Подмена

– Я готова, я сделаю все что угодно, я вас озолочу… – затараторила женщина.

– Да погоди ты обещать! Результата не будет ни завтра, ни через неделю, ни даже через месяц. Узнать, получилось или нет, мы сможем лишь тогда, когда твоя дочь станет обращаться из ребенка в женщину. Только когда придет ее первая кровь, ты узнаешь, получилось ли. Если придет. Но трудиться над этим тебе все равно придется каждый день и час, и это, возможно, сожжет тебя, если с той стороны твой противник окажется слишком силен и заметит раньше времени, что мы делаем. Ты меня понимаешь?

Посетительница горячо закивала и бросилась к цыганке в попытке обнять и поцеловать руки.

– Не смей! – змеей зашипела та, и женщина отшатнулась. – Никогда не касайся меня, не называй своего имени и имени ребенка, не рассказывай ни о ком из близких и никаких подробностей из жизни. Даже вскользь или случайно! Поняла?

– Поняла, – визитерша кивала безостановочно, как заведенная.

– Ты ни разу не кормила это дитя? – уточнила цыганка.

– Нет, – передернулась женщина.

– Ясно. Но после сегодняшнего ритуала будешь. И ухаживать станешь только сама. Никаких нянек, бабок, посторонних. Даже мужу не давай! – Мать кивала на каждое указание и жадно ловила слова. – Ко мне станешь ездить раз в неделю. И учти, что длиться это будет годы и может ничего не дать.

– Мне все равно. Я хочу попробовать!

– Ты могла бы просто забыть и родить другого ребенка, – ведьма изучающе смотрела на несчастную мать, словно оценивая, действительно ли та готова ко всему. – Не старуха ведь! Думаешь, ты первая, с кем такое случилось? С начала времен они берут наших детей.

– Кто они и куда берут?

– Наши предки звали их феями, фейри, трилле, нечистью, ночным народом, да сотнями имен во всех странах и народах, которые все равно не их. Только это ни о чем не говорит. Они просто порождения совершенно другого мира, о которых мы мало что знаем, хоть и живем бок о бок всегда. Их мир и жизнь – это магия и абсолютно другие законы природы, морали и жизни.

Женщина смотрела на цыганку, явно веря и не веря сказанному.

– Но зачем им мой ребенок? Ее убьют? Принесут в жертву?

– Можно и жертвой это назвать. От нашего мира их. Не убьют точно. Но тебе лучше отныне привыкнуть это дитя считать своей дочерью, или ничего у нас не выйдет.

Женщина пристально смотрела на малышку, необычайно тихо для ребенка такого возраста лежащую на столе. Глубоко вздохнув, она осторожно, словно боясь обжечься, взяла ее на руки.

– Хорошо. Я согласна. Даже если моя дочь не вернется, то пусть и им она не достанется! – сказала она, прижимая к плечу крошечную головку.

Глава 3

– Тебе еще не надоело, Коломина? – Я вздрогнула, услышав громкий голос Регины за спиной, и мгновенно смутилась, почти до удушья.

Резко отвернулась от окна и, пряча глаза, попыталась быстро обойти сослуживицу, но она решительно заступила мне дорогу. И с каких это пор она так осмелела?

– Сколько тебе лет, Коломина? Ведь уже тридцатник есть точно, – насмешливо спросила она. – Так сколько еще будешь вести себя, как ученица средних классов? Хотя сейчас, наверное, и они знают, как подкатить к приглянувшемуся пацану. Но только не ты, да?

Мое смущение стало просто катастрофическим, стремительно обернувшись в злость на столь хамское вторжение в личное, но я быстро привела свои чувства в норму. Никому никогда не позволяла задевать себя и теперь не собиралась. Выпрямила спину и вскинула голову.

– Что-то я не пойму, о чем ты? – Вернув на лицо маску вечного равнодушия, посмотрела блондинистой нахалке прямо в лицо. Обычно этого хватало, чтобы все отвалили с моего пути.

Она пару секунд выдерживала мой леденящий взгляд, но потом явно сдалась и отвела глаза в сторону. Но все равно не отстала.

– Все ты понимаешь! Ты запала на кого-то из мужиков в этом новом агентстве напротив, и в офисе это уже все знают. И даже делают ставки на некоторых из них. Лично я ставлю на того рыжего здоровяка, а вот Маринка утверждает, что это блондинистый красавчик, что ездит на темно-синей бэхе. Не хочешь сказать, кто прав, и дать мне выиграть? Я ведь знаю, что это рыжий. Я бы и сама на него повелась, но, боюсь, мой муж не поймет, – и она рассмеялась так, словно и правда сказала что-то необыкновенно забавное.

