Подмена-2. Оригинал

– А что означает это имя и почему именно она? – не теряя времени, продолжила я допрос брауни.

Зверь издал какой-то звук, в котором читался мягкий укор моему неуместному любопытству, и обреченно вздохнул, однако же не шевельнулся.

– Асраи Сорча была женщиной редчайшей красоты, но немного… остра на язык. Она позволила себе несколько раз отпустить некие… замечания по поводу матери архонта, которая к тому времени уже покинула Тахейн Глифф, и это привело к первому его слишком раннему обращению. – Огромное тело подо мной напряглось, становясь горячее, и буквально задрожало от глубинного низкого быстро нарастающего рыка. – «Арха ат» на языке дварфов означает «чудовище».

Зверь дернулся и громогласно рявкнул, и мне пришлось обхватить его мощную шею, чтобы не слететь. Поняв, что я своими расспросами исчерпала лимит его терпения и реально подставила бедного Лугуса, решила срочно заканчивать.

– Лугус, ты, пожалуй, иди пока! – негромко сказала я, снова усиленно наглаживая черную шкуру, и совершенно явственно услышала вздох облегчения брауни.

– Благодарю, монна Эдна, – откликнулся он. – Я, как и воины-хийсы для вашего сопровождения, будем ждать вас снаружи сколько потребуется.

Я только невнятно угукнула, плотнее прижимаясь щекой к гладкой, как шелк, и твердой, как дерево, поверхности тела моего зверя. Несмотря на ауру смертельной угрозы, порожденную этим, казалось бы, простым разговором, я не боялась. Ничего из этой агрессии не было направлено на меня. Едва брауни исчез, зверь полностью расслабился, даже почти растекся мягким ковриком подо мной, а я все не могла перестать думать об услышанном. Перед глазами так и стояла бесконечно красивая и при этом мерзко заносчивая сука-асраи, наверняка говорившая гадости о матери черноволосого мальчика с такими знакомыми резкими чертами в его присутствии, спровоцировавшая его на срыв, а потом окрестившая чудовищем. Где, к хренам, в это время был его отец и почему позволял это?

– Арха ат, говорите? – бормотала я, катая это имя на языке, поглаживая его бока и слушая, как зародившееся тишайшее ворчание становится полноценным громогласным мурлыканьем. – Не будешь ты у меня Арха атом, уж прости!

– У-у-ур-р-р? – прозвучало более чем отчетливо вопросительно, и зверь повернул ко мне голову на мощной шее, едва не стукнув по лицу, потому что я тоже подняла в этот момент свою.

– Мне не нравится, говорю, – пояснила я, и на широкой плоской переносице образовались десятки складок, явно выражающие недоумение, но тут же исчезли, когда я потерла по ним пальцами, а большие глаза довольно прищурились.

– Чудовище, Арха ат, – продолжала бубнить и исследовать ощущения, потирая мягкую нежно-ворсистую шкуру у глаз и на спинке носа. – Ну какое же ты чудовище? Ты мягкий, такой приятный на ощупь, просто прелесть! Бархат! Можно я буду звать тебя «Бархат»?

Зверь махнул огромной башкой, едва не стряхнув меня, и громко чихнул. А потом посмотрел так, что мне не нужно было переводчиков со звериного на человечий, чтобы понять послание в его взгляде. Зови, как хочешь, просто будь рядом! И я испытала жгучий стыд, потому что отвела глаза, оставив эту искреннюю мольбу без ответа. Разве есть смысл говорить, что это не только между моим Бархатом и мною? Разве вообще нормально хотеть остаться в этом моменте времени, просто согреваясь теплом зверя, который, по сути, и есть тот самый мужчина, что, кажется, задался целью сломать меня во что бы то ни стало?

– Ба-арха-ат, – с сожалением протянула я, соскальзывая с него, поднимаясь на ноги и отворачиваясь. – Плевать на все, с тобой без сомнений осталась бы в этом мире и наверняка не пожалела бы никогда! Научилась бы жить заново, не вспоминая о том, что оставила позади. Как вы можете быть настолько разными? Как один может без единого слова лечить душу и дарить безопасность, а другой ранить каждым словом?

– Неужели каждым? – хриплый, ломкий голос Грегордиана заставил вздрогнуть, но я не обернулась, боясь прочесть в его глазах, сколько он слышал.

