Питбуль для училки

– «Нравлюсь», – фыркнул Сергей насмешливо. – Отодрать он тебя хочет. Но Сван – мужик с понятиями. Сам он к чужой бабе ни за что не полезет. Если завалит, значит, это ты виновата и повод дала, ясно? Смотри у меня, Ленка! Улыбаться улыбайся, он от этого добреет, глядишь, меня старшим над братвой поставит. Но не дай бог будет чё, и я узнаю… Завалю суку, поняла?

– Ты хоть понимаешь, насколько отвратительно со мной поступаешь? Я не хочу, ты понимаешь? Ни гулянок этих ваших не хочу, ни на рожи дружков твоих смотреть, ни Георгию этому жуткому улыбаться, думая каждую секунду, как бы не ошибиться!

– А жить хорошо хочешь? Как оно, простой училке на работу на иномарке своей кататься, а? А квартиру новую хочешь? Не облезешь! Все так живут. Я тебя содержал, пока училась, и содержу сейчас, пока ты отсиживаешься на своей беспонтовой работе, вот и ты постарайся для семьи. Улыбайся, бля, улыбайся.

Господи сколько было моих слез, уговоров, даже угроз, когда узнала, с кем он связался. Но ничего не сработало.

– Не будь дурой, Ленка, это тебе не кирпичный, сука, завод. Тут нельзя, захотел – работаешь, а захотел – уволился. Навсегда это, ясно? Уйти можно только на тот свет. Нав-сег-да. Как ты со мной. Сечешь?

Куда исчез мой Сережа Крупенин? Мальчик, что защищал меня от всех за то, что дразнили очкастой и заучкой рыжей? Парень, что сцеловывал все до единой мои веснушки, пока я таяла в его объятиях от нежности и счастья? Мужчина мой, первый и единственный, любимый до боли в сердце. В какой момент я стала его бояться и содрогаться от брезгливости от прикосновений. Неужели ничего уже не вернуть, и это и есть моя реальная жизнь? Ведь я знаю, что он ни капли не шутит. Убьет, если попробую уйти. Тот, каким был, не тронул бы. Тот, каким стал сейчас, – запросто.

Глава 3

Я мотнул отрицательно головой, заметив, как в мою сторону двинулась, зазывно покачивая бедрами, очередная местная ночная бабочка. Не то чтобы я не попробовал, каково это – попотеть немного в обществе темнокожей феи. Мужик – скотина любопытная и всеядная, особенно мужик свободный, так почему бы и нет, если и возможность есть и финансы позволяют. Ну что сказать, это был не тот опыт, который я буду вспоминать с замиранием сердца и жгучим желанием повторить годы спустя. Было и было, хотя до этого слышал от парочки вояк, что они переживали нечто невероятное и прямо подсаживались на местных путан. На самом деле, в моей жизни так и не случилось такой женщины, чтобы прямо рехнуться и взгляд то и дело заволакивало похотью даже при одной мысли, что увижу ее снова. Вообще. Увлечения, первая любовь была, все как у всех. Но никаких страстей за гранью. То ли склад ума у меня такой, что не позволяет ухнуться в бешеное вожделение, забывая обо всем, то ли женщины мне встречались не те все. А сейчас и вовсе не до того. Тут надо думать, как свалить из этой жаркой экзотической страны живым и здоровым. Ведь отправили меня сюда расследовать два кучно случившихся самоубийства работников российской торговой компании в здешнем ее филиале, что в том числе занималась и обеспечением продовольствием нашего миротворческого контингента. А судя по тем документам, что я получил пару часов назад от своего добровольного информатора, махинации с обмундированием и продовольствием – херня. Тут вовсю оружие сбывали боевикам, выкормышам заокеанских спецслужб. Тем самым, что потом по нашим пацанам и стреляли. У*баны, сука, алчные. А это уже ни черта не моя вотчина, это уже к внешней разведке, потому как и госизменой попахивает так душевно, и чины замараны, что потеряют тебя мигом. А мне оно не надо. Я со службой на благо государства, которым правят до мозга костей проворовавшиеся чинуши и недовояки с большими звездами на погонах, закончил. Кончился во мне патриот, с незамутненным взглядом выполняющий любой приказ, после понимания, что те самые мои командиры и прочие отцы народа как минимум закрывают глаза на существование мерзких приютов, торгующих детьми, из какого Лизку мою вытащили. Я домой хочу. Вон в «Орион» пойду, как Шаповалов с Камневым предложили. Буду им налаживать направление личной охраны для VIP-персон. Раньше они и сами справлялись, как-то все вокруг попроще было. Но время идет, народ состоятельный из наших соотечественников все взыскательнее, требовательней и, чего душой кривить, откровенно капризнее становится, а криминал гораздо изощреннее и изобретательнее. Проходит время примитивных гопников или тупых боевиков со стволами, что палят из окон машин. Теперь защитить того, кого реально хотят замочить, уже высокое искусство с сотнями тонкостей, а не чисто мрачные качки вокруг охраняемого «тела» стеной.Так что придется набирать парней посмекалистее и обучать чуть ли не с нуля. Короче, не помру с голодухи на вольных хлебах и Лизку прокормлю и выучу. Буду гонять, засранку ленивую, чтобы отличница у меня была, потом замуж отдам. Дачу куплю, капусту выращивать стану. Помидоры опять же. Люблю я их. Женюсь где-то между всей этой тусней. Когда-то же надо. Пусть кто-то трется рядом, не все же одному.

