– Извиняться? Негодяйка? – беззвучно пошевелила губами Ленка.
– Ну да. Твоя дочь. Она угробила вчера мой компьютер. Побоялась сама явиться с повинной?
– Прости ее. – Ленкино лицо вдруг сморщилось, из глаз потекли слезы.
– Эй! Ты чего ревешь? – мой гнев вдруг испарился, и я, наконец, обратила внимание, что глаза у моей закадычной подруги красные, а всегда точеный ее носик распух. Плакала она уже не первый раз. – Что случилось? Где Алла?
– Заходи. – Лена затащила меня на кухню и плюхнулась на табуретку.
– В общем, Аллочка в больнице. – Ленка снова заплакала. Я подала ей стакан воды.
– Она играла у тебя на компьютере. Вечером. Я выносила мусорное ведро и на площадке почувствовала запах газа из твоей квартиры. Дверь была не заперта, и я вошла. Аллочка лежала на кухонном полу, рядом разлита вода. На плите стояла турка, конфорка под ней была погашена выкипевшим кофе. Вот и все. Наверное, Аллочка разлила воду, поскользнулась… – Лена снова всхлипнула – Она уже второй день не приходит в сознание.
– А что говорит врач?
– Ничего конкретного. Состояние стабильное, вот и все.
– Стабильное – это уже обнадеживает. – бодро сообщила я, хотя не поняла, что именно стабильно. К этому моменту я уже давно забыла, что пришла казнить Аллочку, и мне было ужасно жалко их обеих.
– Мне разрешили ночевать в больнице, и я хотела тебя попросить взять на время Унтера к себе.
– А я с ним справлюсь? – я с опаской посмотрела на пса. Он наклонил голову набок и поднял рыжую бровь. Унтер был назван в честь унтера Пришибеева за свой тяжелый и педантичный характер. Не знаю, кто надоумил двух хрупких женщин приобрести ротвейлера, но в настоящее время несомненным лидером в семье был он.
– Справишься. Он послушный. Ты его только не травмируй.
– Я? Да кто кого быстрее травмирует?
– Он впечатлительный – настаивала моя подруга, – и ты ему нравишься.
В этом я глубоко сомневалась, но выбора не оставалось. Деться псу было некуда.
– Слушайся Лину, – повернула Лена свое заплаканное лицо к Унтеру.
Он с упреком посмотрел на хозяйку, подошел и плюхнулся мне на ноги, утверждая так свое превосходство.
– Молодец – зачем-то похвалила его Лена.
Через минуту я была уже в моей квартире наедине с Унтером, бессонной ночью и странным смутным беспокойством, оставшимся после Лениного рассказа. Мне никак не удавалось представить, как и обо что можно было удариться в моей кухне, площадью с грузовой лифт так, чтобы вторые сутки не приходить в сознание.
– Завтра схожу в больницу и узнаю у самой потерпевшей. – решила я, уже принимаясь за работу.
* * *
Понедельник – день тяжелый, особенно, если ему предшествовала бессонная ночь. Восстановить программное обеспечение и окончить свою конкурсную работу мне удалось только к полудню. Мое гениальное творение немедленно отправилось на суд работодателей, и к четырем часам вечера я была свободна и легка. Вчерашнее беспокойство растаяло под теплыми лучами светила, как и пролетевшая по небу темная тучка. Солнечный, теплый, но еще по-весеннему нежаркий день и чувство выполненного долга делали меня почти счастливой. Поэтому, направляясь в больницу, я была совершенно уверена, что и с Аллочкой уже все в порядке.
Больница встретила меня прохладными, пахнущими дезинфицирующими средствами коридорами, выкрашенными в унылый салатный цвет. По ним сновали врачи и медсестры в белых одеждах, ковыляли больные в старых пижамах и пестрых халатах. Из буфета пахло чем-то несъедобным. От этой прозы жизни мой оптимизм начал потихоньку угасать и к тому времени, когда я, крадучись, добралась до Аллочкиной палаты, и вовсе исчез.
Чистая белая комната, с окнами на улицу, была рассчитана на двоих. На одной кровати неподвижно лежала Аллочка с перевязанной головой и закрытыми глазами, вся утыканная какими-то трубочками, на второй – человек в гипсовом каркасе, напоминающий скульптуру из парка культуры.
– Привет! – сидящая у кровати дочери Лена подняла на меня потемневшие от бессонницы и тревоги глаза.
– Что-то случилось? С Унтером?
– Чшш. Нет. Я просто пришла вас проведать. Как дела?
Давайте, я вам расскажу. – раздался за моей спиной суховатый мужской голос. Я обернулась. Рядом со мной стоял высокий худощавый мужчина средних лет в белом халате. Его холодные серые глаза смотрели на меня сквозь очки с неодобрением.
Пойдемте. – он бесцеремонно и неожиданно крепко взял меня под руку и потащил к выходу. – Здесь находиться нельзя.
Лен, может, тебе что-нибудь принести? – успела я спросить уже за пределами палаты.
– Она вам позвонит. – Он плотно прикрыл за собой дверь. – Что вы хотели узнать?
– А что можно хотеть узнать, когда приходишь проведать больного? – разозлилась я. Почему это приложение к скальпелю разговаривает со мной таким тоном? – Его состояние!
– Его или ее? – холодно уточнил врач. – У нас два пациента в палате.
– Ее. Аллочку Григорьеву.
– Вы ее родственница?
– Нет. Соседка. – он кивнул.
– Как трогательно. Хорошо, слушайте. У нее тяжелая черепно-мозговая травма. В сознание она еще не приходила. Ее шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Хорошие шансы для такого рода травм. Точнее вам никто не скажет. Все?
– Нет, не все. – его сухая и официальная интонация меня раздражала. Почему этот человек относится ко мне так, будто это я виновата в том, что случилось с Аллочкой? Хотя, это его проблемы. Я все равно узнаю то, что мучает меня уже второй день. – Скажите, а можно получить такую травму, если просто поскользнуться, упасть на кухне и удариться, например, об угол стола?
Врач внимательно посмотрел на меня. Его взгляд был внимательным, но уже не враждебным.
– С такой силой? Маловероятно. Хотя, всякое случается. Почему вас так это интересует?
– Просто это произошло на моей кухне.
– Тогда вы сами можете узнать обо что она ударилась. На этом предмете должны быть следы крови и волос.
– Я осмотрела каждый сантиметр кухни. Ничего похожего. А об пол так можно удариться?
– Вряд ли. Для того, чтобы получить такую рану, нужно упасть хотя бы на выступающий достаточно узкий предмет, например, небольшой камень.
– У меня на кухне не мостовая, а линолеум, утепленный и довольно мягкий. – мой собеседник пожал плечами.
– К сожалению, ничем больше не могу вам помочь. Детективные расследования не мой профиль. Обратитесь в милицию.
– Милиция уже была. Они считают, что это несчастный случай.
– Им виднее. – он хотел еще что-то добавить, но из ординаторской раздался женский голос.
– Владимир Александрович! Вы свободны?