– Я говорила не с тобой, архонт Грегордиан!

– Вообще-то всегда со мной, – его возражение было лишено гнева. – И не нужно добавлять титул, когда мы наедине.

– Как прикажешь. – Ничего не смогла поделать с тем, что в моем голосе послышалось лязганье замков, на которые закрылась моя душа в ожидании нового раунда противостояния.

– Я умею не только приказывать, – прозвучало так непривычно задумчиво для деспота, что я все же бросила взгляд через плечо. – Умел.

– В самом деле? – сначала фыркнула я, но, уловив краткий всполох уязвимости в серых глазах, застыдилась своей насмешки. Что я действительно знаю о нем, какое имею право судить?

– Думаю, когда-то правда умел.

Не желая больше выдавать свои эмоции, потому что просто предсказать не могла, какой будет на них реакция, снова повернулась спиной и посмотрела на Тахейн Глифф, хотя все происходящее внизу не доходило до моего сознания.

– Мне пора, Эдна, – все еще глухо произнес деспот, и я вдруг ощутила дыхание на своей шее, а его распростертая ладонь легла мне на живот, вынуждая кратко прижаться. И я подчинилась. Потому что хотела этого. Его такого, как сейчас, настолько близко ко мне, что между нами, казалось, не было расстояния во всех смыслах.

– Вечером праздничный пир по поводу победы над драконами. Я хочу, чтобы ты была на нем рядом со мной. Прикажи Лугусу обеспечить тебя всем необходимым и поменьше трещать, обсасывая сплетни, которым уже целая вечность.

И спустя мгновение наш контакт исчез, а я оглянулась лишь для того, чтобы заметить край его рубахи, мелькнувшей, когда он спрыгнул уже на своем балконе.

Ну, естественно, не «согласилась бы ты составить мне компанию» или «как насчет поужинать на людях». Да и Бог с ним! Учитывая предыдущие события, приглашение могло быть и гораздо менее цивилизованным.

Глава 7

Проклятая улыбка! Эдна же ею в одно мгновение заживо его вскрыла, без малейших усилий добравшись до веревок из чистого железа, плотно опутавших и держащих в целости его душу, и небрежным легким движением будто срезала множество из них. И от этого в его груди моментально стало тесно и больно, как когда-то давно, а ведь он запретил себе даже помнить о том моменте жизни, когда проявил себя как уязвимый, доверчивый слабак. Только полный идиот желал бы повторения столь унизительного опыта, а он, слава Богине, не такой! И все же в ту секунду, глядя на Эдну, деспот не мог думать ни о чем, кроме как продлить, сохранить, повторить это мягкое восхитительное сияние ее свободной, расслабленной улыбки. Словно вся ее кожа стала излучать теплый, ласкающий его жестко стянутое нутро свет, чьи микроскопические лучистые, золотистые капли задрожали на кончике каждой ее ресницы, на любом мельчайшем волоске на ее коже, срываясь и заполняя воздух между ними, врываясь в его легкие флюидами шокирующего замешательства и… счастья? Грегордиан тряхнул головой, отмахиваясь от этой чуши. Ему следовало запретить ей эти проклятые, делающие его будто слабоумным улыбки, а не требовать повторения!

– Могу я узнать, стоит ли всем собравшимся в зале приемов ждать твоего появления, мой архонт? – столкнувшись с шагающим по коридору в абсолютно противоположную сторону деспотом, Алево тут же увязался следом. И полноценный ответный оскал в качестве открытой демонстрации раздражения, естественно, не отпугнул его. С этим упрямым асраи устрашающие всех гримасы Грегордиана никогда не срабатывали. И это всегда одновременно злило и радовало архонта. Алево вечно был точно его неуместная, но неизбежная совесть плюс здравомыслие. Как ими ни швыряйся и сколько ни затыкай, они все равно липнут и сверлят мозг.

– Не стоит, – рыкнул деспот, но спустя секунду уточнил с тяжким вздохом: – Если, конечно, нет ничего мега неотложного.