Черт возьми, неужели им нечем заняться на работе, кроме того чтобы следить за другими и строить бредовые предположения относительно их жизней? Никогда этого не понимала, как, впрочем, и не интересовалась, чем живут и дышат окружающие. Раньше мне было абсолютно наплевать на эту бесцеремонную манеру большинства людей совать нос в чужие дела. Сейчас же это стало еще одним источником периодически накатывающего нового чувства – раздражения.

– Интересно узнать, почему вообще возникла подобная тема? – Нет, мне не было интересно. Это бесило и задевало. Но доставлять окружающим с Региной во главе такое роскошное развлечение, как демонстрация собственных эмоций, я уж точно не собиралась.

– Тоже мне секретик! Ты торчишь у этого окна каждый день, в любую свободную минуту последние три месяца. С того самого момента, как открылся этот «Темный страж» напротив, и тут начали крутиться все эти брутальные мужики, – лицо Регины исказила ехидная наигранная ухмылочка из разряда «да ладно, я же все понимаю!»

– Что же, в таком случае придется вас всех разочаровать, – ответила я ей четко выверенной за годы практики вымораживающей нутро улыбкой. – Я даже не представляю, о ком ты говоришь. Мой окулист прописал мне упражнения для глаз, и для этого нужно смотреть вдаль. Так что, боюсь, проиграли вы все!

Отстранив блондинку с дороги, пошла в сторону туалетов, стараясь не двигаться слишком быстро и не выдать своего желания как можно скорее избавиться от раздражающего общества.

– Думаю, ты врешь! – фыркнула мне вслед Регина. – Ты точно запала на одного из этих красавчиков и пялишься тут, пуская слюну! Только знаешь что? Никто из них на такую, как ты, не поведется. На тебя вообще ни один мужик нормальный и в своем уме не поведется! У тебя же на лбу написано, что ты фригидное бревно!

Что за чрезмерная реакция на мой игнор у этой Регины?

– Знаешь, как тебя парни из охраны зовут? Рыба помороженная!

Было секундное желание озвучить ей, как называют саму Регину и ее ближайшую подружку те же охранники, но, к сожалению, матом я не ругаюсь, а приличный аналог, выражающий смысл в полной степени, подбирать лень. Поэтому я просто забила – это не стоит нервов и мозговых усилий. Понятия не имею, почему моя личность каким-то образом столь раздражала эту даму, но и собственную досаду демонстрировать ей не намерена. Я медленно и аккуратно закрыла за собой дверь туалета, хотя хотелось шарахнуть ею так, чтобы стены задрожали. Что-то стало твориться со мной в последнее время. Мои эмоции и настроение совершали странные непредсказуемые скачки и все сложнее поддавались полному контролю. И это совершенно непохоже на меня. Насмешки и упреки в излишней холодности и высокомерности мне случалось слышать всегда. И они давно уже не задевали. Просто я не видела собственной вины в том, что люди вокруг не вызывали у меня чувства симпатии и желания стать ближе. Я не скрытная, просто никогда не имела желания трындеть о себе без умолку и в ответ выслушивать то же самое от других. Не понимаю, почему кому-то могут быть интересны значительные и не очень события чужой жизни. И не высокомерная, а элементарно не вижу причины впускать кого-то в свое размеренное, налаженное существование. Ведь это, наверное, нужно делать, когда ты чувствуешь необходимость быть с кем-то откровеннее, ближе, а ее у меня не было никогда.

В моей жизни и так есть все, что мне нужно. Ни убавить, ни прибавить. И так было очень давно… всегда. Но почему-то в последний год все стало меняться. Что-то происходило со мной или даже во мне. Объяснить, что или ухватить суть происходящего, осмыслить, придать ему привычную для моего разума четкую, понятную форму, мне никак не удавалось. Ночами появились сны… странные, иногда страшные, безумно яркие, но вспомнить ни единой подробности поутру я не могла. Оставалось лишь долгое тоскливое послевкусие, ощущение длящейся утраты. Да и днем то и дело накрывало какое-то смутное беспокойство. Так, словно живой механизм, всю жизнь мерно и без сбоев отстукивавший мгновения моей жизни, вдруг то и дело стал сбиваться, замирать, а потом срываться, догоняя и компенсируя прежний темп или даже обгоняя его. Все вокруг то становилось будто призрачным и заторможенным, будто погруженным в густой полупрозрачный сироп, то вдруг ослепляло режущей глаза отчетливостью каждой мельчайшей детали, шокируя новыми гранями. Понять, почему так происходило и отчего некоторые вещи, которые абсолютно не привлекали моего внимания раньше, неожиданно стали его приковывать, я не могла. Мимолетные запахи, отголоски мелодий, обрывки фраз… и даже не сами слова в них, а те эмоции, с которыми их произносили люди – все это заставляло меня зависнуть и прислушаться к странному эху внутри.

