Она. Девушка с побережья

– Можно я буду приходить к вам и еще раз поглядывать на эти картины, я не успела разглядеть лицо в хижине, – произнесла Лус.

– Ты его увидела? – удивилась Антония.

– Да, и оно показалось мне знакомым.

– До тебя никто его не замечал, ты молодец, Лус. Тебе просто необходимо связать свою жизнь с искусством.

– Я думаю над этим, но папа предлагает мне пойти в актрисы.

– Лус, если ты не занята, приглашаю тебя прогуляться немного.

– Идите, дети, – Антония широко улыбнулась и еще раз взглянула на свой маленький шедевр.

Когда-нибудь она разъяснит полный смысл, скрытый на этой картине, известный только ей.

Диего наблюдал за милой картиной, когда его сын шел под руку с дочерью Игнасио, и они увлеченно о чем то говорили. Хуан бросал в ее сторону не двузначные взгляды, и он подумал, как превратна судьба. Как играет она с судьбами людей! Он не винил сына, тот не знал ни о прошедших днях на Побережье, ни о прошлой вражде между их отцами. Он был просто влюблен, как когда-то Диего был просто влюблен в Антонию. В ее мягкий голос, в ее нежные черты лица, в ее доброе сердце. Как же отличалась от нее родная сестра, Мария. Именно она и привела в дом своего закадычного друга – Игнасио. Никто никогда не мог понять, как дочь дома де ла Вега может общаться в кругу людей, совершенно отличающихся от них и положением и воспитанием. Это были обычные цыгане, заработавшие на жизнь песнями, танцами и игрой на гитаре. И Мария была ближе к ним, чем к друзьям де ла Вега. Диего истинно не любил ее за вечные выходки и подтрунивания, но еще больше он не любил ее за лучшего и верного друга, гитариста Игнасио. Каждый раз, как он появлялся в доме де ла Вега, его невеста, Антония, словно теряла разум; сначала она умолкала, но затем искренне смеялась над шутками этого цыгана, как никогда не смеялась над шутками Диего. Сколько раз он ссорился с гитаристом, унижал его всеми возможными способами, дрался с ним. Его ярость не утолялась. А теперь, перешагнув порог своего сорокапятилетия, он стоял и наблюдал, как его единственный сын, гордость рода Агирре сходил с ума по дочери Игнасио Равиола. Он почувствовал, как она вошла в комнату. Нет, она не прикасалась к нему, не окликала его, она просто вошла, и в воздухе повис ее аромат, аромат жасмина, который столько лет сводил его с ума. Она встала рядом и тоже смотрела на детей. Она понимала его, даже сама не имея такого желания. Они прожили эти пятнадцать лет вместе, бок о бок, воспитывая детей, деля радости и грусти. Они не могли быть совсем чужими. Что-то их все же объединяло. Но пропасть, разверзнувшаяся между ними с того самого дня, как она встретила гитариста на пляже, становилась все больше. И несмотря на то, что она все-таки стала его женой, не смотря на то, что он все-таки добился ее расположения, она навсегда осталась для него чужой. Игнасио уехал, он оставил ее, бросил на произвол судьбы, а она все не переставала любить его, думать о нем и желать его. И Диего ненавидел ее за это. Он не смог добиться ее чувств, и ненавидел себя за это. Когда дети подросли, и совместное проживание стало невозможным, они решили развестись.

– Ты бы хотела иметь такую дочь, как она, – вдруг произнес он, за долгие годы совместной жизни, он знал, как сделать ей больно.

– Ты прав, да и ты тоже, – парировала она.

– Я старался воспитать Флоренсию именно такой, но она пошла в твою сестру.

– И это беспокоило тебя?

– Нет, сблизило с доньей Элеонорой, теперь я понимаю, как сложно воспитывать такую дочь, – он улыбнулся, их совместные разговоры всегда ходили по острию от взаимной боли до взаимного притяжения.

– Хуан влюблен в Лус, – улыбнулась Антония.

– Агирре влюблен в Равиола, – рассмеялся он.

– Забудь уже прошлое, – она взяла его за руку.

– А ты забыла? – он пристально посмотрел на нее и, прочитав ответ в ее бездонных глазах, отнял руку.

Игнасио импровизировал, и у него получалось великолепно, что приводило Флоренсию все в больший восторг. Он наблюдал за дочерью Антонии и не мог поверить своим глазам. Бланка была права, она действительно танцевала лучше Марии, лучше всех танцовщиц мира, она по праву называлась королевой Побережья. А ведь он никогда бы не подумал, что девочка, которую называли цветком жизни, станет такой красавицей. Она широко ему улыбалась, и от его восхищенных взглядов зажигалась все больше и больше. Хулио всегда был рядом, он старался не отставать от Флоренсии, но вела всегда она. Гильермо никогда не танцевал, вспомнил бывшего друга-врага Игнасио. Всегда он был лишь зрителем-воздыхателем, тайным надсмотрщиком. Он часто приходил в танцевальную студию, ведь здесь пела Мануэла, его невеста, но его восторженные взгляды были адресованы не ей. Игнасио смотрел на Хулио и видел в нем то, чего не было у отца. Силы и любви к жизни. Он смотрел на Флоренсию и понимал, что она любит этого заносчивого парня, стоящего рядом с ней. Но принесет ли эта любовь ей счастье или горе, он не мог предугадать.

