Подмена

То есть вопрос, убила ли я Комарова на самом деле, Радина вообще не занимал. Да и черт с ним! Я просто хочу, чтобы все это безумие прекратилось. Хочу уйти отсюда, никогда не видеть больше мерзкое лицо Амиранова. И вообще, я голодная как собака, устала, хочу в душ и опять в свою кровать. Просто лежать и слушать уютную привычную тишину собственной квартиры и знать, что никому ничего от меня не нужно.

– Если под неприятностями вы подразумеваете, может ли следствие раскопать что-то, то повторюсь еще раз: я не убивала Комарова, я никого не нанимала сделать это, я никому никогда не говорила, что хочу его смерти, и я даже, черт возьми, никогда не желала ему сдохнуть! Хотя он, безусловно, не был хорошим человеком, и здравствовать я ему тоже не желала!

– Хорошо, я вас понял, Анна! – деловито кивнул мужчина. – Подпишите и предоставьте дальше действовать мне.

– Вы ведь не позволите этому Амиранову посадить меня за то, что я не делала? – посмотрела на него с надеждой, скрывать которую даже не хотела.

– Анна, успокойтесь. Я сейчас еще изучу материалы, но не думаю, что у следствия есть даже основания для вашего временного задержания, – его уверенный и спокойный тон даже ошарашил меня.

– Как же! Амиранов мне угрожал, что если я не поеду с ними, то он вызовет ОМОН, и они меня силой потащат.

– Вот как? – В светло-голубых глазах адвоката мелькнуло почти хищное оживление. – А вот это уже интересно. Постановление он вам предъявлял?

– Он мне только удостоверение показал, – нахмурилась я, припоминая.

– Сукин сын, – усмехнулся Радин. – Ну, он у меня попляшет. Он просто надеялся на то, что ему удастся морально задавить вас, Анна, и вы, испугавшись, выдадите себя. А он раз – и молодец, раскрыл громкое убийство в течение нескольких часов.

– Я не могу выдать себя, если ни в чем не виновата! – посчитала я нужным ему напомнить.

– Вы не представляете, как легко сбить с толку, запутать и вынудить себя оговорить испуганного или выбитого из психологического равновесия человека. А потом разгрести это весьма трудно.

– Надеюсь, я ничего такого не сказала, – виновато пробормотала я.

– Я же просил вообще с ними не общаться, – немного укоризненно покачал мужчина головой.

– Простите. Я не выдержала…

– Ладно, не думаю, что все так плохо. Давайте приступим и сделаем так, чтобы вы как можно скорее могли попасть домой.

Дальше, после возвращения Амиранова, все происходило на удивление быстро. Радин произнес короткую, но, видимо, весьма весомую речь о каких-то процессуальных нарушениях, допущенных в отношении меня, и господин следователь, как ни странно, выслушал его с видом смиренной овцы. Надо же, какая метаморфоза! Последовавший далее допрос был откровенно формальным и заключался в том, что я назвала свои имя, фамилию и прочие данные и ответила максимум на десяток вопросов о том, где была и чем занималась с такого-то по такое время, уверена ли я, есть ли этому свидетели и, собственно, все. Все это Амиранов явно с нарочитой медлительностью вносил в протокол, а в кабинете тянулись минуты тишины, разбавленные только тихим стуком клавиш и тиканьем настенных часов.

– Думаю, моя клиентка и так уже дала достаточно пояснений и чрезвычайно устала, – сухо объявил Радин сразу после этого, и, о чудо! Амиранов даже не посмел ему возразить. – Если вам нечего ей предъявить, или нет материалов, с которыми она должна ознакомиться, мы бы хотели вас покинуть.

Радин пробежался взглядом по протоколу, который отпечатал Амиранов, потребовал вычеркнуть пару фраз, передал его мне. Я тоже его прочитала и подписала там, где сказали.

– Ну, что же, теперь нам точно пора, – засобирался адвокат, жестом предлагая мне подняться.

Ответом опять же было что-то невнятное об экспертизах, моем обязательном медицинском освидетельствовании, а потом Амиранов сунул мне бумагу с подпиской о невыезде и повестку на следующий понедельник. После одобряющего кивка Радина я расписалась, получила обратно свой паспорт, и мы покинули проклятый кабинет к моей огромной радости.

