» в исполнении нашего земляка артиста Евгения Урбанского. Видимо, некоторым чиновникам доставляет удовольствие отписываться от людей, особенно если не они являются «щепками», а другие, а они обладают властью над людьми.

Я не остановилась и не остановлюсь до той поры, пока не пройду все ступени нашего правосудия, которое правосудием лично я назвать не могу. Не решено главное: не установлены виновные, за смерть человека никто не ответил. Я понимаю свою беспомощность, полную безысходность моей ситуации – сына я не верну. Но я не могу примириться с фальсификацией фактов причин его смерти, с посмертной клеветой на него со стороны тех, кто обязан и мог его спасти, и тех, кто по непонятным для меня причинам спас виновных от ответственности. Я не требую смертной казни виновным. Я добиваюсь аргументированных правовых оценок трагедии, выяснения истинных причин и разумного решения по закону.

Либеральный строй, как сейчас называют общественно-политическое устройство нашей страны, лишил меня главного – детей – смысла моей жизни. Неравная борьба за справедливость – это мой крест до конца моей жизни, и несу его я во имя справедливости, во имя памяти моего сына Сережи. Законодатели вопросы о защите прав пациента не поднимают. А это значит, что в ближайшее время позитивных изменений в законодательстве для защиты прав пациентов и потерпевших ждать не приходится.

Я уже не верю в справедливое решение, но я решила пройти все судебные инстанции до конца. Мне спешить некуда. Но убедиться в гуманности и законности существующего правосудия я должна сама. Смириться с допущенным бесправием выше моих сил. Книга моей жизни на описанной странице пока остается открытой. Если хватит сил и времени пройти все ступени правосудия, я, наверное, смогу хотя бы составить памятку о защите прав пациента и тем самым помочь другим людям.

Прости меня, сыночек, за то, что мне невольно пришлось на этих страницах вывернуть свою душу наизнанку по поводу твоего ухода из жизни. Сделала я это потому, что в последние годы я постоянно кожей ощущаю недоверие к моим доводам о причинах твоей смерти, слышу и шепоток за моей спиной даже хорошо знакомых моей семье людей: «Были нюансы…». Я вынуждена так подробно изложить эти «нюансы» в надежде, что люди мне поверят и поймут меня. Ну, а тем, кто не поверит и не поймет, – Бог им судья.

Прости за то, что не хватило силенок отстоять твою честь и достоинство в суде.

Для меня ты и сегодня живой. Я представляю, что ты просто ненадолго вышел. Но чаще я вижу тебя счастливым подростком, моим маленьким другом. Когда я тебя наказывала, ты протестовал и говорил мне: «Я протестую. Ты не сариса (царица), и блузки твои плохие». А когда жалел и успокаивал, то хотел наломать светов (цветов) возле памятника Ленину.

Прости меня за то, что я недооценивала твоего желания и стремления быть мужчиной. Это стремление проявлялось как в большом, так и в малом. Я часто вспоминаю, как ты возмущался, если я тебя называла Сереженька. «Зови меня Сергей», – просил ты. Ты не любил свое детское фото в маскарадном костюме зайчика. А я по наивности не могла понять, почему. Ты не хотел принимать мою помощь и сам, методом проб и ошибок, находил себе работу. Этой твоей самостоятельности я тоже не оценила. Несмотря на то, что по закону ты имел право не служить в армии – твой старший брат погиб, а ты был единственным сыном у матери – ты отслужил. Тебе пришлось взрослеть, постоянно чувствуя, что тебя сравнивают со старшим братом. А ты – другой, мой дорогой сыночек.

Я почти наизусть выучила экспертные заключения о твоих последних днях, о твоем уходе из жизни. Только я могу представить твои мучения в реанимации, когда часами к тебе никто не подходил. О чем ты мог думать, представить страшно. Ты умирал, а тебя никто не слушал и не слышал. Сколько похожих случаев произошло в стране, прежде чем у нас узаконили право родственников находиться в реанимации. Тебе не давали в достаточном количестве необходимых лекарств. Собрали консилиум за 30 минут до твоей смерти. Твое сердце уже билось по инерции, а врачи совещались и «назначали лечение», а по сути, собрались, чтобы засвидетельствовать твою смерть. Прости меня, что я доверила тебя, твою жизнь тем, кому не должна была доверять, недобропорядочным людям, представителям медицинского сообщества, а не врачам.

Дорогие мои лучезарные сыновья! Что бы я ни сказала и ни написала, если даже допустить, что вы меня слышите, не имеет никакого значения. Вы не вернетесь. Вы мне уже ничего больше не скажете, а я уже ничего не смогу изменить. Я уверена, что вы никогда бы не допустили неуважения, фальсификации, подлости по отношению к другому человеку, того, что испытываю я, проходя в данный момент все ступени «правосудия».

Я слышу ваш голос через стихотворение моего любимого поэта Р. Рождественского.

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я сделал не так, извините:
Жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю, и ею клянусь…
И по-другому прожить обещаю,
Если вернусь…
Но ведь я не вернусь.

В телевизионной передаче «Судьба человека» В. Гафт, известный в нашей стране артист, потерявший дочь, отвечая на вопрос ведущего, сказал: «Слова, слова. Мы все их после смерти произносим. Я виноват. Это объяснить нельзя и невозможно». Нельзя и невозможно – я тоже в этом уверена.

Говорят, что человек рождается одиноким и одиноким уходит в мир иной. Такая горестная мысль с кондачка не возникнет. Такие мысли постигаешь, когда ты в нокдауне. Неожиданно в твоем окружении остается мало людей, которые тебя понимают и слышат. А ты вынуждена делать вид, что не замечаешь этого. Крутит-вертит мною судьба. Преподносит мне непредсказуемые испытания. Судьба заставляет меня выжимать из себя всё возможное, чтобы перетерпеть и больше не падать. Как прожить, чтобы не исчезнуть в густом тумане будней? Не знаю. Учусь. Все еще учусь. Для меня поздно наступил час прозрения. В этой жизни я оказалась между небом и землёй – зависла.

Словно теплая слеза —
Капля капнула в глаза.
Там, в небесной тишине,
Кто-то плачет обо мне.

    М. Цветаева
Дорогие мои лучезарные сыновья – Геночка и Сережечка! Мои небесные звезды! Вы ушли от меня на небо навсегда.

За что же и зачем, Бог, к тебе уходят дети? А жить ты оставляешь матерей…

Если б не было тебя…

В несчастье судьба всегда оставляет дверцу для выхода

    М. Сервантес

Стремительно меняется мир вокруг. Вчера была трагедия. Сегодня она лежит в папке будничных судебных разбирательств.

Уходят друзья и коллеги. Уходит целое поколение. Страна, общество разрушились и продвинулись вперед одновременно. Многие не смогли встроиться в эту жизнь. Какая жестокая реальность!