– Господи, я чувствую себя столетним дедом!
Распрямившийся рядом Джонс дернул уголком рта:
– Это начало.
Это были первые слова, которые от него услышали новички, и Виктор тут же поинтересовался:
– И так теперь будет… всегда?
– Ну… – Джонс снова дернул уголком рта, сплюнул на пол тягучую слюну, – так.
– Каждый день, – юноша невольно смерил глазом расстояние между наполовину опустевшей платформой и огромной цистерной, – таскать эти бочки? Всегда?
– Ну… почти.
– И больше ничего?
– А зачем?
Джонс привалился к краю платформы, вытянув ноги, неторопливо развернул на коленях узелок. Достал ломоть хлеба с салом и луком, откупорил бутыль, в которой плескалось что-то коричневое, отхлебнул.
– На, – неожиданно протянул Виктору, – глотни.
– Я не пью, – юноша почувствовал, что краснеет. – И вообще, у меня…
Мать перед уходом собрала и ему небольшой узелок – несколько картофелин, вареные яйца, хлеб…
– Чай. С молоком, – с привычной уже кривой усмешкой пояснил Джонс и снова сплюнул. – Это правильно. Силы нужны. А с джином тут строго. Запах учуют – выгоняют. И расчета не дают. Наоборот – ты еще фабрике должен становишься за недоработанные часы.
– А почему нельзя пить? – спросил Виктор, намекая на то, что в бутыли у напарника отнюдь не чай.
– А потому. Вода… она не прощает. Рука дрогнет и все. Конец! Но и без этого тут никак.
Видимо, для него так много говорить было непривычно, или он понял, что случайно сболтнул что-то не то, потому что отвернулся и продолжал обед, нарочито не обращая внимания на напарников.
Впрочем, беседа бы и так не сложилась – Сэмми здорово вымотался и, едва-едва перекусив, растянулся прямо на полу, со стоном расслабляя натруженную спину. Ему было не до разговоров даже о своем самочувствии. И Виктор не мог заставить себя забыть о приятеле и болтать, как ни в чем не бывало. Он жевал, не чувствуя вкуса, прихлебывая из бутыли разведенное молоко и осматривался.
Пока работал, замечал все лишь краем глаза, и только сейчас смог как следует рассмотреть все эти чаны, резервуары, котлы и тянущиеся между ними трубы. На время перерыва огонь под котлами чуть убавили, костры еле тлели, стихло бульканье воды, меньше стало пара, но работа не остановились – рабочих тут было немного больше, чем требовалось, и пока одни перекусывали, другие копошились, занимая их место. Время обеда тут явно было не одно на всех и, пока одни отдыхали, другие работали.
– Интересно, а что тут происходит? – подумал вслух Виктор.
– Не все ли равно? – буркнул Джонс. – Пора.
Юноша не успел спросить, откуда тот знает – прозвучал удар колокола.
– Перерыв окончен! – гаркнул мистер Уильямс.
Они поднялись. Сэм – со стоном, Виктор – молча. Их ждали бочки с водой.
– А все-таки, – пропыхтел юноша, взваливая первую на плечи, – зачем все это?
Джонс лишь сердито дернул уголком рта, выражая этим неодобрение болтливостью новичка, но неожиданно рядом прозвучал новый голос:
– Это – цех очистки. Воду, прежде чем с нею работать, надо очистить от примесей. Сначала отфильтровать, потом выпарить, отделяя от мусора. Потом по трубам перегнать и сконденсировать снова. Затем выпарить снова, фильтруя уже водяные пары, и повторить этот процесс несколько раз. В результате вода делится на фракции, которые поступают в разные цеха, где с ними продолжают работу.
Виктор резво обернулся на голос. Женский голос. А он не знал, что на фабрике трудятся и женщины! Нет, многие трудились прядильщицами, чесальщицами или вязальщицами, а также обслуживали ткацкие станки или выполняли другие работы в специальных работных домах. Но вот чтобы так…Что она здесь делает?
Забыв о работе, он во все глаза уставился на незнакомку. Это была девушка на два-три года его постарше, одетая по-мужски, в холщовые штаны, рабочую блузу, вызывающе топорщившуюся на груди и короткие полусапожки, которые можно было бы назвать щегольскими, будь они сделаны из дорогой тисненой кожи. Голова девушки была повязана выцветшим платком, из-под которого выбивалась короткая, чуть ниже лопаток, коса. На груди на ремешках болталась странного вида полумаска, на боку – большая сумка. Серые глаза, задорный носик, конопушки. Виктор вытаращился на незнакомку так, словно никогда не видел девушек. Впрочем, правда – девушек, одетых так необычно, он не встречал никогда. Интересно, кем она тут работает? Не бочки же таскает!
– Что? – прищурилась незнакомка. – В чем дело?
– Я… не знал…
– Не знал, где работаешь? Впрочем, – ее прищур стал острее, – ты ведь новенький?
– Да. Мы с Сэмом тут первый день.
– Понятно. Посторонись!
Его решительно отодвинули в сторону, после чего девушка легко, через три ступеньки, взбежала по лестнице, на ходу распахивая свою сумку и доставая стеклянные пробирки. Ловко зачерпнула одной из них воду, заткнула ее пробкой с цифрой «1», затем столь же стремительно метнулась к следующему чану, где повторила процедуру, потом – к третьему, четвертому… Где и когда она успела нацепить на лицо свою странную полумаску, оставляющую открытыми только глаза, Виктор не заметил, но когда девушка вернулась к платформе, та была на ее лице.
– Все. Я побежала, – непонятно с чего отчиталась она и неожиданно добавила: – Удачи вам. И держитесь подальше от паровых котлов.
Виктор не успел спросить, что незнакомка имела в виду – в следующую минуту она уже выскочила из цеха.
ГЛАВА 2.
Прошло несколько дней прежде, чем Виктор увидел ее второй раз. На сей раз девушка была не одна.
Каждый день оба юноши таскали бочки. Работа была несложная, но монотонная и тяжелая, так что к концу смены напарники еле волочили ноги. Сэму приходилось тяжелее – если Виктор все-таки кое-как втянулся и постепенно приноровился распределять вес бочки на спине так, чтобы было поудобнее, то его приятель страшно уставал. Во время перерывов он без сил падал на пол, вставал со стонами и кряхтением, а на лице его навсегда словно застыла маска боли и обреченности. Даже глаза запали и нос заострился, как у покойника. Виктор старался не обращать на это внимания, подозревая, что сам выглядит не лучше. Но что поделать? Они были всего лишь грузчиками. А если не нравится работа – тоже ничего. Бери расчет и уходи. Знаешь, сколько на твое место найдется желающих?
Об этом они и говорили в тот день. Виктор сидел на краю платформы, закусывая. Сэм лежал на полу.
– Сил нет, – жаловался он. – Все болит…устал.
– Устал? Уходи, – бросил Джонс. Он, как всегда, сидел к парням спиной, но уже чаще вмешивался в разговоры. – Чего ждешь?
– Так ведь семья… сестренки, мама… отец и дед… Кто, кроме меня? – простонал Сэм. – У тебя что, никого нет?
– Есть, – Джонс смотрел в одну точку.
– Кто?
– Жена, – отрубил Джонс так, что любому стало бы ясно – больше он на эту тему говорить не намерен.
Короткий резкий удар колокола исторг из груди Сэма страдальческий вопль:
– Опять? И когда эти чертовы бочки закончатся?