Глянув на телефон, я поняла, что, хоть мне казалось, будто все происходило довольно быстро, на самом деле была уже половина девятого. Радин предложил заехать перекусить, что мы и сделали, и во время этого ужина он все продолжал мне объяснять, как и что будет происходить дальше, что мне можно делать и говорить, а чего не стоит. Но я слишком устала, и, как ни старалась отложить все у себя в голове, единственное, что царило в моем разуме – это чувство облегчения и некоторое онемение. Думать ни о завтрашнем дне, ни о дальнейшем будущем, ни о самом факте зверского убийства Комарова, ни о чем вообще не хотелось.

Когда меня любезно подкинули к дому, был уже поздний вечер. К счастью, ни с кем из соседей я не столкнулась. Не то чтобы для меня имело значение, что они теперь обо мне думают, просто не хотелось бы говорить сейчас ни с кем.

Откупорив бутылку красного вина, которая стояла в холодильнике с прошлого Нового года, взяла ее и бокал в ванную. Забравшись по самую шею в ароматную пену, цедила терпкую жидкость по глотку, желая ощутить, как отпускает напряжение по мере того, как алкоголь распространяется по крови. Поэтому, когда требовательный долгий звонок снова привел мои нервы в натянутое до звона состояние, я, смачно выругавшись, натянула халат и понеслась к двери. Резко распахнув ее, уже была готова обрушить целый поток площадной брани на голову неудачника, явившегося столь не вовремя. И тут же поперхнулась словами, сталкиваясь с Его гневным взглядом.

– Где ты была?

Глава 18

Не знаю, что было причиной: мое общее до предела вымотанное сознание, алкоголь, разочарование от его стремительного безмолвного исчезновения или все вместе, но я ляпнула: «А кто, черт возьми, спрашивает?!», даже не потрудившись прикрутить уровень злости в тоне.

Он прищурился совсем уж недобро и чуть наклонился, чтобы Его нос оказался почти на одном уровне с моей щекой, и снова сделал эту странную вещь. Протяжным вдохом втянул воздух, словно принюхиваясь, и потом резко выдохнул, и от этого по всей моей влажной коже пронеслась волна электричества, оставляя повсюду тысячи крошечных болезненно сладких укусов. Я судорожно всхлипнула, справляясь с реакцией тела, но от этого только стало хуже, потому что теперь эффект от Его вторжения в мое личное пространство был в сто раз усилен облаком экзотично-тревожного запаха, который я так хорошо запомнила с прошлого раза.

– Тебе напомнить? – Не голос – грубый рокот, от которого тут же, как по щелчку проснулась та самая дикая смесь похоти и страха, что так подставила меня в прошлый раз. Я оцепенела и не то что не смогла ответить, кажется, вообще забыла о существовании осмысленной речи.

Но черта с два Ему требовался мой ответ. Он просто шагнул внутрь, обхватывая меня за талию, передвигая, будто невесомую куклу, и мы очутились стоящими у зеркала в прихожей совсем как в первый раз. Я – бледная, с распахнутыми ополоумевшими глазами, и Он – мрачная тень за моей спиной, отсекшая от окружающей реальности. Его широкая смуглая ладонь легла на мое горло, вынуждая откинуться на его грудь, а большой палец заскользил туда-сюда по скуле, немного царапая грубой кожей. От этого простого, совершенно незамысловатого касания я буквально поплыла, теряя весь контроль над телом. Оно дурманило меня, как, наверное, мог бы дурманить самый сильный наркотик, и так же, как он, невообразимо стремительно отнимал волю и власть над мыслями и желаниями. Веки отяжелели, дыхание стало рваным, ускоряясь, и от этого я все больше тонула, захлебывалась в его аромате. Он пах моей неодолимой похотью, моим сносящим крышу страхом, убийственной слабостью, с которой не было сил бороться, и самой реальной угрозой, какую мне случалось встречать за мою жизнь.

– Ну как, вспомнила? – едва уловимая нотка насмешки в общем холоде Его голоса стала для меня неожиданной отрезвляющей и спасительной пощечиной.

Я рванулась вперед из его рук, и Он, видимо, не ожидая такого непослушания, позволил мне это. Налетела на тумбу и, саданувшись об нее же мизинцем на ноге, зашипела от боли и развернулась к Нему.

– Я не разрешала тебе войти! – почти выкрикнула, борясь с дыханием.

– А я спрашивал разрешения? – уголок Его рта изогнулся в едва заметной усмешке.

