Сказка со счастливым началом

Володя вдруг вспомнил, что достоин куда большего. На работе его тоже незаслуженно обижали – он то и дело менял место службы, нигде надолго не задерживаясь, и, в конце концов, целиком сел Маре на шею. Снова начал ходить к дружкам, открыто заводить молодых девок, пенять Маре на возраст и морщины. Мать ему всё прощала: это же Анечкин отец, муж, посланный свыше! Она даже никогда на него не кричала – ни за один из проступков, и – нет, не плакала. Чувство вины всё реже исчезало из её глаз… она старше, она некрасивая, она не заслужила… Хотя сам Вова к своим тридцати с небольшим полысел, обрюзг и выглядел немногим моложе жены.

Наверное, если бы этот брак не развалился, от Мары не осталось бы ничего. А мог ли он не развалиться? Похоже, что мог. Казалось, многотерпению матери не будет конца. Но конец пришёл. Нет, Вова её не бросил, как утверждала Анька. Всё началось, и всё закончилось опять-таки из-за Сони. А она испытывала как муки совести, так и облегчение. Без Вовы их жизнь стала куда нормальнее, а Мара – не обречённо-несчастной, а обречённо-спокойной. И уже не смотрела перед собой так прямо – никогда.

* * *

Утром Соня встала разбитая, невыспавшаяся, с тупым отчаянием на душе. Жене она так и не позвонила, а просидела до самой полуночи в страхе, что он объявится. И только сейчас, с утра, задумалась, а почему он не предупредил, что не сможет прийти? Может, что-то случилось?

Анька ночевать не явилась. Соня полночи пыталась ей дозвониться и слушала длинные гудки, пока засранка и вовсе не вырубила телефон.

Первого ребёнка приводили в половине восьмого, и Соня, не позавтракав, побежала на работу. В семь она уже открывала группу. Как обычно, пока никого не было, полила цветы, разложила неубранные со вчерашнего дня игрушки. А в душе шла напряжённая, почти насильственная работа – над не сделанными пока ещё ошибками.

Соня всё понимала. Она знала, что нельзя поддаваться, что это сродни самоуничтожению, что надо всё пережить, перетерпеть – только внутри, ничего не показывая окружающим, обманув всех – себя, Женю, Аньку, и, возможно, это пройдёт, забудется… Не надо бояться, она сможет, она сильная, взрослая, многое об этой жизни знает. Она не сдастся, и никто ничего не заметит. Главное, вести себя так, как правильно, как должно выглядеть со стороны, вычислять, угадывать ежеминутно это «правильно», не допустить ни малейшей ошибки, ни единого взгляда, ни крохотного сомнения.

Соня решительно взяла в руки мобильник и набрала Женин номер.

– Да, детка, – послышался его усталый голос.

Она почувствовала угрызения совести.

– Жень, у тебя всё в порядке? Ты вроде собирался прийти вчера… Не получилось?

В трубке повисла пауза.

– Не получилось, – ровно ответил он.

– А что же не позвонил? Я тебя ждала, – солгала Соня и поморщилась от отвращения к себе.

Новая пауза.

– Так вышло. Меня вызвали. А ты почему не набрала… если ждала?

Вопрос прозвучал легко, без всякого упрёка, но… Соне показалось, что на том конце трубки с напряжением ждут ответа.

– Я… я заснула, прикорнула на диване… прямо перед телевизором. Да ещё Анька сбежала на дискотеку… Представь, до сих пор не объявилась. Телефон отключила.

– А, ясно, – так же ровно сказал Женя. – Не волнуйся, найдётся. Ты же её знаешь.

– Слушай… а сегодня? Приходи, хорошо?

Соня произнесла это так искренне, как только могла.

– Постараюсь. Прости, детка, нельзя больше говорить.

В трубке послышались короткие гудки. Она убрала мобильник – ну вот, всё идет, как надо. У неё хватит и воли, и разума, чтобы спасти свою жизнь от хаоса и несчастья. В раздевалке послышались голоса, и Соня вышла навстречу первому малышу.

Сначала всё шло спокойно. Кажется, вчерашняя встреча осталась незамеченной окружающими. Методист провела в тихий час совещание на тему «Ознакомление детей с временами года через шедевры мирового искусства» по новой, разработанной в министерстве, системе, заставив Соню понервничать – детей на время педсовета пришлось оставлять с чужой няней. Танечка выглядела разочарованной, но по-прежнему искренне расположенной к Соне. Она с завидным упорством второй день являлась в вечернюю смену, непонятно как заинтересовав сменщицу – ту самую Людмилу Алексеевну. Наверное, пообещала отработать за неё все предпраздничные дни – женщина всегда уезжала на выходные к родственникам в деревню.

