Трилогия о Фрэнке Брауне: Ученик пророка. Альрауне. Вампир

– Нет, нет! – закричала она. – Пусть Ольга напишет, она умеет лучше меня.

Княжна стояла возле дивана. Она тоже не хочет. Но у подруги было средство заставить её.

Это помогло. Послезавтра был день исповеди, и список грехов княжны ещё далеко не полон. Грешить перед конфирмацией нельзя, но каяться всё-таки необходимо. Нужно обдумывать, вспоминать и искать, не найдётся ли хоть какой-нибудь грех. Этого княжна совсем не умела. Зато Фрида была очень искусна. Её список грехов представлял предмет зависти всего класса, особенно легко выдумывала она греховные мысли, сразу целыми дюжинами. Это было у неё от отца: она могла выложить сразу целый ворох грехов. Но зато если действительно грешила, то уже пастор никогда не узнал бы об этом.

– Пиши, Ольга, – шепнула она, – я одолжу тебе восемь хороших грехов.

– Десять, – потребовала княжна.

Фрида Гонтрам утвердительно кивнула головою: ей было безразлично, она согласилась бы и на двадцать, только чтобы не писать.

Ольга Волконская села к столу, взяла перо, вопросительно посмотрела на Гонтрама.

– Ну, так пиши! – сказал тот. – Многоуважаемая княгиня…

Но княжна не писала:

– Если это маме, так ведь я могу написать: милая мама!

– Пиши что хочешь, только пиши.

И она начала: «Милая мама!»

И дальше под диктовку советника юстиции:

«К великому сожалению, должен известить, что ваше дело подвигается медленно. Мне приходится много раздумывать, а думать очень трудно, когда нечего пить. У нас в доме нет больше ни капли шампанского. Будьте добры поэтому, в интересах вашего процесса, прислать нам корзину шампанского для крюшона, корзину Роттегу и шесть бутылок…»

Сен-Морсо! – воскликнул маленький адвокат.

«Сен-Морсо, – продолжал советник юстиции. – Это любимая марка коллеги Манассе, которая помогает мне иногда в вашем деле.

С наилучшими пожеланиями, ваш…»

Ну, вот видите, коллега, – заметил он, – как вы ко мне несправедливы! Мне не только приходится диктовать, но я ещё должен собственноручно подписывать!

И он подписал письмо.

Фрида отошла к окну.

Вы готовы? Да? Ну, так я вам скажу, не нужно никакого письма. Только что подъехала Ольгина мама и идёт сейчас по дорожке сада. Она давно заметила княгиню, но молчала и не прерывала письма. Если уже она даст хороших грехов, то пускай хоть другие поработают. Таковы были все Гонтрамы – и отец, и мать, и дети: они очень не любили работать, но охотно смотрели, как работают другие.

Вошла княгиня, толстая, рыхлая, с огромными бриллиантами на пальцах, в ушах и в волосах. Она была какой-то венгерской графинею или баронессою и где-то на востоке познакомилась с князем. Что они поженились, несомненно. Но, несомненно и то, что с первого же дня оба стали мошенничать. Ей хотелось настоять на законности брака, который по каким-то причинам с самого начала был невозможен, а князь, считавший его вполне возможным, старался изо всех сил воспользоваться пустыми формальностями и сделать его незаконным. Сеть лжи и наглого шантажа – прекрасное поле действий для Себастьяна Гонтрама. В этом процессе все было шатко, ничего определённого, малейшее упущение тотчас использовалось противною стороною, – всякая законность сейчас же опровергалась законами другой страны. Несомненно одно: маленькая княжна – князь и княгиня признавали себя отцом и матерью, и каждый требовал Ольгу себе – этот плод странного брака, которому должны были достаться миллионы. В данное время на стороне матери шансов оказывалось больше.

– Садитесь, княгиня! – советник юстиции скорее откусил бы себе язык, чем сказал этой женщине – Ваше Сиятельство. Она была его клиенткою, и он не обращался с нею ни на йоту почтительнее, чем с простою мужичкою. – Снимите шляпу! – Он ей даже не помог!

