Ювенальная инвалидность в системе социальной реальности российского общества

Социальный мир чрезвычайно сложен, и, чтобы сделать доступным для изучения происходящие в нем процессы, необходимо прибегнуть к понятию уровней социального анализа. В построении основных уровней социального мира, по мнению Джорджа Ритцера, сторонника интегрированной парадигмы, используются два континуума социальной реальности. Первый из них – микро-макроконтинуум.[60 - Ритцер Дж. Современные социологические теории. 5-е изд. СПб.: Питер, 2002. С. 574.] На макроотрезке континуума помещаются такие социальные явления, как группы обществ (мировые системы), общества и культуры. На мезоуровне – социальные группы, коллективы, социальные классы и организации. На микроуровне располагаются индивидуальные акторы, их мысли, действия и взаимодействия.

Второй континуум – это объективно-субъективное измерение. Субъективное представляет собой область представлений (нормы, ценности), а объективное относится к реальным событиям и явлениям (правительства, законы). «Связанная с объективно-субъективным континуумом сложность заключается в том, что существует множество социальных явлений и процессов, занимающих промежуточное положение, обладающих и объективными, и субъективными элементами».[61 - Там же. С. 578 – 579. 32] Потому интегрированная социологическая парадигма Дж. Ритцера учитывает такие уровни социального анализа, как макрообъективный и макросубъективный, микрообъективный и микросубъективный. Указанные четыре уровня социального анализа позволяют исследовать инвалидность на пересечении двух уровней социальной реальности. В частности, само явление инвалидности как макрообъективное явление, ценности как макросубъективную реальность, модели взаимодействия как микрообъективную реальность, и микросубъективные факты, например, процесс конструирования реальности.

Указанный подход нашел свое отражение в системном анализе инвалидности Е.Р. Ярской-Смирновой и Э.К. Наберушкиной. Данный подход позволил выявить проблемы семей с детьми-инвалидами и факторы, оказывающие прямое и косвенное влияние на условия их жизни. Авторы выделили четыре уровня для решения проблемы инвалидности: микросистема, мезосистема, экзосистема и макросистема. Каждый последующий уровень включает предыдущий, благодаря чему существует возможность анализа каждого уровня в контексте последующего, позволяющего выявить максимальное число факторов, оказывающих влияние на проблему. Графически модель представлена в виде концентрических кругов (см. рис. 2), что предполагает неразрывность внутренних связей элементов подсистемы, их взаимообусловленность.

Рис. 2. Системный подход к инвалидности Е.Р. Ярской-Смирновой и Э.К. Наберушкиной

Микросистему образуют роли и межличностные взаимоотношения в семье – единственном институте, образующим данную подсистему. «Микросистема – это фундаментальный уровень социальной структуры, который, в зависимости состава семьи, состоит из следующих подсистем: мать / отец, мать / ребенок-инвалид, мать / здоровый ребенок, отец / ребенок-инвалид, отец / здоровый ребенок, ребенок-инвалид / здоровый ребенок и т.п.».[62 - Ярская-Смирнова Е.Р., Наберушкина Э.К. Социальная работа с инвалидами. Саратов, 2003. С. 93.]

Микросистема функционирует в контексте мезосистемы, включающей подсистемы, в которых участвует семья. Это индивиды, социальные службы и организации, активно взаимодействующие с семьей: работники здравоохранения, родственники, друзья, соседи, знакомые, другие родители, а также реабилитационные или образовательные программы. На этом уровне семьям оказывается социальная, психологическая помощь и поддержка.

В экзосистему входят институты, которые могут опосредованно воздействовать на семью: средства массовой информации, образование, здравоохранение и социальное обеспечение. Деятельность институтов экзосистемы проявляется уже на предыдущем уровне, но на этом уровне инвалиды и их семьи либо не ощущают непосредственного институционального воздействия, либо воспринимают их в форме изменений в системе социальной политики, законах или через СМИ.