Вот только что-то чует мое многоопытное седалище, как вокруг будто воздух сгущается. И все эти почти пасторальные картинки мирной жизни на гражданке вроде как отдаляются и размываются, а все окружающее, наоборот, с запредельной четкостью начинает восприниматься. Каждое движение вокруг, взгляды, звуки. Это как знать, что небо чистое, солнце лучистое, но все твое нутро, и особенно места четырех ножевых и двух огнестрелов, воет, что вот-вот гроза грянет. А я знаю, к чему такое.

Подчиняясь чисто интуитивному импульсу, я вышел в местные «удобства» с чудовищными запахами, аккуратно сложил по карманам пиджака документы, перекинул его через плечо и сунул почти демонстративно пустую папку подмышку. Смешные примитивные манипуляции, рассчитанные чисто на лохов, но хоть что-то. Пиджак с компроматом протянул бармену, он же хозяин заведения, сопроводив это двадцаткой, в полный голос попросив присмотреть, пока я пройдусь «в поисках приключений».

– Соломон, дружище, отдать это нужно только тому, кто скажет «ржавчина», понял? – прошептал очень тихо, так, чтобы на фоне музыки в заведении услышал только он. Повторил русское незнакомое ему слово еще пару раз.

Африканец оказался сообразительным и подтвердил понимание только взглядом. Я отдаю себе отчет, что он с лету продаст оставленное на хранение, только деньги покажут или если припугнут, но авось и прокатит. На родину должен попасть или я, или эти бумажки. Раньше я бы весь из себя служивый пес и патриот, сказал: главное – они и дать делу ход, и все такое. Сейчас… короче, не тот уж я. Не тот. Перегорел, похоже.

Выйдя на улицу, я незаметно оглядывался, ожидая нападения. А чего им тянуть? Главное же, по логике, не дать мне добраться до базы, все скопировать и отправить факсом домой. Так что самое время. Что это будет? Имитация уличного ограбления? Сценарий с очередным самоубийством на пустом месте больше не прокатит. Так что или ограбление, или нападение боевиков.

Но до открытого служебного «Уазика», на которых тут передвигались все россияне, я дошел без инцидентов. Бегло осмотрел на предмет взрывоопасных сюрпризов, ничего не нашел. Что, и даже гадину какую сильно ядовитую, коих тут в достатке, не подкинули? Тоже, кстати, был бы вариант, хоть и без стопроцентной гарантии моего летального исхода. Мало ли, вдруг организм не сильно к яду окажется восприимчив, или до госпиталя с противоядием оперативно довезут. А может, и зря я себя накрутил. Конечно, с самого момента прибытия я видел, что за мной ходят. Но сегодня, добираясь до места встречи, следы путал, как мог. Сработало?

О том, что я зря обольщался своими способностями сбрасывать хвосты, сообщила мне яркая вспышка слева, прямо в узком проулке, мимо которого я как раз проезжал. Мысль – гранатомет! – мелькнула одновременно с тем, как я что есть сил крутанул рулем, ударив по газам.

***

– Тихо-тихо, сынок, лежи! – голос незнакомой женщины просочился в сознание, затопленное сплошным огнем и болью. – Все хорошо, милый, успели, довезли. Сейчас тебя сразу на стол, стабилизируют, и на самолет. Полетишь в Москву, милый, а там все поправят, соберут, и станешь лучше, чем был.

– На… – Горло драло адски, глаза не открывались ни в какую, зато боль будто стала отступать, прихватывая и вообще все ощущения в теле, в сознании мутнело. – Пить дайте. – Губ что-то коснулось, и на язык потекла вода. Самая малость, но горло чуть отпустило. – Насколько плохо все?

– Да ты о том не думай сейчас. Засыпай.

– Насколько?!

– Жив ты. Радуйся. Остальное – ерунда все.

Я бы хотел потребовать правду, всю информацию без утаивания, но действительно стал отключаться опять.

– Глаза?.. – только и пробормотал, почти во сне.

– Нормально с ними все. Тут тебе совсем повезло, сынок.

