Записки блокадницы

– Вот поэтому у рязанцев косопузых брюхо на сторону газами свернуло.

Мама же жирного не ела, боясь растолстеть и пытаясь соблюдать диету. На это папа шутил:

– Мы женщин полных любим, а не еле-еле душа в теле.

А мы, дети, всеядные были – и папин завтрак с удовольствием ели, и от бабушкиной капусты не отказывались. И брюхо у нас от нее на сторону не сворачивало. А потом перед обедом ели рыбу с таким аппетитом, что я всегда удивлялась, почему палка оставалась, а не съедалась тоже.

До обеда ходили гулять, весной или осенью в какой-нибудь садик или по улицам папа нас водил. Как говорил, с городом нас знакомил: рожденный в нем должен знать его историю наизусть. Сначала сам рассказывал, а потом мы ответ держали, как на экзамене. Зимой на катке на коньках катались, потом после обеда творчеством занимались.

А иногда день продолжался так. Мама нам давала задание: разобрать этажерку и вытереть пыль. Все это под руководством папы, а сама уходила на кухню – готовить обед. Уборка начиналась с самодеятельности: мы с Олегом читали стихи, плясали, разыгрывали сценки. Папа играл на мандолине или балалайке, а иногда на расческе с бумагой.

Начиналась пляска – матросский танец «Яблочко» с картинками:

1. Вытягивали якорь.

2. Ставили паруса.

3. Впередсмотрящие глядели в бинокль.

4. Управляли: «Право руля!», «Лево руля!».

5. Гребли веслами и т. д.

Дальше шла сценка про Ерему и Фому, и пели, кто-то за Ерему, а другой за Фому.

Вот приехали два братца из деревни в Ленинград.
Вот Ерема купил лодку, а Фома купил челнок.

Припев:

Тула, Тула перевернула,
Тула – родина моя.

У Еремы лодка с дыркой, у Фомы челнок без дна.

Припев.

Вот Ерема стал тонуть, Фому за ногу тянуть.

Припев.

Вот Фома пошел на дно, а Ерема там давно.

Припев.

В перерывах бегали на кухню – раздобыть втихаря что-нибудь на троих, когда блины, когда котлеты. Потом плясали лезгинку с пением.

Черкес молодой
На коне катался,
Кинжал золотой
На боку болтался.

Припев:

Ойся, да ойся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону,
Ты не беспокойся.

Черкес молодой, чернобровый.
У черкеса кинжал новый,
В грудь вопьется,
По кинжалу кровь польется.

Припев.

Ну, вот. Мама уже приготовила и обед и ужин, а у нас еще конь не валялся. Хором отвечали:

– Пыль никуда не денется, полежит до следующего раза.

Вечером с таким же концертом собирали папу в театр или кино. Он играл, а мы под музыку натягивали на него рубаху, пристегивали запонками к ней воротничок и манжеты, повязывали галстук, искали его носки и баретки. Мама его, а не он ее, водила в кино или театр. Так что с горем пополам собрали на выход, и готов. И когда двери за ними закрывались, бабушка их вслед крестила, и сама крестилась, и, облегченно вздохнув, говорила, не зло, а с любовью:

– Вот ведь трепач ярославский!

Мы начинали реквизит убирать, порядок наводить и на завтра в школу портфели собирать. Я еще гладила одежду. Это я описала один воскресный день, а они были разнообразными. Так мы жили и папу с мамой очень любили.

2.3. Праздники

Сейчас я ночью плохо сплю —
В воспоминаниях живу.
Былое как бы вновь переживаю
И детство и юность вспоминаю.

Не знаю кто как, а я как-то бездумно жила —
Что день грядущий преподносил,
То и принимала и счастлива была.
Жила, жила, не тратя дум и сил.

Но это было так давно, в другом веке,
В другом тысячелетии, в другой стране,
Где больше было доброты в человеке,
И все прекрасным казалось мне.

Вот сейчас в праздничные дни,
Которые вспоминают одни старики,
Хочу о прошлом рассказать,
Как приходилось праздники справлять.