Макросистема – наивысший уровень целостной концентрической системы. Он включает социокультурные факторы (этнические и конфессиональные ценности, формальные и неформальные общественные нормы, традиции и др.); социально-экономический статус семьи; экономические и политические факторы.[63 - Ярская-Смирнова Е.Р., Наберушкина Э.К. Социальная работа с инвалидами. Саратов, 2003. С. 91-94.] В макросистеме конструирование проблемы инвалидности выходит на социетальный уровень и решается в рамках базовых институтов, как это было выделено у С. Г. Кирдиной в теории институциональных матриц.

При институциональном анализе инвалидности вызывает также особый интерес институциональная матрица социального конструирования инвалидности И.Б. Кашемировой (см. рис. 3).

Предложенная автором матричная институциональная модель социального конструирования инвалидности являет собой двухуровневую систему, каждый элемент которой выполняет определенные функции. Сама матрица строится с учетом существующей в настоящее время институциональной структуры российского общества. Все элементы институциональной матрицы – это социальные институты, характеризующиеся различным уровнем формализации.

Институциональную матрицу автор представляет теоретической моделью, на основе которой происходит социальное конструирование инвалидности в структуре общественного сознания. Практически все элементы институциональной матрицы – это социальные институты, характеризующиеся различным уровнем формализации. Объединяющим элементом институциональной матрицы выступает проблема инвалидности, которая имеет явно выраженные институциональные признаки: статус инвалида законодательно закреплен в правовой системе государства. В рамках социальных институтов представленных в данной модели осуществляются сложнейшие социальные социально-психологические и социокультурные процессы к числу которых относятся образование, воспитание, социализация, самоопределение и формирование социальной идентичности индивида, его адаптация и социальная интеграция.

Однако данная модель нуждается в доработке. В частности, в ней не нашли отражение институты социальной политики, экономики, гражданского общества, вне которых не мыслится жизнеобеспечение и жизнедеятельность инвалидов. Представляется также целесообразным выделить отдельно институт физкультуры и спорта, обладающий значительным потенциалом в деле социальной реабилитации и интеграции инвалидов. Кроме того, институциональная матрица может быть дополнена практиками, которые лица с инвалидностью могут осуществлять в рамках того или иного социального института. Данное дополнение позволит увидеть степень и специфику социальной активности в социуме интересующей нас категории лиц.

Таким образом, деятельность человека с инвалидностью осуществляется в рамках социальных институтов, устанавливающих формальные и неформальные правила социальной деятельности. На основе этих правил и норм формируются стереотипы восприятия отдельных индивидов и социальных групп, имеющих нетипичные социальные, психологические или физические характеристики. Образцы поведения и стереотипы восприятия закрепляются в структуре общественного сознания в процессе социокультурного развития общества, а также в структуре сознания отдельного индивида в процессе социализации, которые воспроизводятся далее в повседневных практиках индивидов.

1.3. Социальные практики инвалидности: теоретический анализ

Категория «социальный институт» претерпела в XX в. значительные изменения в результате динамичных преобразований социальных практик.

Как известно, основные социальные институты общества, – производство, семья, государство, религия, образование, – функционируют благодаря множеству повседневных социальных практик. Так, институт социальной защиты не может обойтись без таких значимых для них практик, как оказание социальной помощи и поддержки, социального обслуживания, социальной реабилитации, в основе которых многочисленные технологии социальной работы с лицами, оказавшимися в трудной жизненной ситуации.