Репетиция подходила к концу, когда дверь открылась, и он первый увидел Антонию, словно прошлое вернулось. А за ним настоящее, Лус, шла за ней. По лицу старой подруги он понял, что она не ожидала увидеть его здесь, тем более на месте гитариста, с собственной гитарой в руках. Он пристально смотрел ей в глаза, поглаживая выведенные когда-то ровные линии первой буквы ее имени. Она еле сдержала слезы, когда Мария пропела: «Я боюсь прошлого, которое возвращается…» Затем ее взгляд перешел на Флоренсию, танцующую в объятиях Хулио, и она удивилась новым движениям севийаны. Лус тоже наблюдала эту сцену и все желание помириться ради Антонии с ее дочерью, как рукой сняло. Наконец, зазвучал последний аккорд и все зааплодировали друг другу, поблагодарив за прекрасный момент жизни, который останется навсегда.

– Папочка, ты играл великолепно! – Лус обняла отца, оттолкнув Флоренсию, направляющуюся к нему, чтобы выразить свое восхищение. Он заметил это полу-движение, это микро-выражение ее лица.

– Спасибо, дорогая, – он обнял дочь и протянул руку Флоренсии, – А вот, кто была настоящая звезда сегодняшнего дня, – он обнял ее и поцеловал в макушку, теребя ее кудряшки, от чего та почувствовала себя маленькой девочкой.

Лус с ревностью взглянула на отца и Флоренсию. Антония не смогла сдержать слез и расплакалась, Лус подошла к ней и успокаивающе обняла. Двое так и стояли в окружении детей друг друга, и глядя в глаза, словно погружаясь в прошлое.

– Мне кажется, без Марии мы бы не справились, – Флоренсия взяла лучшую подругу за руку и поцеловала в щеку, теперь и у нее на глазах заблестели слезы.

– Что случилось, Флор? – подруга сразу почувствовала что-то, что происходило в потаенных уголках ее души.

– Папа никогда не хвалил меня за танцы, – произнесла Флоренсия, – Как бы я хотела, чтобы сеньор Игнасио никогда больше не уезжал! – едва произнесла она, как все мигом посмотрели на нее.

– Моя дорогая, – Игнасио обнял Флоренсию – Я не уеду, если ты этого хочешь.

Все со странностью наблюдали эту сцену, особенно поражена была Лус. Но Антония понимала, что рано или поздно они ответят за все. Он обнимал Флоренсию и смотрел на бывшую жену, им обоим было одинаково больно.

Хулио не понял ее тогда, как и не понимал позже. Он знал, что ревновать Флоренсию к мужчине, ровеснику ее отца, было, по меньшей мере, глупо, по большей – странно. Озадаченная Лус решила воспользоваться моментом всеобщего смятения и подошла к Хулио.

– Он не прав, самым лучшим был ты, – прошептала она ему в ухо.

– Спасибо, красавица, на самом деле, я только новичок, – он стоял рядом с Лус, но взгляд его был устремлен на Флоренсию. Лус заметила это и провела рукой по его плечу, возвращая его внимание к себе. Сработало.

– А теперь, думаю, будет лучше всего отпраздновать все это веселой фиестой в кафе! – предложил Игнасио.

Его предложение было встречено шумными одобрительными возгласами и овациями. Большая веселая компания отправилась в свое любимое кафе. Когда Игнасио пропускал Антонию вперед, открывая ей дверь, владелец кафе, Маноло, не поверил своим глазам, решив, что со зрением уже давно проблемы, но когда за ними вошли остальные и Игнасио весело крикнул:

– Маноло! Всем гаспаччо и тостад, твоих фирменных. Не таких хороших, как у моей мамы, но все же необычных. Стакан в руках Маноло с грохотом упал на барную стойку, но не разбился.

– Маноло, ты как-будто призрака увидел? – похлопал его по плечу Игнасио и рассмеялся, бармен перевел взгляд на смеющуюся Антонию и улыбнулся. Давно не видел он ее такой веселой. Неужели ее пропавший муженек и вправду вернулся?

– Игнасио, это ты? – наконец произнес он.

– Я! Я! – повторил тот.

– Игнасио! – старые знакомые обнялись, и Лус посмотрела на Флоренсию.

– Моего папу здесь все знают, – гордо произнесла она.