Сейчас он совершенно не был готов выслушивать чье-либо нытье и разбираться в проблемах. Не тогда, когда сам с собой не мог прийти к согласию и, кажется, окончательно потерял контроль над второй ипостасью. Подспудный протест и недовольство зверя из-за обращения с Эдной превратились в открытое противоборство. Зверь поднимался к самой его коже, едва Грегордиан приближался к этой несносной женщине. Он принимался нагло угрожать ему и рваться наружу, стоило ей лишь чуть нахмурить брови. И бешено бросался в атаку, опрокидывая его сопротивление, как только от Эдны начинал исходить запах гнева или, не дай Богиня, страха или боли. Это началось не сегодня, и сперваа было просто раздражающей помехой, с которой деспот без особых проблем справлялся, но, очевидно, зря он отнесся к этому легкомысленно. И вот теперь он был намерен исправить свое упущение и напомнить зверю, кто же тут главный. И плевать, насколько погано от этого становилось на душе.

– В принципе, ничего… если не считать очередной приезд монны Брид событием, требующим твоего немедленного внимания. Она сама уж точно так считает.

Грегордиан скосился на спутника, но выражение лица того оставалось непробиваемо нейтральным, хоть деспот мог поклясться, что засранцу-другу чрезвычайно нравилось изводить его этой обязательной, связанной с его положением ересью. Вот с чего он должен был соблюдать вежливость со всеми этими придворными посетителями, он что, их звал в свои пределы? Хотя не сказать, что как хозяин и правда образец радушия, но ведь и они все являлись сюда совсем не потому, что обожали его тайно или явно.

– Ар-р-р! – досадливо закатил глаза деспот и прибавил шагу, свернув в один из боковых коридоров. – Зачем на этот раз она притащила сюда свою великолепно-заносчивую задницу?

– Ну как же! Поздравить тебя с отражением атаки драконов, например, – усмехнулся блондин, и не думая отставать.

– В таком случае она не по адресу. Пусть поздравит тебя. Во всех возможных смыслах!

– Я не архонт Приграничья и не интересую ее во всех смыслах, разве что в одном, – цинично скривившись, отмахнулся Алево.

– И чего этой… и другим таким же не сидится в столице?

– Но это-то понятно. Не считая обычных причин, Тахейн Глифф сейчас – главный источник новостей в государстве. Появление взрослого голема, захват драконьего принца, последующая успешно отбитая атака, и это уже не говоря о небывалом – организованной засаде огромной стаи ногглов, состоящей, к слову, из одних молодых самцов! – загибая длинные пальцы, перечислил блондин.

– Узнал бы, кто о последнем язык распустил, – выпотрошил бы заживо. Неоднократно! – оскалился Грегордиан, будто этот самый болтун уже стоял перед ним.

– Грегордиан, такое невозможно утаить, как ни старайся, – тут же став серьезным, ответил Алево. – Информация слишком значимая и пугающая, согласись. О том, что самцы ногглов не сбиваются в стаи без главной самки, знаешь ты, я и все вокруг. А тем более в такие огромные.

– Знаю, друг мой. Как и то, что эти твари всегда считались не поддающимися приручению и обучению. Но у анхен они напали на нас организованно, будто по команде, в этом поклясться могу, – отрывисто пробормотал Грегордиан. – И все же я хотел бы сначала разобраться, с чем имеем дело, а потом уже позволять узнать о случившемся кому-то за моими пределами.

– Ничего уже не поделать с тем, что новость не удержалась в Тахейн Глиффе и достигла столицы. А там ее не только просто приняли к сведению, но и прореагировали.

– Что ты имеешь в виду? – Грегордиан притормозил.

– Ну хотя бы то что дражайшая монна Брид прибыла в сопровождении почти двух десятков молодых и горячих асраи и высокородных хийсов, у которых на лбу написано, что эти столичные придурки мечтают о скорой ратной славе.

– Ну-ну, я им эту славу живо организую! – презрительно скривился Грегордиан. – Устрою дворовым брауни несколько дней выходных, а их отправлю стойла юд выгребать.

– Тогда, думаю, три четверти этих новобранцев умчатся отсюда с первым же попутным судном, – тихо рассмеялся Алево.

– Ты не умчался, когда мой отец с тобой такое проделал и много чего еще.

– Я был юным амбициозным дурнем, действительно желающим сражений и суровых будней жизни Приграничья, – немного грустно покачал головой Алево.

– Ну вот пусть и среди этих останутся только реально желающие драться, а не те, кто обделается, увидев ноггла вблизи, не говоря уже о драконах, – отмахнулся деспот.

– Обделаются все, на самом деле, и тебе это известно, – упрямо возразил Алево.