В самом широком понимании практики – это все, что делают люди, используя как веществественные (предметы, вещи), так и символические (язык, нормы, традиции) средства.[64 - Петров A.B. Социальные практики молодежи. Теоретические вопросы. Краснодар: Изд-во КубГУ, 2005. С. 68.] Это многообразие способов реализации человеческого бытия в различных формах закрепления, воспроизводства и развития человеческого опыта, процесс накапливаемого и накопленного опыта людей в условиях их жизни, в средства их деятельности, в схемы их самоутверждения.[65 - Подхомутникова М.В. Легитимация неформальных практик в сознании молодежи // Актуальные проблемы социального развития Российской молодежи и пути оптимизации государственной молодежной политики: материалы межрегиональной научно-практической конференции (г. Краснодар, 24 апреля 2009 г.). Краснодар: Просвещение – Юг, 2009. С. 148.] При этом рациональность содержится не в самих практиках, а в знании о них: «Логика свойственна не институтам..но способу рефлексии по их поводу», – отмечали в этой связи П. Бергер, Т. Лукман.[66 - Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания / пер. с англ. Е. Руткевич. М.: Academia-Центр «Медиум», 1995. С. 108.]

Природа социальных практик такова, что они в равной мере конституируются как действием, так и структурой (возникшей общностью – результатом и следствием взаимодействия). Следовательно, можно утверждать, что социальные практики обеспечивают повседневный, привычный социальный порядок, воспроизводят в нормативном, социально-культурном плане саму действительность. Поэтому важнейшей из их функций будет функция контроля за человеческим поведением, благодаря установлению предопределенных образцов, которые придают социальным действиям должный характер, отвечающий интересам общества.[67 - Петров A.B. Социальные практики молодежи. Теоретические вопросы. Краснодар: Изд-во КубГУ, 2005. С. 71.

Там же. С. 70 – 71.]

Структуру социальных практик можно рассматривать по разным основаниям. Они объективны по результатам, субъективны по намерениям субъектов, а также интерсубъективны. Исходя из возможностей структурно-функционального анализа и элементов феноменологической социологии, важнейшими элементами социальных практик выступают индивиды и их взаимодействия; совокупность правил, предписаний как формальных, так и неформальных, явных и неявных (фоновых); интенции, намерения, цели; ресурсы, находящиеся в распоряжении субъектов практик; привычный способ работы с ними.[68 - Там же. С. 70-71.]

Категория практики, по мнению П. Штомпки, закреплена вертикально в понятиях «операции» и «действия», и горизонтально, проявляясь в социальных событиях. Эта горизонтальная связь между деятельностью и практикой названа ученым «эвентуация» (событийность), отражающая слияние действительностей.[69 - Штомпка П. Социология социальных изменений / пер. с англ.; под ред. В.А. Ядова. М.: Аспект Пресс, 1996. С. 274.] «Практика, – указывает П. Штомпка, – есть «место встречи» операций и действий; диалектический синтез того, что происходит в обществе, и того, что делают люди. В практике сливаются оперирующие структуры и действующие агенты, практика – это комбинированный продукт момента оперирования (на уровне тотальностей) и направления действий, предпринятых членами общества (на уровне индивидуальностей)».[70 - Там же. С. 273.] Другими словами, практика обусловлена «сверху», обществом в широком смысле, и «снизу», поведением индивидов и их групп.

П. Штомпка осуществляет связь между практикой и сознанием. Через практику люди обретают убеждения и проверяют их, получают подтверждение истинности или ложности тех или иных идей. С другой стороны, сознание не только воздействует на практику, но является посредником влияния среды, которую люди по-своему интерпретируют. Таким образом, «естественные условия, ограничивающие или стимулирующие практику, в значительной степени опосредованы «идеологической» средой».[71 - Там же. С. 280.]

П. Штомпка делает акцент на социальном изменении. В определенное время практика оформляет действие, которое проявляет себя позже; данное действие актуализируется в уже измененной практике, и весь этот процесс повторяется бесконечно. Социальные условия при этом для осуществления практических действий меняются. Если в результате деятельности происходят какие-то события, то она находит выражение в новой практике, которая, в свою очередь, соединяет деятельность новых структур и действия новых субъектов.[72 - Штомпка П. Социология социальных изменений / пер. с англ.; под ред. В.А. Ядова. М.: Аспект Пресс, 1996. С. 284.]

