Небо на двоих

Кроме дамской сумочки, Стефании укладывать было нечего. Она окинула взглядом сонный двенадцатый вагон. Кажется, с её появлением он полностью укомплектовался. Через три минуты Стефания ничем не отличалась от пятидесяти одного пассажира двенадцатого вагона, укрывшихся простынями. Люди мирно посапывали, похрапывали и покачивались в такт движению поезда под размеренный стук колёс.

Это было сегодня ночью. День принёс новые события: с верхней полки восьмого места из-под одеяла доносилась забавная мелодия и неразборчивые слова. Сидящие рядом пассажиры переглядывались, пожимали плечами, по-доброму улыбались.

Если бы Стефания знала, что от её голоса не спасает ни простыня, ни даже одеяло, она тут же провалилась бы сквозь все полки. Не знала. Потому пела себе: «Встречу того, не знаю кого…».

Чуть приподняла одеяло, чтобы впустить воздух. Глаза зацепились за «мумию», лежащую на нижней полке, напротив. Завёрнутое в белое, нечто неопределённого пола покачивалось, как всё в этом поезде.

«Кажется, один неопознанный объект я уже встретила. Неужели, это и есть „то, не знаю кто“? Интересно понаблюдать…» Но «то, не знаю кто» продолжало покачиваться и не думало открывать личико. Стефания потеряла к нему интерес, когда рядом появилась продавщица из вагона-ресторана. Она разносила запах жареных пирожков, приговаривая:

– Кто желает горячие завтраки? Горячие завтраки!

Блестящими кастрюльками, уложенными одна на другую, она заинтересовала одного двухлетнего пассажира. Малыш норовил посмотреть, что там внутри. Родители вовремя его от них оттащили, а продавщица, тоже вовремя, уплыла в соседний вагон.

Молодая проводница совершает обязательный утренний ритуал – моет пол. Знает своё дело.

«Есть же создания вполне себе симпатичные. Фигурка ладная, рост нормальный, женский – около метра шестидесяти. Она уж точно в своём маленьком купе в три погибели не складывается. А тут – не знаешь, куда лишние сантиметры деть: сжимаешься, нагибаешься, сутулишься. Всё время под контролем», – вела наблюдения и размышления Стефания с верхней полки двенадцатого.

За проводницей следом появился небритый угрюмый мужчина с коробкой сувениров и настойчивой просьбой что-нибудь приобрести. Среди пёстрой мелочёвки выделялась обычная, школьная общая тетрадь. На обложке – парящие в небе птицы.

– Девушка! Не желаете? Подарки родным, близким: игрушки, сувениры.

Стефания не сразу поняла, что обращаются к ней. Помотала головой: «Нет у меня родных и близких… Одна как перст. Это тебе, угрюмый, объяснять не буду. Да и не ждёшь ты моих объяснений. К другим уже пристаешь».

– Не желаете презент для близких? – не унимался мужчина.

«Какой смысл обижаться на него? Он тоже делает своё дело, – успокаивала себя Стефания, погружаясь в свои мысли. – Ни родных, ни близких… Зато сколько хочешь воспоминаний – о детском доме, о том, как… Нет. Лучше забыть. Эх, угрюмый, ты всё-таки сделал своё дело – того не ведая, на больное место наступил».

Ещё раз взглянув на притянувшую внимание тетрадную обложку, Стефания вновь юркнула под одеяло. Как ни старалась спрятать образы и ощущения из прошлого, они лезли наружу. Воспоминания вперемешку с фантазиями.

В детстве её фантазии были ответом на вопросы пытливого ума, когда других ответов не было. Фантазии заполняли пустоты, появляющиеся от недостатка информации. За ними она пряталась от иногда жестокого окружающего мира.

Фантазии стали частью её миропонимания. Даже сейчас Стефания не знает, что из того, что помнит, правда, а что – вымысел.

Вспомнила детский дом, насмешки ребят по поводу роста, успехов в школе. Хотя Стефания не виновата, что учёба давалась легко, что цифры сами собой складывались.

Её приставания к Изольде Тихоновне. Стефания долго учила её имя-отчество. Однажды, проходя мимо вывески «Директор», внутренне решила – пора. Без стука открыла дверь. Директор, седовласая элегантная женщина, с кем-то строго разговаривала по телефону. Увидев Стефанию, жестом пригласила зайти.