– Он просто замечательный, – мечтательно сказала Флоренсия.

– Смотри, я начну ревновать, – шутливо сказала Лус, он не думала шутить.

– Да я тоже, – парировала та.

После веселой фиесты самые стойкие направились на гаспаччо к донье Кармен. Антония не хотела идти, но желание еще немного побыть с Лус и Флоренсия, в глазах которой светилось это сумасшедшее желание побыть дольше с Игнасио взяли свое, и она уступила. Молодёжь расположилась на заднем дворе под апельсинами, донья Кармен опять начала свои долгие рассказы о прошлых днях на Побережье.

– Сегодня я расскажу вам одну очень увлекательную историю, – начала она и взоры всех обратились к пожилой донье, – Она началась много лет назад, за десятилетия до вашего рождения. Произошла она здесь, на Побережье. В ту пору оно выглядело по-иному. Здесь не было так много домов, туристы не тянулись сюда со всей Европы. Это был небольшой закрытый район со своими правилами. Мы назвали его «Побережье». В районе было всего два больших и красивых дома, а не то, что сейчас, и для детей из приморских улочек было очень необычно наблюдать за красивыми декорациями этих двух домов, стояли они друг напротив друга, один на вершине, второй у набережной. Две знатные семьи управляли этими домами. И в двух семьях подросли два красавца-молодца, два лучших друга, уважавших общество и друг друга. Франциско и Антонио. Первый навсегда отдал свое сердце морю, а второй все-таки пошел на поводу у родителей и продолжил семейное дело плантаторщиков апельсинов. У Антонио уже была невеста, прекрасная Мерседес, так отлично подходившая его семье. Сердце Франциско пока было свободно. Однажды прекрасным летним вечером оба друга прогуливались по набережной и увидели, как группа путешествующих певцов и танцоров разыгрывали концерт на площади. Внимание обоих привлекла танцующая королева этого квартета. Она двигалась, словно пантера, завораживая обоих. Ее мягкие кудри развевались на ветру, она летела в свободном танце, освещаемая пламенем костра. Люди потихоньку расходились, а два друга остались с группой и не сводили завороженных взглядов с чарующей танцовщицы. Вскоре им предложили остаться на ночь, и когда темная летняя ночь накрыла их нежным покрывалом, вся компания танцоров и два друга пошли на пляж и расположились у воды, слушая шум прибоя. Танцовщица перестала танцевать и присела у костра, один из друзей, более сильно впечатленный ее танцем все никак не мог оторвать от нее влюбленного взгляда, второй же ее возненавидел. Потому что не мог ею обладать, его уже связывали узы данного слова другой. Но уйти он, тем не менее, не мог, только одно созерцание этой девушки доставляло ему несравненную ни с чем радость. Франциско решил не терять времени даром и познакомился с таинственной танцовщицей, он всегда был немного смелее Антонио. Он послушался зова души и пошел служить на море, послушался зова сердца и вскоре женился на прекрасной танцовщице. Сколько шума это вызвало в высшем обществе! Люди не переставая твердили об их любви. Связанный словом первый друг становился все мрачнее с каждым днем, и его невеста тоже. Никто не знал, что скрывалось в душе Мерседес, но многие поговаривали, что она была влюблена в собственного мужа, что не было чем-то постыдным, но он ее так и не полюбил. Она буквально возненавидела прекрасную Элеонору. Но у той была своя отдушина, ее любимая подруга Кармен, с которой они делили и горести и счастье. Но время шло, Элеонора попала в высший свет и встречи с Кармен становились все реже и реже, пока не прекратились совсем. Вскоре муж Элеоноры не вернулся из затянувшегося плавания, и она осталась одна с двумя дочерями на руках. Гордость не позволила ей просить помощи ни у кого, но старый друг ее мужа все понимал и в тайне помогал ей. Сердце бывшей танцовщицы было в шипах, его согревала память о муже, доставившим ей столько счастья, и его же разрывала любовь к его лучшему другу, когда-то посчитавшему ее недостойной звания его жены. Мерседес яро возненавидела Элеонору и при всяком возможном случае старалась оскорбить и унизить ее. Элеонора не оставалась в накладе. Вскоре на некогда спокойном Побережье началась настоящая война двух некогда дружественных семей – де ла Вега и Эрнандесов. Они хорошенько подпортили жизнь себе и детям, – сказала в заключение Кармен.

Дети ахнули от удивления и начали засыпать пожилую донью вопросами, а Антония и Игнасио, воспользовавшись моментом, вышли в сад.

– Я столько раз слышал эту историю, – первым заговорил он.

– Мама никогда не рассказывала мне ее, – призналась она, – А ведь когда-то она тоже танцевала, я не могу в это поверить.

– Признаться, я тоже, – улыбнулся он.

– Ты ее никогда не любил.

– Думаю, у нас это взаимно, – опять улыбнулся он.