Таким образом, практики – это, в первую очередь, действия людей, но главным образом, это действия по определенным правилам, процедурам в целях реализации собственных интересов. По мнению В.В. Волкова, исследователя в области практик в социальных науках, «социальные практики играют более активную роль коллективной человеческой деятельности в воспроизводстве и изменении социальной системы».[73 - Волков В.В. О концепции практик(и) в социальных науках // Социс. 1997. № 6. С. 9.] И это не только «типизации других людей, … но и типизации любого рода событий и опыта, как социальных, так и природных».[74 - Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания / пер. с англ. Е. Руткевич. М.: Academia-Центр «Медиум», 1995. С. 74 – 75.] Данные моменты позволяют рассматривать практики как упорядоченные и воспроизводимые структуры, что объясняет их родство с социальными институтами.

К. Маркс утверждал, что именно практика есть критерий истины. То есть практика служит для доказательства наших суждений о реальном мире и происходящих в нем процессах. К. Маркс имел в виду массовые движения, революционную практику классов, изменяющих ход исторического развития, однако современные теоретики акцентируют внимание на обыденных практиках «простых людей», которые могут в своих действиях либо следовать традициям, либо поступать «по-своему».[75 - Воздействие западных социокультурных образцов на социальные практики в России: (Теория наблюдения, биогр. интервью. Советы студентам) / Российская акад. наук, Ин-т социологии, Гос. акад. ун-т гуманитар. наук, науч. – образоват. центр по специальности «Социология»; под ред. В.А. Ядова. М.: ТАУС, 2009. С. 13.]

В концепции К. Маркса выявляются два важных смысла понятия практики, применявшегося для усиления дихотомий, дифференцирующих человеческое поведение. В первом случае понятие используется как описание человеческой природы и всей человеческой деятельности: «практическая деятельность» как единство общественного сознания и социального бытия, обладающее возможностью воздействовать на реальность и изменять ее. Таким образом, нерасторжимое единство полярных конструктов субъекта и объекта, сознания и бытия возможно только в практике. Во втором случае практика связана с теорией, актуализирует и проверяет теорию и предоставляет данные для дальнейшего теоретического развития.

Аналитически социальные практики могут рассматриваться не только в деятельностном, но и в обыденном (повседневном) аспектах. Обыденное, повседневное измерение практик подчеркивает привычки, стереотипы, привязанности и симпатии индивидов, в то время как деятельностный аспект практик выделяет целенаправленность, рациональность в поведении. Социальные практики в повседневной жизни – это постоянные действия и взаимодействия, которые производит индивид или общность, воспроизводя тем самым саму упорядоченность жизненного мира.

Однако все же текущую повседневную жизнь, которая многогранна, многомерна, можно разграничить с социальными практиками. Повседневность – характеристика жизненного мира, реализуемого зачастую автоматически без серьезных размышлений. Социальные практики объективируются и подлежат описанию, когда действия становятся интенциональными, в них просматривается темпоральность времени и достигается результат (или осуществляются действия для его достижения). Социальные практики ограничены во времени и пространстве, в то время как повседневная жизнь (жизненный мир) текуча и в силу своей обыденности, рутинности не подлежат рефлексии.[76 - Петров A.B. Социальные практики молодежи. Теоретические вопросы. Краснодар Изд-во КубГУ, 2005. С. 70.] Практики, в отличие от будней повседневности, процедурны, имеют свою внутреннюю логику, содержательно тематизированы, имеют свои правила, как формальные, так и неформальные.

Объектом социальных практик являются способы жизнедеятельности людей, определяющие место сообществ, например, инвалидов, в обществе, характер взаимодействия с другими социальными группами. Другими словами, социальная практика – это ситуации, в которых индивид получает социальный опыт. Такие ситуации возникают в результате сложившихся в обществе условий: формирования социальной компетенции к общественно-значимой деятельности; приобретения практических умений в процессе осуществления различных социальных взаимодействий; знакомства с конкретными условиями и содержанием социальных процессов, проходящих в обществе; приобретения навыков формирования моделей поведения, адекватных ситуации решения существующих проблем.[77 - Передерни В.А. Конструирование идентичности в поле различных социальных практик студенческой молодежи: дисс. канд. социол. наук по специальности 22.00.04 / Кубанский государственный университет. Краснодар, 2008. С. 87.]