Наверное, в жизни я не видела столь искреннего и не наигранного недоумения и пренебрежения в одной крошечной гримасе.

И это уже по-настоящему вывело меня из себя. Уперлась задницей в предмет мебели, от которого пострадала, для того чтобы создать хоть иллюзию уверенности.

– А стоило бы спросить! Хотя бы из вежливости. И представиться тоже не помешало бы! – ответила и, сжав зубы, встретилась с Его серыми глазами, которые в искусственном свете моей прихожей казались серебристыми, словно ртуть. Живой, подвижный, жидкий металл, притягательный и, похоже, смертельно ядовитый для меня.

– Так что, ты сегодня так неприветлива, потому что имени моего не знаешь? – Любопытство, не явное, но все же.

– Нет, не только, – покачала я головой и нахмурилась, твердо намеренная донести нечто важное до него. – То, что между нами случилось тогда… Секс. Я так не делаю. Обычно.

О, прекрасно! Теперь это прозвучало так, будто я Его сразу же возвела на некий пьедестал особенности и присвоила статус исключительного события. А то Он в этом нуждается!

– Не делаешь как? Не кричишь так отчаянно от наслаждения в руках своего любовника, ублажая его самолюбие? – Его взгляд опустился к моему рту, чуть задержался, и Он усмехнулся, в этот раз уже так откровенно похотливо, что у меня в голове зашумело от мгновенного осознания. Прямо сейчас Он смотрел на меня и вспоминал, как это было. Контакт наших глаз вернулся, и я на секунду будто увидела тот наш первый взрывной секс Его глазами. Ощутила Его кожей, распробовала вкус собственного пота, вдохнула пьянящий запах возбуждения. И это было настолько оглушающе мощно, что я хрипло охнула, получив ожог одновременно всех органов чувств. Ошеломляющее наваждение схлынуло так же быстро, как и накрыло меня, но я успела засечь краткую вспышку удивления в ртутных омутах напротив. Хотя, конечно, это могло мне просто показаться.

– Я не привожу к себе незнакомых мужиков и не занимаюсь с ними незащищенным сексом, даже не спросив имени, – пробормотала я, повернув голову, чтобы больше не смотреть на Него. Ну да, как будто это помогло мне хоть как-то игнорировать тот факт, что Он стоял в паре десятков сантиметров от меня и заполонил своей энергетикой все пространство вокруг.

– Можешь звать меня Грегори или Григорий. Это все? – Он, повернувшись спиной, спокойно направился в мою комнату.

– Нет, не все! Я по-прежнему не приглашаю тебя войти! – Я метнулась за Ним, мучительно вспоминая, что творится у меня в комнате. Да какого же черта! Я не ждала гостей, и вообще – нечего Ему тут делать!

– И не надо. Я же уже внутри! – пожал Он широченными плечами, а потом остановился и развернулся так резко, что я просто влетела в него. – Или хочешь прогнать меня?

– На самом деле, хочу, – ответила и сглотнула, словно эти слова поцарапали мне горло.

– Хо-о-очешь? – вкрадчиво протянул Он и резко прижал к себе, откровенно давая почувствовать все и сразу: и жар Его тела, от которого сама тут же вспыхнула, как спичка, и Его запах, что моментально опять одурманил до невменяемости, и упершуюся мне в живот твердость, от чего внутри все скрутило болезненным узлом отчаянной нужды. – А можешь ли?

Он склонился, прошептав вопрос прямо мне в ухо, провел приоткрытым ртом по шее вниз, царапая зубами, и прикусил ключицу. Я вздрогнула от острейшего удовольствия и сдалась.

– Нет, не могу, – осознала и признала я. Его победа была неоспорима, но сейчас и только сейчас. И дело было отнюдь не в том, что, упрись Он, мне эту гору мускулов и на сантиметр было бы не сдвинуть, сколь бы я ни пыжилась. Ведь я капитулировала не перед его физической силой, совсем нет. Я не в состоянии была ничего Ему противопоставить на совершенно ином уровне. Но ведь это не навсегда.

– Ну так стоит ли и пытаться? – насмешливо хмыкнул Он у моей кожи, заставив содрогнуться и прочувствовать свою беззащитность от нового дразнящего прикосновения его зубов и языка.

– Пытаться стоит всегда, – я упрямилась, пусть даже и выходил только какой-то мямлящий шепот. – Я абсолютно ничего о тебе не знаю.