А три месяца назад все вообще изменилось настолько, что сейчас я уже почти не могла вспомнить, как было раньше. Конечно, я солгала Регине об окулисте, но не в том, что ни один из тех мужчин, которых она перечислила, не привлек моего внимания. Я действительно едва могла вспомнить, кто они, если бы не случалось видеть их рядом с Ним. И сегодня из-за наглого вторжения Регины я даже мельком не увижу Его. Не зацеплюсь взглядом за разворот широченных плеч и мощную, можно даже сказать, грубовато сколоченную фигуру, на которой строгий пиджак смотрелся неуместно и почти нелепо. Не сожму кулаки, скользнув глазами по короткому ежику темных, жестких на вид волос. Глупый комок плоти в груди не заколотится при виде резких черт его обветренного темного лица и глубокого уродливого шрама, идущего из-под левого глаза через щеку до подбородка. Хотя о чем я? Сердце и сейчас уже грохочет, при одном лишь воспоминании, как он всегда выходит из дверей конторы и, сдержанно кивая знакомым, быстро идет к своей машине, садится и уезжает. Совершенно не имея представления, что одна великовозрастная идиотка стоит, прижавшись пылающим лбом к прохладе стекла, и ловит его каждое движение и мимолетную гримасу вечно озабоченно нахмуренного лица. Его «ауди» исчезает, увозя, наверняка, к женщине, которая ждет в уютном доме с вкусным ужином. А может, и к детям, которые радостно бросаются Ему навстречу, обнимая. Ведь Он явно не мальчишка, так что у него, скорее всего, есть дети. И тогда с Его лица исчезает эта извечная хмурость, и он им улыбается… Господи, как бы я хотела увидеть, как Он улыбается! От этого желания каждый раз где-то в груди появлялась тянущая горькая боль. А я так и оставалась сначала стоять одна у окна, потом шла одна домой и закрывалась в своей квартире, чтобы поужинать, посмотреть телевизор и вовремя лечь спать. Одной. А потом еще долго вертеться с боку на бок, думая, как может ощущаться тепло такого сильного мужского тела в моей постели? Он ведь такой крупный и наверняка занял бы большую часть моего раскладного дивана, и нам бы пришлось тесно прижиматься друг к другу всю ночь. Нет, я не наивная девственница, и у меня были любовники. Они появлялись в моей жизни, как и положено, постепенно: сначала встреча, всегда на работе, потому что, собственно, больше негде. Потом совместные походы в кино, рестораны, выставки. Поцелуй, объятие, ужин в интимной обстановке. Секс. Никаких взрывов и потери контроля от дикой страсти. Это вообще казалось мне какой-то выдумкой чрезмерно экзальтированных авторов и сценаристов. Потом встречи – обычные, ровные, без постоянных взглядов на часы и ерзания от нетерпения. Да, я знала, как это – уснуть и проснуться в чьих-то объятиях. Но почему-то постоянно посещала дурацкая мысль, что Он бы рядом ощущался совершенно иначе, нежели любой из моих немногочисленных мужчин. Он просто не мог не быть абсолютно другим. Я качала в темноте головой, мысленно упрекая себя в этих изводящих разум чувствах, и старалась уснуть, сказав себе, что все равно никогда не узнаю, каково это – быть с Ним.