Категория практики была подхвачена структурализмом Леви-Стросса и стала центральным понятием различных школ. Так, Ю. Хабермас считал основанием всей социокультурной жизни коммуникативное действие, которое является описанием развертывания «жизненного мира», который воспроизводит культуру, общество и личность, способствует координации действий субъектов социальной ситуации. Типичность и интерсубъективность, по мнению Ю. Хабермаса, лежащие в основе социальных практик, делают практики самоочевидными и стереотипными действиями людей с использованием всех известных средств как вещественных или материальных (предметы, материальные носители образов и идей), так и символических или духовных (языка, традиций, ценностей, правил и норм). В связи с этим социальные практики воспроизводят упорядоченность «жизненного мира» благодаря привычному поведению или механизмам «хабитулизации», т. е. опривычивания.[78 - См.: Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории / пер. с нем. Ю.С. Медведева; под ред. Д.В. Скляднева. СПб: Наука, 2001. С. 87.] Из интерсубъективных значений, являющихся центральными для данного «понимания» общества, выстраивается сама социальная действительность, в которой общество заполнено системой смыслов и событий, образующих повседневный жизненный мир людей.

Становлению современной практической парадигмы способствовала теория культурных изменений М. Вебера. Основное отличие между концепциями культурных изменений у М. Вебера, К. Маркса и Э. Дюркгейма в том, что последние относятся к убеждениям и верованиям как последствиям действий социальных сил, в то время как М. Вебера, в основном, интересуют происхождение и трансформирующая роль духовной жизни. Согласно М. Веберу, люди придают форму социальной жизни посредством своих верований, ценностей или убеждений.

Современное развитие теории практик сегодня больше связывается с философскими концепциями Л. Витгенштейна и М. Хайдеггера, «являясь удобной территорией для междисциплинарных исследований».[79 - Волков В.В. О концепции практик(и) в социальных науках // Социс. 1997. № 6. С. 10. С. 9-23.] У Л. Витгенштейна практика или «форма жизни» задает условия осмысленности повседневного языка, язык лишь функционирует на фоне всей совокупности практик, принятых в культуре. Он подчеркивает инструментальное использование языка в контекстах практической деятельности. В своей работе «Логико-философский трактат», посвященной проблемам логической формы и логических связей, Л. Витгенштейн обосновывает закон индукции реальными ситуациями, действиями, которые постоянно присутствуют в практической деятельности индивида. Конечное оправдание индуктивных методов находит своё оправдание в действиях индивида, т. е. в практике.[80 - Сокулер ЗА. Проблема обоснования знания: (Гносеологические концепции Л. Витгенштейна и К. Поппера). М.: Наука, 1988. С. 60.]

В социологической концепции понятие практики символизирует попытки найти компромисс между объективизмом системно-структуралистского подхода и субъективизмом феноменологии, предложив выход из сложившейся ситуации через категориальный синтез в виде теории «структурации» Э. Гидденса или с помощью концепции «габитуса» П. Бурдье.

Теория структурации Э. Гидденса изучает механизмы социальных изменений в обществе. Социальная жизнь, общество созданы социальными акторами и постоянно воспроизводится ими теми же самыми средствами, которыми они реализуют себя как акторы. При этом Э. Гидденс говорит о «творческом» подходе акторов к социальным практикам, когда каждый актор вносит что-то свое в уже существующие образцы и модели поведения, одновременно видоизменяя их и себя. Поэтому целесообразно говорить о непрерывном постоянном потоке поведения как отдельного взятого социального актора (индивида), так и целых поколений. В отношении лиц с инвалидностью данный момент просматривается в сложившихся стереотипах, системе социальной помощи и поддержки, действующих на протяжении значительного времени.