– Уж постарайтесь, голубчики, дайте отопление! У меня шестьдесят семь детей замерзают!

Положив трубку, тут же сменила тон:

– Что тебе, Стефания?

– …Тихоновна, где мои родители?

За два десятка лет работы в детском доме можно привыкнуть к естественно возникающим у детей вопросам. Но каждый раз подбираешь слова, чтобы поменьше ранить их психику.

«Да что там, как ни скажи – будет больно. Вот и эта подросла, ответа ждёт. Может, получится отвлечь?» – с надеждой подумала Изольда Тихоновна.

– Садись, Стеша. Садись. И я с тобой присяду, – обняв девочку, она продолжала: – Я обязательно тебе об этом скажу… Когда придёт время. Ты получила письмо от Деда Мороза? А подарок? Какой подарок он тебе прислал?

«Причём тут Дед Мороз? Подарки? Я её про родителей спрашиваю. Нет… Сегодня не скажет», – решила Стефания, а вслух произнесла:

– Пойду я…

Освободилась от уютных объятий, вышла из кабинета с твёрдым намерением завтра прийти снова.

«Упёртая. Не отстанет», – предположила Изольда Тихоновна и оказалась права. Стефания появлялась в кабинете директора каждый день в одно и то же время с одним и тем же вопросом: «Сегодня пришло время?».

Десять дней спустя.

«Сегодня опять придёт… Расскажу, как есть. Дети понимают больше, чем мы предполагаем». Изольда Тихоновна подошла к шкафу с личными делами воспитанников. С закрытыми глазами она могла найти каждое. Безошибочно вытянула одну из множества коробок, плотно стоящих на полке. Вынула из неё стопку с карточками.

«Где-то здесь, в середине, на букву „Л“. Да. Вот… Напротив отца и матери – прочерки. Лебедева Стефания Станиславовна, я расскажу тебе всё, как есть. Видимо, время пришло…»

Это было восемь лет назад. Ворвался в кабинет директора Станислав Афанасьевич, водитель детского дома. Таким испуганным никто его раньше не видел. С порога, не поздоровавшись, выпалил:

– Там это… Ребёнок у нас!

Судя по интонации, Изольда Тихоновна поняла: случилось что-то из ряда вон выходящее. Чтобы утихомирить эмоции, которые в подобных случаях не помощники, ответила как можно спокойнее:

– Станислав Афанасьевич, у нас шестьдесят семь детей. О ком из них идёт речь?

– Ребёнок, говорю, у двери! Грудной ещё. Я хлеб привёз, иду с лотком, а он…

– Ладно. Показывай!

– Ну, что, коллеги, поздравляю с прибавлением в семействе! – открыла экстренную планёрку директор детского дома.

Весь свободный персонал учреждения окружил маленький свёрток, лежащий на директорском столе.

– Что мы имеем? – продолжала Изольда Тихоновна. – Мы знаем главное – это девочка! Что ещё?

– А ещё надо заявить в милицию! – со знанием дела предложила Елена Степановна, молоденькая медсестра. Она только-только погружается в профессиональную деятельность и знакомится с ЭТОЙ стороной детства – закрытой от многих. Вернее, многими специально не открываемой. Потому что если откроешь – придётся взять ответственность. А так, можно ограничиться сетованиями: «При живых родителях? Как такое возможно в XX веке?».

Заблуждаются, конечно. Открываешь или избегаешь, всё равно берёшь ответственность.

– Милицию – это само собой. Кстати, Елена Степановна, на первый взгляд, возраст девочки?

– Крошка совсем. Новорождённая, – сделала заключение молодой специалист. На её щеках выступил румянец – волнение от причастности к важному событию. Возможно, именно от её решения в документах этого маленького человечка появится дата рождения.

– Вы совершенно правы, – согласилась Изольда Тихоновна. – Новорождённая. Мамочки, решившиеся на такое, возле себя детей долго не держат. Чтобы не привыкать. Поэтому день-два погоду не сделают.

Взглянув на перекидной календарь, объявила значащуюся на нём дату:

– Тринадцатое июля тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Так и запишем. Теперь имя! Какие варианты?

Кажется, участники консилиума только и ждали этого вопроса. В воздух полетели имена: