Веркино счастье

Верка забежала домой. Быстренько скинула свое счастливое платье, переоделась в рабочее и скорее на ферму. Солнышко то вон как высоко, Мать, наверное, коров еще доит, стадо не видно чтоб выгнали. А телятушки ее изревелись. Есть хотят.

Мать уже закончила с дойкой, перешла к телятам, которые плакали и не понимали, почему о них сегодня забыли. Тут и Верка подскочила. Обняла мать, счастливо рассмеялась. “Ой, мамонька, хорошо то как.– Потом подбежала к телятам, – Счас, счас, мои хорошие. Исти счас будем. Какая у вас мамка, шалапутная, загулялась. Счас, накормлю”. Она что-то еще бормотала ласковое, понятное только ей да телятам.

Мать смотрела на свое детище и не могла налюбоваться, надышаться на нее. И в кого она такая уродилась у них, маленька да удаленька. И все то у нее в руках горит, любое дело спорится. Вдвоем они справили все дела и отправились домой. Дорогой Вера не стала ничего рассказывать, хотела рассказать все дома.

А уж дома, за столом дала волюшку. Тараторила без умолку, перескакивая с одного на другое. Единственное хорошо поняла мать то, что девонька ее встретила своего кавалера и была счастлива. Она и порадовалась за дочку, и горько стало, что какой-то Иван появился, и кто знает как дальше Бог даст, заберет их родненькую, единственную навсегда из дома родного. И останутся они со своим Федором как два сыча.

“Буде, буде тебе, угомонись. Вишь сердечко то выскочить готово. Охолонись. Скоро отец придет полдничать, ты больно то ничего не бай, а то еще возбухать начнет. Я ужо сама его уболтаю”, – проговорила мать. Она знала, что Федор уж больно горяч бывает. Лучше к нему потихонечку подходить. Да ведь и нет пока ничего. Не больно сватов заслали.

Глава 5

Время шло, лето в разгаре, работа с утра до ночи. Верка все время вспоминала тот праздник в деревне. Вспоминала, как Иван держал ее за ручку, заглядывал в глаза и улыбался. А по ночам потихоньку, чтоб не услышала мать, плакала в подушку.

Но разве материнское сердце обманешь, видела она, что девка ходит как в воду опущенная. Не слышно ее веселого смеха, болтовни вечерами. Вот и сегодня, молча ушла спать и все. Мать тихонечко отодвинула цветастую занавеску, за которой стояла кровать. Дочка лежала уткнувшись лицом в подушку, плечи ее вздрагивали от рыданий.

“Верка, дитятко, чё с тобой? Ты чё убиваешься? Али чё худо вышло? Охальничал, лапал тебя? – Мать села рядышком на кровать. – В подушку то не реви. Нельзя. Давайко рассказывай как на духу, чё с тобой.” Верка резко поднялась, села рядом с матерью, свесив босые ноги. “Ты чё, мамонька, баешь то. Какое охальничал. Мы только за ручку ходили. Вон чё придумала! А реву, ничё не знаю ка, куды делся. Поди хотел бы увидеть, так нашел”.

Мать обнимала дочку, гладила по головке, как в детстве и уговаривала, что все образумится. “Лето счас, работы у него много. Сама то вон с утра до ночи на ферме, да осырок обиходить надо. И он чай в дому живет, матери с отцом помогает. Буди ужо осень придет.” Всхлипывания становились все тише и тише. Верка подумала, что не будет больше переживать. И вправду о чем плакать. С этим и уснула.

Утром, чуть свет, дочка с матерью шли на ферму. Верка шла и думала, умеет же мать уболтать. Мир ей казался прекрасным и добрым, радовало солнышко, ветерок, даже шмель который кружился возле нее. Конечно все будет хорошо. На ферме ее уже ждали телята, привычная работа. Вера окончательно успокоилась и вновь, как челнок сновала между своих телят.

Вера уже собиралась заканчивать дела и идти домой, как пришел бригадир с незнакомцем и объявил, что всем надо остаться. Сегодня возле фермы начнут делать силосную яму. Приедет трактор из МТС. А пока вот лектор из района расскажет про этот самый силос, как его делают и для чего он нужен. Женщины уселись прямо на землю, лектор начал свою беседу.

Вера слушала и думала, неужели телят будут кормить этим силосом. Ей почему-то стало жалко своих питомцев. Пусть уж лучше бы сено. Со своими мыслями она даже не заметила, как к ферме подъехал трактор, из кабины выскочил тракторист. Вере вдруг стало жарко, потом холодно, вихрь чувств пронесся в ее голове. Это был Иван. Он не заметил девушку среди доярок, подошел к бригадиру. Тот что-то говорил, показывал руками, а Вера сидела и не знала, что ей делать.

Ей хотелось спрятаться, чтоб Иван не увидел ее в этом замызганном халате, но в то же время очень хотелось, чтоб они встретились. Лекция закончилась, женщины встали с земли и подошли к бригадиру. Вера поплелась за ними, так и не решив, как ей поступить. Она смотрела на Ивана и гордилась им. Вот он стоит и разговаривает на равных с бригадиром, умеет управлять этим большим трактором, к которому и подойти то страшно.

Иван почувствовал взгляд на себе, повернулся, глаза их встретились. Вера потупила взгляд, а Иван решил, что надо выбрать удобный момент и поговорить с ней. Вера не хотела, чтобы доярки увидели, что они знакомы, чтоб не пошли по деревне пересуды раньше времени. Она повернулась и быстро пошла к своим телятам. Доярки, поговорив немного с бригадиром, стали расходиться по домам.

Вера остановилась возле загона, огороженного жердями. Маленькие ее питомцы узнали свою “мамку”, все потянулись к ней в надежде получить соленый сухарик. У Веры они всегда были в кармане халата на всякий случай.

Марья, так звали мать Веры, смекнула, что неспроста дочка вдруг отошла от всех и даже не обмолвилась с ней. Оценивающим взглядом она глянула на тракториста. Так это и есть тот Иван, о котором плачет ее девка ночами. Хороший вроде парень, да и работа хорошая у него. Марья догнала баб, которые с разговорами шли домой.

“Вера Федоровна”, – услышала девушка голос, который так хотела услышать. Парень подошел к ней и взял за ручку, как тогда, на празднике. “Сколь дён хотел вырваться, да куды там! Мать захворала. Отец с утра на покосе. Целый уповод со скотиной устряпывался, да на работу. Али не ждала меня?” Он внимательно посмотрел на Веру и понял, что ждала, еще как ждала. Глаза ее сияли от счастья.

Для этих двоих время остановилось. Они говорили и не могли наговориться. Только когда пастух пригнал коров на обеденную дойку, Вера спохватилась: “Ой мамоньки! Эсколь проговорили! Солнышко то уж за полден повернуло. Счас доярки придут, а ты и работать не начал ищо. И мне уж телят убирать надо. Вон ревут как. Исти хотят. Я буди вечером приду.”

Конечно же Вера встретилась с Иваном после вечернего кормления. Всю неделю, пока Иван работал на ферме, они виделись каждый день. Верка расцвела от счастья, кажется она не ходила, а летала над землей, все успевала, любая работа горела в ее руках.

А потом силосная яма была готова и Иван должен был перегнать трактор на новое место. После работы, перед тем как уехать, они вновь стояли у загона с телятами. Иван впервые обнял девушку за плечи, заглянул в глаза полные готовых вот-вот выкатиться слезинок. “Не бойсь, не забуду тибя. Буди время, свидимся снова. А к осени жди, сватов пришлю.” Вытер рукавом рубахи все таки предательски скатившиеся слезинки, обнял покрепче и нерешительно в первый раз поцеловал в щечку.

Парень забрался в свой трактор, помахал рукой оторопевшей Вере и уехал. Девушка потихоньку поплелась домой. Она вспоминала последние минуты расставания и этот первый ее поцелуй. Девки уж давно рассказывали, как целуются со своими парнями, про крепкие жаркие объятия. А Верка только слушала да помалкивала. У нее не было парня и с гулянок она убегала самая первая.

Мать убирала скотину под поветью. Увидев дочку, подошла к ней. “Ты чё это вся раскраснелась как зарево, волки чё ли гнались?” Вера присела тут же на лавочку: “Мамонька, счас Ивана проводила, уехал он к сибе. Куда пошлют потом и не знает. Сказал, чтоб сватов к Покрову ждали.”

У Марьи ноги словно подкосились. Она плюхнулась на лавку рядом с дочерью и запричитала: “Ой лихонько мне. Верка, дитятко. Чё будет то. Молоденька ты больно.– Она обнимала свою ненаглядную дочку, слезы в два ручья катились по щекам. – И приданно то у тибя не собрано. Чё делать то.” Вера тоже дала волю своим слезам. Какое-то время они обе плакали и не могли выговорить ни слова.

“Мамонька, да че ты баешь? Приданное то уж давно ты мне собрала. Все как в кулаке припасено лежит,” – наконец то сквозь всхлипывания промолвила Вера. Приданное для дочери мать начала собирать, когда та еще маленькая была. И на самом деле все уже было припасено. В клети стоял сундук с наткаными половиками, скатертями. Там же лежало теплое одеяло на гусином пухе, вышитые занавески, наволочки, покрывала, рушники и отрезы. На стене на гвоздиках висело 4 огромных мешка с куриным и гусиным пухом. Оставалось только наволочки набить и перина с подушками будут готовы.

Тут же стояла железная кровать, а еще, гордость матери, новенький самовар с блестящими боками. Даже самоварную трубу не забыли. Еще стоял ящик с различной кухонной утварью. Редко какая невеста в деревне могла похвастаться таким приданным. Но Марье все казалось, что мало еще для любимицы собрано. Мать с дочкой, когда случалось свободное время, любили заходить сюда, открывать громадную крышку сундука и перекладывать все эти вещицы, вспоминать историю их приобретения.

Марья утерла запоном свои зареванные глаза и заговорила уже по деловому.“ Пока вёдро стоит, надо сундукот перебрать, выжарить все на солнышке. Да посмотреть, может чё забыли.”

Скрипнула калитка, во двор вошел отец Веры. Он ходил на помочь к соседу. “Вы чё тут рассиживаетесь, али все дела приделали, – начал было, – ну увидев зареванные лица женщин осекся, – али чё сделалось? Марья, чё зенки то вытаращила, сказывай чё тако.”

У матери опять покатились слезы, размазывая их по лицу и всхлипывая, она начала говорить, что по осени придут сваты, а потом заберут их детище в чужой дом и останутся они с Федором вдвоем, а дочь их в чужом доме мыкаться будет. У Федора как-то защекотало внутри, засвербило под ложечкой. “А Верка то чё?” “А чё Верка. Согласная она. Времечко ее пришло. Такая в девках долго не засидится. Не этот дак другой посватает,” – ответила мать. Она испытывала двоякое чувство. С одной стороны была гордость, что вырастили они с отцом такую дочь, а в то же время она никак не могла смириться , что придет чужой парень и уведет ее детище в чужой дом.

“Да буде те, буде, че здеся на вылюдье то разговоры то вести. В избу ступайте. Тама покумекаем.” Федор подтолкнул своих женщин в избу и зашел сам. Марья достала из печи чугунок с картошкой, налила в кружки парного молока. За ужином они долго обсуждали, что надо успеть сделать. Спать легли ближе к полночи. Вставать то утром чуть свет. Но еще долго не могли уснуть, каждый думал о своем, но у всех троих мысли сводились к одному, что же будет дальше.

Петух захлопал крыльями и заорал свое “ку-ка-ре-ку” почти под самым окном. На востоке разливалась алая заря. Солнышко одним глазком поглядывало на землю. Пора просыпаться. Начинается новый день. И ничего в этой семье пока не изменилось. Все еще впереди.

Катилось летечко под горку к осени. Вот уж и Петров день прошел, и Успение. Дни стали короче. Изредка Ивану удавалось заглянуть к своей зазнобе в выселок из своей деревни. Вроде и недалече, а все никак не получалось.

А тут картоха подоспела, копать надо. Бригадир всем колхозникам назначил выходить на поле. Успевать надо, дожди идут. Верка с матерью после работы на ферме тоже шли на картофельное поле. Там уж все деревенские работают. Душа болела за свой осырок. Хоть и не больно велик, да надо обиходить.

Наконец -то пришел октябрь, любимый месяц деревенских девок. Началась пора вечёрок с супрядками. Ничего, что матери давали задания испрясть куделю или вязать носки. Можно сделать задание побыстрее или даже и не сделать, все равно матери особо ругать не будут.