– Мы только что написали вам письмо, – продолжил он. И подал послание.

– Ах, пожалуйста! – воскликнула княгиня Волконская. – Конечно, конечно! Завтра же утром все будет доставлено! – Она открыла сумочку и вынула большое толстое письмо. – Я, собственно, к вам по делу. Вот письмо от графа Ормозо, – знаете…

Гонтрам наморщил лоб: только этого недоставало! Сам император не мог бы заставить его работать, когда он сидел вечером дома. Он встал, взял письмо.

– Хорошо, – сказал он, – хорошо, мы рассмотрим его завтра в бюро.

Она воспротивилась:

– Но ведь оно спешное, важное…

Советник юстиции перебил:

– Спешное? Важное? Скажите на милость, откуда вы знаете, что оно спешное и важное? Вы понятия не имеете! Только в бюро мы можем выяснить это. – И затем тоном снисходительного упрека: – Княгиня, ведь вы интеллигентная женщина! Получили кое-какое воспитание! Вы должны бы знать, что людей не обременяют делами вечером, когда они дома.

Она продолжала настаивать:

– Ведь в бюро я вас не застану. На этой неделе уже четыре раза была там…

Он рассердился:

– Так приходите на будущей неделе! Неужели вы думаете, что у меня одно ваше дело? Вы думаете, мне ни о чем другом и поразмышлять не нужно? Сколько времени отнимает у меня этот разбойник Гутен! А там ведь дело о человеческой жизни, а не о каких-то миллионах!

Он начал рассказывать бесконечную историю про замечательного атамана разбойничьей шайки, который, между прочим, был плодом его фантазии, и о юридических подвигах, совершенных им в защиту несравненного убийцы, который убивал женщин лишь из сладострастия.

Княгиня вздохнула, но всё-таки слушала, по временам смеялась, всегда там, где не нужно. Она была единственной из его многочисленных слушателей, которую не удивляла его ложь, – но зато она была и единственной, не понимавшей его острот.

– Маленький рассказ для девочек! – протявкал адвокат Манассе. Обе девочки жадно слушали рассказ и смотрели на Гонтрама, широко раскрыв глаза и рты.

Но тот не унимался:

– Ах, что там! Им нужно знакомиться с жизнью.

Он говорил таким тоном, точно убийца женщин был самое обыденное явление и такие преступники попадаются на каждом шагу.

Наконец он кончил и посмотрел на часы.

– Уже десять! Вам пора спать! Выпейте-ка по стакану крюшона.

Девочки выпили, но княжна заявила, что ни в коем случае не вернётся домой. Она боится, она не сумеет спать одна. Не ляжет она и со своей мисс… Быть может, и та переодетый убийца. Одна останется у подруги. У матери она даже не спросила позволения. Спросила только у Фриды и у фрау Гонтрам.

– Пожалуйста! – сказала фрау Гонтрам. – Но не проспите, ведь вам надо рано вставать, чтобы поспеть в церковь!

Девочки сделали книксен и вышли из комнаты. Под руку, тесно обнявшись.

– Ты тоже боишься? – спросила княжна.

Фрида ответила: «Папа врал!» Тем не менее, она все же боялась. Боялась – и испытывала в то же время какое-то странное желание думать об этих вещах. Не переживать их – о нет, конечно, нет! Но думать о них и так же рассказывать. «Ах, вот был бы грех для исповеди!» – вздохнула она.

В столовой выпили крюшон. Фрау Гонтрам выкурила последнюю сигару. Манассе встал и вышел в соседнюю комнату. А советник юстиции принялся рассказывать княгине новые истории. Она зевала, прикрывшись веером, но по временам старалась вставить словечко.

– Ах, да, – сказала она, наконец, – чуть не забыла! Разрешите покатать завтра вашу жену в коляске? Хоть немного, в Роландзек!