***

– Капитан, вам пора остановиться! – строго нахмурилась мой лечащий врач, глянув на меня, утирающего футболкой лоб. – Вы уже полтора часа на дорожке и бегом к тому же, а мое назначение – сорок пять минут исключительно шагом.

Красивая баба, чуть старше меня. Насколько знаю, одинокая. В паху потянуло, член отяжелел, напоминая о том, как давно у меня не было ни с кем. Почему бы и нет? Но… нет. Я свой хлеб не так уж и зря ел на службе. Хотела бы эта привлекательная женщина краткосрочных интрижек, то в претендентах на постель согреть, как в мусоре бы копалась. Работает в госпитале, где сплошь и рядом вот такие, как я. Голодные до секса, потому что внезапно живые и не сдохли, а только по грани прошли, относительно молодые мужики. Да только чую я, что она из тех, кому надо всерьез, не на сейчас поиграться. А я врать не собираюсь. И предлагать ничего тоже. И нечего пока и не хочу. Чую, если и будет у меня дача с капустой и помидорами, то без промежуточного звена в качестве жены. На кой я кому сдался теперь, в неполной, бля, комплектации.

– Все в порядке со мной, Лилия Андреевна! – ответил, скрывая похотливый блеск в глазах. Она хороший человек. А я хочу не ее. Любую. Я жизнь снова ощутить хочу просто. А это суть – использование кого-то. Вариант для той, кто готов на это осмысленно и использует в ответ. Не ее это, вижу же, и все на этом. – Пора меня выпускать. Здоров, как бык.

– Присядьте, Корнилов, – велела женщина, села передо мной, открывая вид на заманчивую ложбинку между грудями, и принялась расстегивать крепления протеза. – Ну вот, о чем я и говорю! Опять все в мозолях кровавых! Так нельзя, надо постепенно добиваться огрубения тканей культи!

Культи! Меня от слова этого самого скручивало. Прекрати, истеричка конченая, а не мужик! Сдохнуть разве выбрал бы?

– Не хочу я ничего постепенного, – возразил я, и она подняла на меня глаза. Карие, красивые. И губы полные. И все так близко. Член снова налился, похоть покатила по телу потоком, добираясь до разума. И вижу ведь – хочет. Только руку протянуть.

– Вы очень сильный мужчина, капитан Корнилов, – прошептала она. – Но сейчас требуется именно терпение и постепенность. Торопиться некуда, это долгий путь.

А говорит же не только о моей ноге. Скорее уж точно не о ней, судя по тому, что обе ладони уже на моих бедрах лежат, провоцируя на действие теплом, и смотрит все так же, неотрывно и голодно, но при этом будто просит о чем-то. О чем-то таком, что я не дам ей.

– Лилия Андреевна, я не хочу ничего постепенного и долгого, – повторил я, говоря уже о другом. – Только здесь и сейчас.

– Возможно, позже, – пробормотала она, поднимаясь и отводя глаза, в которых мелькнуло разочарование, и щеки ее вспыхнули.

– Угу, но вряд ли.

***

– Вот ты, Корнилов, и козлина! – шагнул мне навстречу Шаповалов и как-то неловко дернулся, будто хотел поддержать на железных ступенях вагона, на что я оскалился. Еще не хватало. – Сколько недель отлеживался по госпиталям, а нам хоть бы полсловечка весточки послал!

– А чего слать? Таскались бы ко мне с апельсинами? Так я их не люблю.

– Не корчи из себя большего говнюка, чем на самом деле являешься, – огрызнулся Николай. – Лизка вон извелась вся, а в вашей конторе и узнать-то ничего нельзя, где ты, да что с тобой. Секретность ваша *баная.

– А мне прям надо было, чтобы она узнала, что со мной. Зачем? Чтобы потом ее с водосточной трубы снимали?

– Эта бы полезла, точно, – фыркнул бывший подельник. – Хотя сейчас, знаешь, поутихла она. Сдружились они с Камневой, слушает Роксану во всем, с детьми помогает. Зубрит что-то. Но ведь ждет тебя, видно. Ты не передумал?

Он открыл с брелока тачку, жестом предлагая мне устраиваться, и больше не дергался помочь как ущербному – просек, что бесит.

– Насчет чего? – не понял я.

– Ну, насчет… ты и Лизка, туда-сюда, семья.

– Мы и так семья, без всяких туда-сюда. Рехнулся ты?

– Ну… она бы заботилась…

– Знаешь, пойду я, пожалуй, – распсиховавшись, я полез из салона.

– Да какого ты, Корнилов!

– А такого! Это я взялся о ней заботиться, я! С хера ли теперь все так поменялось, чтобы я захотел ей себя повесить на шею и жизнь пересрать? Она мне как дочь, я же вам говорил!