А еще бывали дни особой удачи или же пытки – я никак не могла определиться. Выходя из офиса, я видела Его на улице. И меня как оторопь брала от того, что он был не там, за стеклом, внизу, а буквально через улицу в каком-то десятке метров от меня. Он, как обычно, шел к машине, погруженный в свои мысли, а я не могла отмереть и начать дышать, пока он не уезжал. Стояла, как прибитая к месту, и не могла отвести глаз. Потом приходила в себя и кляла последними словами. Я, взрослая женщина, стою посреди улицы и пялюсь, как влюбленная малолетняя фанатка на своего кумира, на мужчину, который знать не знает о моем существовании и никогда не узнает. И никогда не вспомнит, как мы практически столкнулись лицом к лицу в тот самый первый день. На самом деле, от его грубых, агрессивных черт, глубоко посаженных серых глаз и этого кошмарного шрама, уродующего пол-лица, я в первый момент как заледенела. Сразу подумалось, где в наше время можно приобрести такой странный, глубоко въевшийся загар и подобное украшение на лице. Да уж, красавчиком этого огромного мужчину назвать было очень трудно. Скорее уж, пугающим, каким-то диковатым, словно он был не из этого времени, что ли. И это по меньшей мере. Он и тогда прошел, не замечая меня, хмурый и погруженный в свои мысли, а я осталась стоять и, моргая, смотреть ему вслед. С того дня и началось мое наваждение.

Глава 4

Вернувшись в свой кабинет, я еще несколько минут перекладывала предметы на столе с места на место, унимая не желавшую уходить досаду. Она была абсолютно иррациональной, совсем не соответствовавшей ни моему характеру, ни самой ситуации. Так не может продолжаться и дальше. Я не могу себе позволить вот так терять самообладание только потому, что не получилось мельком увидеть совершенно незнакомого мужчину. К чему это приведет? Я стану однажды орать, как базарная торговка, и даже брошусь с кулаками на того, кто помешает мне еще раз увидеть его? А ведь Регина с ее стервозностью теперь наверняка будет следить за мной от нечего делать. А значит, провоцировать мой гнев снова и снова. Нет, не пойдет. Надо как-то это прекратить. Может, все дело в том, что у меня не было отношений уже больше полугода, и мои гормоны устраивают бардак в обычно стройных и организованных мыслях? Я не подросток, конечно, но воздержание никому на пользу не идет. Хотя не могу припомнить, чтобы в юности меня интересовало что-то, кроме учебы и чтения. Все школьные любовные страсти и трагедии проходили как-то мимо меня. Я была слишком невзрачной, серенькой, причем настолько, что меня не трогали, даже чтобы гнобить, как было с другими непопулярными ребятами. Просто никто не замечал меня, а я в ответ тоже никого. Ни тайных влюбленностей, о которых часто пишут и болтают, ни вздохов украдкой, ни грез о поцелуях перед сном. Зато посмотрите на меня теперь!

Мой последний парень, Олег, ушел без скандала, после одного из наших ужинов с претензией на романтику, который заканчивался совместной ночью.

– Я ведь не нужен тебе, – грустно улыбнувшись, сказал он мне, покручивая пузатый бокал с коньяком. – Скажи, ты хоть когда-нибудь переживала, что я могу исчезнуть?

– А разве должна? Ты вроде не давал мне поводов, – ответила, не понимая, к чему этот разговор.

– Не давал. Но разве когда человек тебе дорог, не случаются приступы немотивированного волнения, не появляется страх потери? – Олег посмотрел мне в глаза, будто выискивая там что-то очень ему необходимое. Потом отвел взгляд и изогнул губы в грустной усмешке.

Я же смотрела в его привлекательное лицо с правильными, почти аристократичными чертами и впервые ощущала дискомфорт в его присутствии. Просто из-за чувства непонимания, что же не так.

– Прости, очевидно, это мне не свойственно, – пожала я плечами.

– Вот именно. А все потому, что тебе все равно, есть я в твоей жизни или нет, – тяжело вздохнув, сказал Олег.

– Не понимаю, что ты хочешь услышать? – нахмурилась я. Снова это прежде незнакомое чувство растерянности из-за гулкого эха незнакомых эмоций, но в этот раз нет отклика, и зародившееся волнение просто оседает горечью раздражения на губах.

– Не услышать. Почувствовать. Вот здесь, – он прижал руку к груди. – Тепло. Но его нет.

– Считаешь, это моя вина? – не понимая сути претензии, я наморщила лоб.

– В том, что у тебя нет ко мне чувств таких, как у меня к тебе? Нет, это не те вещи, которыми реально управлять и можно было бы поставить в вину, – покачал головой Олег и отпил из бокала. – Но я отдаю себе отчет, что влюбляюсь в тебя все больше. А еще и привыкаю к мысли, что ты есть у меня. А это неправда. Это я у тебя есть. Только не как любимый человек, а как… некое удобство, что ли.