Верка припасла свою прялку, льняную куделю. Сейчас придет Таня и они пойдут с ней на беседу. Для вечёрок в этом году выбрали избу у Овдотьи-солдатки. Изба была не больно большая, но парни пожалели старуху. Она давно жила одна, муж ее сгинул еще в гражданскую. Овдотья уже ничего не могла делать и частенько в ее доме даже куска хлеба не было. А тут они договорились, что будут приносить каждый парень по полену дров, а девки по ломтю хлеба или блюдо картошки.

Таня пришла без всякого заделья. “Чё, я сказала матери, жениха мине надо высматривать. А нитка дольше – свадьба дальше, жениха не видать. Другой раз ужо возьму.” – проговорила подруга. В избе уже собралось много народу. Парни стояли кучками или сидели прямо на полу. Девки со своими задельями расселись на лавки по стенам.

Несколько парней встали с пола и пошли вдоль лавок. Они подходили к каждой девушке, кривая ли, косая ли, красавица ли, не одну не пропускали, обнимали, шли к другой. Опытный взгляд мог заметить, что обнимали всех по разному, одних крепко и выпускали из рук с сожалением, других чуть касались. Но ни одна не была обижена вниманием. У каждой начинало чаще биться сердечко, появлялась надежда, что вот может и приглянулась она своему суженому. Парни обошли всех девок, вышли на середину избы, сняли шапки и поклонились, поблагодарили за обнимания.

Верка увидела в толпе парней знакомую и уже столь родную ей фигуру Ивана. Сначала испугалась. Не очень то привечали парней из других деревень. Часто до драчи дело доходило. Но зря боялась. Ивана многие знали, он работал в колхозе и раньше. Поэтому когда начались следующие обниманья, Вера успокоилась. Она спокойно принимала объятия парней, но когда дошел черед Ивана, щеки ее вспыхнули алым огнем, ее бросило в жар, даже ладошки мокрыми стали. Это первые их объятия на вылюдье. Ей казалось, что все в избе смотрят только на них. Иван, немного дольше чем других, задержал ее в своих объятиях и нехотя перешел к другой девушке.

Верке стало хорошо и спокойно. Она, как и все подружки, весело плясала под гармошку, пела песни и частушки, играла в игры. Потом ей выпало выйти с Иваном на пару “на мороз”. Там уж они поговорили. Иван сказал, что с отцом-матерью все решено и обговорено, что скоро придут ее сватать и назвал число. У Верки от этих слов закружилась голова, у нее подкосились ноги. Хорошо, что Иван поддержал.

Беседа закончилась. Все стали расходиться, кто парами, кто гурьбой. Иван проводил Веру до дома и почти сразу же пошел в свою деревню. Завтра чуть свет опять дела, работа.

Мать с отцом давно спали. Но Вера не могла ждать утра. Она потихоньку растолкала мать. “Мамонька, мамонька, вставай.” Та испуганно вскинулась: Чё, чё тако?” Верка зшептала ей в ухо: “На беседу Иван приходил, стосковался. Ищо баял, что сваты придут” и назвала заветное число. “Ой лихонько, – проговорила Марья, – так две нидели осталося.” Она тут же хотела разбудить Федора, но потом резонно решила, что до утра ничего не изменится. Пусть уж спит лучше, намаялся за день.

Глава 6

На Покров неожиданно выпал снег, даже не снег, а снежная крупа. Ветер переметал белоснежные крупинки по подмерзшей земле. Марья смотрела в окошко и думала, что снег на Покров хорошая примета. Последнюю неделю вся семья была занята приготовлениями к предстоящему сватовству, все мысли только о нем.

Марья хотела, чтоб пришедшие сваты увидели, что изба у них, как коробочка, все чистенько да прибрано. Пусть сразу увидят, что сватают не неряху да лентяйку. На окошки повесили новые вышитые занавески. Такие же занавески повесили и к иконам, оклады которых предварительно почистили тертым кирпичом, а сами иконы смазали маслом, чтоб блестели. На лавки постелили новые половики, на стол в красном углу – новую скатерть. Пол тоже устелили половиками, пусть и не новыми, но чисто выстиранными.

В упечи были выскоблены до блеска все ухваты, чугуны блестели своими начищенными боками. Даже в клети все было вымыто. Марья постаралась сделать так, чтоб заглянувшие сюда сваха или сваты увидели, какое богатое приданное они приготовили для дочки.