Погода сегодня стояла замечательная. Выглянуло осеннее солнце, создавая ощущение прозрачности, эфемерности повсюду – на остывшей, прикрытой пожухлой листвой земле, в дрожащем между нищенски обнажёнными кленами воздухе. Это было её, Сонино время. Никогда, ни в каком возрасте не были ей близки ни весенние зовущие запахи, ни зимние детские восторги, ни летнее довольство. Она всегда жила в ней, в осени, во всех её гранях и изменениях, совпадая на вдохе и выдохе с её прощальными фейерверками, печальными радостями, щемящими намеками о близком конце и ярчайшим ощущением бытия.

На улицу вышли сразу же после полдника, и к пяти часам у Сони остались «неразобранными» три девочки. Все они мирно играли у неё на глазах: набрали воды в формочки и готовили в домике обед из старых листьев и ягод рябины. Даже Настя увлеклась и вела себя тихо. Было ещё довольно светло, и Соня с беспокойством поглядывала в сторону ворот и забора. Смотрела туда не она одна – Танечка, у которой всех разобрали, переместилась к ним на площадку и принялась донимать разговорами.

Соня вдруг поймала себя на том, что эта милая, всегда приятная ей девочка начинает её раздражать. И ни чем-нибудь, а своей молодостью, очаровательностью, наивностью, действительно, как сказал Дима, огромными оленьими глазками. Какой идиот может предпочесть ей угрюмую, узколицую Соню? Если ему надоели глупые испорченные куклы типа Кати, то такая, как Танечка, вполне может украсить его жизнь. Встреть он сейчас их вместе – Таню и Соню, наверняка взглянет на всё иначе…

Накаркала… Она не увидела, а почувствовала – спиной. Да ещё Танечкины глаза округлись до невозможности: девочка схватила Соню за руку. Охранник, подхалим, уяснив позицию Нины Степановны, преспокойно пустил постороннего на территорию.

Соня не обернулась, просто не могла себя заставить. Положение казалось ужасным, но и это, увы, было ещё не всё. Навстречу от центральной террасы к воротам, не спеша, шла заведующая – она всегда обходила садик перед тем, как уйти домой.

«Сволочь, козёл!» – ругалась про себя Соня. Она дрожала от негодования. И… от чего-то ещё.

Дима уже стоял рядом, она видела его боковым зрением. Следовало взять себя в руки и поступить так, как правильно. Только надо решить, как правильно.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он.

– Здрасте… – растерянно заулыбалась Танечка, мгновенно покрывшись румянцем.

Соня упорно молчала.

– У меня к вам огромная просьба… – начал Дима, обращаясь к девушке.

В этот момент Нина Степановна поравнялась с их верандой. Соня бросилась к домику – якобы поправить на Яне шарфик. Заведующая остановилась напротив.

– Добрый вечер, Нина Степановна! – крикнул парень. – Как поживаете? Рад вас видеть…

Ну, прямо сама светскость и обаяние…

– Ой, Димочка, милый мой, здравствуй, солнышко! – неестественно-приторным голосом проворковала женщина.

Но в глазах её Соня прочла сильное беспокойство.

– Софья Васильевна! – многозначительно позвала заведующая. – Можно вас на минуточку, я тут с вами хочу насчёт покраски веранды…

По-прежнему не глядя в Димину сторону, Соня сошла на дорожку. Нина Степановна потянула её за рукав – подальше от парочки. Понимая, что упускает из глаз домик с детьми, Соня невольно оглянулась.

– Тихо, не смотри туда! – прошипела начальница. – Мне самой это не нравится, а что делать? Ситуация, прямо скажем, нелёгкая. Прогнать я его не могу, ничего плохого вроде не происходит… Ну, а если что – так я буду замешана, хотя никаким боком…

– В чём замешаны? – автоматически спросила Соня.

При всей, как правильно выразилась заведующая, «нелёгкости ситуации», она ещё больше, чем убежать отсюда, желала бы сейчас слышать, о чём Дима так оживлённо беседует с Танечкой на веранде.

– Не знаю, не знаю… Мне девочку жалко, он этих девочек… ну, сама понимаешь. Танечка у нас ведь не из таких. А если что серьёзно – так его мать три шкуры с меня сдерёт, что не доложила… Ну и Татьяна здесь тоже не с улицы. Куда не кинь – всюду клин!

– Нина Степановна, извините, у меня там ребята… Я их, пожалуй, уведу в группу.

– Нет, зачем же? Пусть лучше эти голубки уходят, от греха подальше… Меньше знаешь, крепче спишь. Татьяна Викторовна, Танечка! – крикнула она и добавила игриво:

– А чего же вы так припозднились? Я вас давно отпустила. Идите, отдыхайте…

Соня не выдержала и обернулась. Дима что-то шутливо говорил девушке, а та, не отрываясь, смотрела на него своими огромными глазищами. «Ну и пусть, ну и слава Богу», – подумала разумная Соня. Что подумала Соня пропащая, стоило сразу забыть…