Действующая личность по Э. Гидденсу обладает процессуальной характеристикой – «интенциональностью», являющейся одной из составляющих человеческого поведения. Интенциональностью Э. Гидденс и объясняет человеческое действие и взаимодействие. Э. Гидденс пишет: «именно благодаря постоянному взаимодействию индивидуума с окружающей действительностью (социальным миром) устанавливается связь между миром личного и миром общественного».[81 - Гидденс Э. Социология / пер.с англ. Изд. 2-е, полностью перераб. и доп. М.: Едиториал УРСС, 2005. С. 40.]

П. Бурдье внес новую интерпретацию данного термина. Практика у П. Бурдье всегда единична и экстериорна, и когда агент с ней сталкивается, тогда это практика становится практикой «другого», либо «овнешняет» ее, и тогда она становится собственной практикой агента.[82 - Бурдье П. Практический смысл / пер. с фр. А.Т. Бикбов, К.Д. Вознесенская, С.Н. Зенкин, H.A. Шматко; отв. ред. пер. и послесл. H.A. Шматко. СПб.: Алетейя, 2001. С. 551.] Таким образом, практика имеет социальный характер, так как включает в себя всё то, что социальный агент делает сам и с чем он встречается в социальном мире. По мнению П. Бурдье, «габитус» – «это системы устойчивых и переносимых диспозиций, структурированные структуры, принципы, порождающие и организующие практики и представления, которые могут быть объективно адаптированными к их цели, но не предполагают осознанную направленность на неё и непременное овладение необходимыми операциями по её достижению».[83 - Там же. С. 102.] «Габитус», по П. Бурдье, порождается средой, путем их интериоризации индивидом и является результатом индивидуального социального опыта индивида. Отсюда, «габитус» – принцип практик индивида, «социальное чувство», т. е. нечто спонтанное и нерациональное, продукт интериоризации объективных предпосылок».[84 - Там же. С. 559.]

Принципиальным моментом является то, что «габитус» целостен и не может быть разложен на отдельные составляющие его диспозиции. Следовательно, практики членов группы координированы сходством «габитуса», и выступают основой для сплоченности и солидарности. Благодаря введению концепции габитуса, наука о практике у П. Бурдье не только не преодолевает противоречия «объективизм-субъективизм», но делает их необходимыми, хотя и недостаточными стадиями его диалектического метода (диалектики объективизации и инкорпорации). Это противоречие рассматривается между структурным окружением и унаследованными структурными диспозициями (габитус), которые заставляют их воспроизводить окружение, пусть даже и в трансформированной форме.

Понятие практики поясняет теория фреймов, предложенная Ирвингом Гофманом. Английское слово «фрейм» обозначает широкий круг понятий, связанных со структурированием реальности, в широком смысле это – «форма». И. Гофман имеет в виду перспективу восприятия, создающую формальные определения ситуации. Лексические эквиваленты фрейма – рамка, схема, план, шаблон, сценарий и др. Как замечает В. Вахштайн, фрейм – это одновременно и «матрица возможных событий», которую таковой делает расстановка ролей, и схема интерпретации событий субъектами, в них участвующими. Фрейм и «внутри» и «снаружи», и воспринимаемое и средство интерпретации воспринятого.[85 - Вахштайн B.C. Книга о «реальности» социальной реальности: И. Гофман. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта [рец.] // Социс. 2004. № 3-4. С. 43.] По И. Гофману, происходит постоянное «фреймирование» реальности. Фреймы преобразуют рассыпанную на отрезки, или фрагменты (strips), эмпирическую реальность в определении ситуаций. На этой основе становится возможным и социальное взаимодействие, связанное с пониманием. И. Гофман говорит о «ключах» (keys) и «переключениях» (keyings) фреймов – соотнесении воспринимаемого события с его идеальным смысловым образцом. Key – это ключ, обозначающий тональность межличностного общения. Keying – транспозиция темы из одной тональности в другую. Keying означает также настройку распознавания ситуации. Хотя мы видим одни события, мы имеем основания («ключи») говорить, что на самом деле они означают совсем иное: мы создаем нереальный мир, чтобы понимать мир реальный, и настраиваем эту процедуру так, как настраивается музыкальный инструмент.[86 - Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта / пер. с англ.; под ред. Г.С. Батыгина, Л.А. Козловой. М.: Институт социологии РАН, 2003. С. 44.]

