Код Независимости

Ирина вышла на улицу. И пошла пешком домой, хотя это было достаточно далеко. Но ее это не пугало.

Светило солнышко, и в его лучах быстро стройнели сосульки, свисавшие с крыши дома.

“Невероятная солнечная диета”, – подумала она о худых сосульках.

Ирина давно не ходила пешком. Шуба была тяжеловата для такой погоды, и вдруг Ирина увидела на ярком солнце, как облезли обшлаги рукавов. И воротник тоже был битого вида. И она подумала, что пора отдать шубу эту соседке Нонне, которая давно смотрит на нее с вожделением.

А в банк она может пойти и в пуховике. Хотя Ирина знала уже, что это будет совсем не скоро.

И то, если об этом попросит дочь. У нее вечные финансовые разлады.

Ирина думала еще о том, что за жизнь она проживает, если увольнение какого-то клерка сподвигнуло ее на поступки совсем несвойственные ей раньше.

И эти перемены в себе она наблюдала хоть и настороженно, но с возможной радостью.

Ей капнуло на лицо с сосульки. И потекло по лицу.

Ирина вытерла лицо ладошкой, а со стороны можно было подумать, что она плачет.

Яркая тетрадь,

14 января 2022

Птах !

У Вовки было так много жизни, что он не знал, куда потратить время этой самой жизни. Свободное – оно казалось ему обузным и скучным, сильно тяготило его, двадцатилетнего молодого человека.

Он донимал всех вопросами о смысле этой жизни, от него отбивались как могли – кто иронией, кто сарказмом, кто отшучивался.

А Вовка злился на невнимание к себе, случился, в результате, мрачным нахохленным типом, не вызывающим никаких симпатий у окружающих.

Сегодня мать пристала к нему с просьбой, ей нужно было на рынок. Это был особенный какой-то день в её непостижимом нравственном календаре, когда надо было отпустить птиц на волю. А для этого их нужно было сначала купить на птичьем рынке, доехать до ближайшего парка и только там выпустить из коробки.

Сколько Вовка помнил себя, в семье в этот день выпускали пернатых. Пока Вовка был маленький, то ему давали в руку птичку, и он ее выпускал в открытое для этого окно, хотя на улице было еще довольно холодно.

Вот и сегодня мать растолкала его в теплой постели и попросила очень робко – съездить с ней за птицами.

Вовке было тошно и зло от её тихой просьбы, но отказать он не посмел почему-то, и они поехали.

Самое странное, что дивило Вовку, всю обратную дорогу до парка, птицы в коробке сидели тихо-тихо. Будто понимая, как хорошо решится их судьба. Хотя в коробке их было не меньше пятнадцати особей.

Но сегодня случилось непредвиденное. Один птах с красной грудкой было взлетел со всеми, но будто споткнувшись о дерево, упал и побежал по талому снегу.

Вовка рванул за ним, поймал. В ладони громко стучало что-то – Вовка даже представить не мог, что так может громыхать сердечко тощей маленькой птички.

Делать было нечего. Птаха засунули опять в коробку и повезли домой.

Вовка, еще оглянувшись, увидел, как выпущенные только что птички, весело чирикая, купались в ближайшей подталой луже. Старательно так купались.

Так птах стал жить в семье.

Купили клетку побольше, вернее самую большую, которая только нашлась с кормушкой, поилкой и всякими жердочками.

Вовка с унылым ворчанием и сильным недовольством, приволок эту клетку из зоомагазина. Она оказалась тяжелой и отбила ему сильно ноги, пока он тащил ее.

Снегирь был запущен в свой дом. Ему было насыпано семечек, налито воды в поилку и ванночку, чтобы тоже мог купаться, как те в парковой холодной луже.

Мать все хлопотала, устраивая птаха поудобнее, а Вовка быстро остыл к этому зрелищу.

“Загадит всё”, – только и подумал он о случившимся событии.

Он ушел к себе и забыл о птахе напрочь.

Не тут-то было. Утром мать сказала отвезти птаха ветеринару.

Вовка, ворча недовольно, подошел к клетке, и вдруг услышал короткий гортанный звук, на который он почему-то тут же ответил.

– Привет?

Снегирь выдал короткое, но очень выразительное чириканье.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – поддержал разговор Вовка.

Ветеринар нашел, что птица просто очень замученная, прижег ей перекисью ранки под крыльями, прописал клюкву и семена. И они благополучно вернулись домой.

Причем Вовка туда и обратно доставил птаха в своей перчатке, спрятав на груди под курткой.

Птах оживал прямо на глазах. Оживал и Вовка. Он мог подолгу стоять у клетки Птаха и задавать ему вопросы, выслушивая ответы в стиле рэпа.

Вовка так и стал называть его – “рэпер”.

У рэпера был прекрасный аппетит, он обожал купаться, и надо сказать, что Вовка без всякой брезгливости чистил и мыл посуду в его клетке.

Птах стал вылетать на короткие дистанции по комнате. Расстояния были с каждым днем все длиннее. Птах явно окреп.

Вовка теперь вставал рано, бежал в комнату с клеткой, плотно закрывал за собой дверь. И там велось таинственное общение, нарушать которое не смел никто из членов семьи.

Иногда Вовка брал у матери саговый веник и катал снегиря по дому. Тот важно сидел на венике и внимательно осматривал пространство вокруг себя.

– Может пора выпустить? – предложила внимательная матушка.

– Рано еще. Слаб! – возражал Вовка, ставя свой диагноз.

Вовка знал, о чем говорил. Уже неделю он держал клетку и форточку в комнате открытой. Давая возможность Птаху выбрать. Улететь или остаться. Но каждое утро Вовка находил Птаха на жердочке в клетке, где он доверчиво спал.