Лере она показалась знакомой, но она не стала думать об этом. Ей нужно было убрать постельное белье, постирать его, и пока солнце, высушить.
Она аккуратно взяла стопку чистых листов бумаги и аккуратно положила их на верхнюю полку буфета, сбросив оттуда ненужный какой-то хлам. Она понимала, что чистый лист – уже шедевр.
– Пусть полежит, может и на следующее лето явится, – обнадежила она себя.
А машина с Всеволодом Ивановичем уже выбралась на вольное шоссе и с некоторым превышением скорости ехала в столицу.
Всеволод смотрел в окно, можно сказать, без всякого интереса. Он глянул на водителя, и тот, поняв его немой вопрос, ответил:
– Я и так гоню, успеем. Без нас не начнут.
А Лера развешивала настиранное после жильца белье и что-то рассказывала соседу Коле, который весело смеялся услышанному.
– Передай своему хозяину, чтобы повеселей мне постояльцев направлял. А то этому не знаешь как угодить. Годила, годила… а он тоскует.
– Куда нам, – улыбался слегка выпивший Коля. – Столица! Она! – уважительно он поднял грязный указательный палец к небу. – Куда нам.
А Всеволод Иванович, почти засыпая на гладком высокоскоростном шоссе, запоздало сожалел о том, что ничего не писалось ему, ничего не приходило в голову.
Из поездки запомнилась всего одна фраза, но она была, как чужой бриллиант. Всеволоду Ивановичу не подумалось вовсе, что Лера точно так же думала о нем. Он даже не допускал, что такие фразы могут быть в ее лексиконе.
И он решил так назвать возможный свой новый рассказ. И он уснул на этом своем решении. Заметив это, водитель прибавил скорость, и машина полетела по пустынной дороге, которая с этого лета была уже платной.
Яркая тетрадь,
27 декабря 2021
На ветру
“Отвыкли мы от суровостей”, думала Эмма, застегивая поплотнее длинное свое черное суконное пальто. А сильный ветер, который дул со спины, сам накинул ей на голову капюшон.
Эмма шла пешком с работы. До дома ей было всего ничего, да еще в помощниках ветрила, который налетал и гнал вперед зазевавшуюся публику, гнал в дом, в уют.
Эмма с радостью подчинилась ему, хоть колючее его дыхание старалось забраться к ней под капюшон, и согреться там, у пушистой вязаной её шапочки.
Эмма еще раз подумала о том, что как изнежилось человечество, она сделала такой вывод, глядя на людей, которые старались уберечь себя от грубых порывов внезапной стихии, гнавшей их с широкой сквозной улицы. Одни держали шляпу на голове, другие супонились в капюшон, и всё двигалось и бежало.
И уже через полчаса Эмма входила в свой двор. Странный это был двор. Самый главный дом в нем, с окнами на набережную, занимали крупные местные чиновники.
Они выкупали целые этажи в свое время. И теперь, двор стал другим. Исчез богемный молодняк с первых этажей, исчезли лавки, и был спилен старейший в этом дворе тополь. Разом исчезли вороны, имеющие на нем гнезда, и воробьи почему-то тоже исчезли. Во дворе стало тягостно тихо, только рыкали по утрам заводившиеся “Мерседесы” и “Ауди”, развозившие своих хозяев на службу.
Эмма давно и быстро разлюбила свой двор, за эту гадкую тишину в нем, и особенно за фальшивую детскую площадку, со свежеокрашенной, и какой-то стерильной горкой на ней. Потому как детей у этих чинуш не было, то горка эта и качельки вносили какое-то впечатление искусственности и ненужности.
Эмма прошла мимо охранника, тощего, тщедушного, но с таким злым взглядом, что вид его внушал почтенный страх и удивление.
Эмма едва кивнула этому гневному служебному лицу и пошла к себе.
Закрыв за собой дверь, она разом погрузилась в тишину и тепло. Скинув пальто на вешалку, Эмма прошла в ванную, долго отмывала руки после улицы. Делала это тщательно и с любовью.
На кухне включила разом чайник и телевизор. И открыла ноутбук.
Все предметы были в её распоряжении и служили ей давно и исправно, подставляя плечо или мышку при поиске ответа на внезапный какой вопрос.
Эмма налила себе чай, взяла любимые сухарики. Все движения и передвижения её по квартире были крепко повязаны заученной давно моторикой. Они, движения, были легки и уважительно податливы. И оказывали одни приятности уставшему за день телу.
Эмма работала в библиотеке, она весь день каллиграфическим своим почерком заполняла карточки и расставляла их в каталожные ящики. Конечно, у них были и компьютеры, куда были занесены все фонды. Но картотеку никто пока не отменял. И Эмме эта часть в её работе особенно нравилась.
В дверь неожиданно позвонили. Эмма даже вздрогнула от этого забытого звука.
За дверью стоял молодой человек с букетом цветов и какой-то коробкой. Это была служба доставки, и Эмме за её подпись были вручены эти странные и неожиданные подарки.
Курьер исчез, а Эмма не спеша и в глубокой задумчивости прошла на кухню, чтобы достать вазу для цветов.
Она не спешила угадать дарителя, она боялась какого-то обмана и перепутанности. Ей всё казалось, что опять позвонит в дверь курьер и заберет, и скажет, что ошибся.
Но курьер не звонил, Эмма поставила цветы в роскошную, и единственную в её доме, вазу. Взяла в руки коробочку. Не без волнения открыла ее. Там лежала аметистовая фигурка таксы, выполненная с необычайной живостью.
Приславший это знал, значит, что Эмма собирает коллекцию такс.
Она вынула таксенка из коробочки и поставила его на полку к другим.
Такса была восхитительно исполнена, но Эмма всё еще не понимала, кто мог и с чем её поздравить. Букет из цветов был хоть и красивым, но банальным, и о пославшем его ничего не объяснял.
Эмма стала вспоминать, какое число было с утра. Да, никакое. Дата без “даты”. Ничего с ней в этот день особенного не происходило.
У Эммы заныли пальцы рук от волнения. Кто бы это мог быть. Возможно кто-то из благодарных читателей. Так и тогда не угадать – кто. Читателей было много, и они всегда были вежливы и благодарны.
Но тут позвонила давняя её подруга Соня. Она затараторила в трубку так быстро и так грозно.
Эмма включила видеосвязь.
– О! Уже стоят. Ну, сервис, уже получила. Ура. Эмма смотрела на взбалмошное лицо подруги.
– Еле успела, – продолжала подруга, – это мне прислал, ну, ты знаешь, поклонник, Юрий Павлович. Хорошо, что я была одна дома. Не застукал Федор. Был бы скандал. Я тем же курьером к тебе отправила для конспирации. А что там в коробочке?
Эмма смотрела на взъерошенную физиономию подруги, и пока она соображала и анализировала объяснения от нее, экран смартфона погас.
Эмма подошла к цветам, в нем вместе с розами совместили какие-то мелкие белые цветочки. Они были такими невзрачными, будто были созданы для того, чтобы оттенять настоящую силу красоты роз.
И они оттеняли прилежно.
Эмма подошла к полке, взяла аметистового таксенка в руки. Он был тяжеленьким и прохладным.
Но как этот незнакомец узнал, что она собирает коллекцию?
Не может быть такого совпадения. Не могло быть. Ведь не может быть, что подарки эти пришли в её дом просто так. Сбежали от чужой ревности и возможного скандала. К ней.
И Эмма вдруг поняла, что плачет и уже накидывает пальто в прихожей.