В повседневной практике индивиды, вовлекаясь в ту или иную деятельность, могут по-своему интерпретировать социальную реальность, дезорганизуя в конечном итоге социальную ситуацию. И. Гофман обратился к специфической форме искажений в повседневном опыте, связанных с определением способностей человека. Когда о человеке судят исключительно на основе оценки его способностей, как сложилось в медицинской модели в случае с инвалидами, и при этом не учитывается его собственное мнение, возникает систематическое продолжительное смещение фрейма, приводящее к изменениям в самой личности. Исследователь приводит ситуацию, произошедшую винтернате для умственно отсталых штата Айдахо, где был обнаружен мужчина с коэффициентом интеллектуального развития (IQ) 135 баллов. Его взяли в интернат в детстве по настоянию родителей, которые считали его умственно неполноценным, но лишь тридцать лет спустя выяснилось, что он был лишь глуховат. В результате, несмотря на высокий IQ, тридцать лет пребывания в закрытом заведении сделали этого пациента социально неадекватным. «Подобные роковые ошибки происходят практически везде, где организационная машина, действующая как сортировочное устройство, оценивает человека и решает, какова будет его дальнейшая жизнь», – заключает И. Гофман.[87 - Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта / пер. с англ.; под ред. Г.С. Батыгина, Л.А. Козловой. М.: Институт социологии РАН, 2003. С. 549.] Таким образом, общество, отмечая отсутствия некоторых способностей у индивидов, лишает их в конечном итоге «нормальной» жизни и принуждает их к определенному типу поведения. Чаще всего это происходит в результате недостатка информации, как показано в приведенном примере.

Итак, социальные практики – это постоянные, типичные индивидуальные или коллективные социальные действия и взаимодействия людей, основанные на традиционных правилах, нормах и принципах общества. Они понятны, привычны и содержательны для всех, существуют для удовлетворения потребностей, реализации целей и решения задач индивидов. С одной стороны практики подчеркивают привычки, стереотипы, привязанности, склонности, увлечения и интересы индивидов, с другой – обусловливают целенаправленность, целесообразность и рациональность такого поведения.

Процесс установления и воспроизводства нормативных границ в отношении инвалидов сегодня реализуется в совокупности разнообразных практик исключения, социальной маркировки и типизации социальными институтами.

Концептуализация практик социального исключения осуществляется в контексте концепции культурных изменений М. Вебера, концепции практик Л. Витгенштейна и М. Хайдеггера, а также разработок отечественных социологов В.В. Волкова и Л. Г. Ионина. Исключение попадает в центр общественного дискурса равенства из сферы социологического анализа власти, стратификации и классовой структуры. Фокусирование на практиках социального исключения является, по мнению ряда авторов, продуктивным подходом, ибо рассматривает исключение как процесс выработки и реализации стратегий, при помощи которых осуществляется вытеснение одних социальных групп или индивидов из сферы доступа к престижным ценностям, власти и другим ресурсам за счет других, а также при помощи которых социальные группы заявляют и отстаивают свои права на ресурсы и вознаграждения.[88 - Воздействие западных социокультурных образцов на социальные практики в России: (Теория наблюдения, биогр. интервью. Советы студентам) / Российская акад. наук, Ин-т социологии, Гос. акад. ун-т гуманитар. наук, науч. – образоват. центр по специальности «Социология»; под ред. В. А. Ядова. M: ТАУС, 2009. С. 59.]

Концепции «инаковости» или социального исключения были реакцией на возведение физических барьеров между лицами с нарушениями и миром «нормальных». Анализируя эту проблему на примере безумия, Мишель Фуко обращает внимание, что в результате проказы возникли ритуалы отвержения, исключения и надзора, а в результате чумы – практики контроля в виде дисциплинарных схем.

М. Фуко исследует практику отношения к сумасшедшим в исторически-временном интервале, сначала с вынесением социального, а затем уже и медицинского диагноза душевнобольным людям. Вплоть до VIII в. умалишенность воспринималось обществом как социальная опасность, потому использовались практики изоляции: людей с помешательством сажали в тюрьмы или помещали в госпитали, где приковывали цепями к стенам камер или кроватям. Данные меры, по мнению М. Фуко, не носили карательного характера, но призваны поставить жесткие физические границы безумцу, впавшему в бешенство и ярость.[89 - См.: Фуко М. История безумия в классическую эпоху. Вступ. ст. 3. Сокулер, пер. с фр. И. Стаф. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 160.] Начиная с конца VIII века в мире появились психиатрические лечебницы, где к таким людям стали относится с большим пониманием, пришло осознание того, что они больны. Таким образом, М. Фуко приходит к выводу о том, что с изменением понимания сути проблемы безумия, изменяются и практики отношения к ним.

Р. Декарт сводит безумие к безмолвию. Безраздельное воцарение разума, считает Р. Декарт, сопровождалось полным разрывом отношений с неразумностью, безумец стал социально опасным типом.

Ф. Паркин в 1979 г. определяет исключение как попытку одной группы сохранить и защитить свою привилегированную позицию за счет какой-то группы через ее подчинение. Ответная реакция на действия по исключению называется узурпацией, подразумевающей использование власти в отношении вышестоящих групп. Исключение и узурпация – две основные формы коллективного способа действия одной группы против других претендентов на ресурсы и вознаграждения, называемое социальным ограждением.[90 - См.: Parkin F. Marxism and Class Theory: A Bourgeois Critique. N.Y.: Columbia University Press, 1979. P. 23-30.]

И. Гоффман разделяет стигму физического дефекта, предварительных записей (приписывание черт характера на основании информации о прошлом человека: например, слабая воля, доминирование, бесчестность) и племени (по принадлежности к расе, стране, религии). Атрибуты, приписываемые телу и поэтому приобретаемые в действительности, делают его, во-первых, другим и, во-вторых, менее желательным. Таким образом, происходит редуцирование человека, представление его недочеловеком.

Как показывают исследования отечественных ученых, не только инвалиду, но и всей его семье приписываются определенные конвенциональные атрибуты, что указывает на действие стигмы рода (стигма племени у И. Гоффмана). Нетипичность, ненормальность, инаковость предстают как подвижные социально-исторические условности, которые становятся объективным фактом с помощью определенных практик, воспроизводя тем самым и свою противоположность: общество типичных, нормальных, тождественных.

Исторически исключение инаковых было сопряжено с возведением физических барьеров между ними и «нормальными». Со временем клеймение стигмой по живому телу, как когда-то в древней Греции, сменяется на социальную стигматизацию: стигма начинает означать не телесное проявление недостатков, а, скорее, социальное приписывание индивиду или группе атрибутов позора и бесчестья. В бесконечных вариациях стигмы, включая те, что имели в виду греки, остается все то же: «нормальные» убеждены, что человек со стигмой – не совсем человек.

Исключение сегодня реализуется в практиках дискриминации и социального насилия и приобретает политический смысл, однако, не всегда распознается участниками социальной коммуникации. Границы исключения, возводимые сегодня, в большей степени символические, что отнюдь не делает их слабее. На смену рациональному контролю государства через заключение в темницы и принудительные работы пришли государственные программы, делающие отношения исключения легитимными.[91 - Воздействие западных социокультурных образцов на социальные практики в России: (Теория наблюдения, биогр. интервью. Советы студентам) / Российская акад. наук, Ин-т социологии, Гос. акад. ун-т гуманитар. наук, науч. – образоват. центр по специальности «Социология»; под ред. В. А. Ядова. M: ТАУС, 2009. С. 58.]