И курицы кудахтали, утки крякали, и это их ужасно забавляло.
Но Яльмар подошёл к птичнику, открыл дверцу, поманил аиста, и тот выпрыгнул к нему на палубу, – теперь он успел отдохнуть. И вот, аист как будто поклонился Яльмару в знак благодарности, взмахнул широкими крыльями и полетел в тёплые края. А курицы закудахтали, утки закрякали, индейский же петух так надулся, что гребешок у него весь налился кровью.
– Завтра из вас сварят суп! – сказал Яльмар и проснулся опять в своей маленькой кроватке.
Славное путешествие сделали они ночью с Оле-Закрой Глазки!
Четверг
– Знаешь что? – сказал Оле-Закрой Глазки. – Только не испугайся! Я сейчас покажу тебе мышку! – И правда, в руке у него была прехорошенькая мышка. – Она явилась пригласить тебя на свадьбу! Две мышки собираются сегодня ночью вступить в брак. Живут они под полом мамашиной кладовой. Чудесное помещение, говорят!
– А как же я пройду сквозь маленькую дырочку в полу? – спросил Яльмар.
– Уж положись на меня! – сказал Оле-Закрой Глазки. – Ты у меня сделаешься маленьким.
И он дотронулся до мальчика своею волшебною спринцовкой. Яльмар вдруг стал уменьшаться, уменьшаться и, наконец, сделался величиною всего с пальчик.
– Теперь можно будет одолжиться мундиром у оловянного солдатика. Я думаю, этот наряд будет вполне подходящим: мундир, ведь, так красит, ты же идёшь в гости!
– Ну, хорошо! – согласился Яльмар и был наряжен чудеснейшим оловянным солдатиком.
– Не угодно ли вам сесть в напёрсток вашей матушки! – сказала Яльмару мышка. – Я буду иметь честь отвезти вас.
– Ах, неужели вы сами будете беспокоиться, барышня! – сказал Яльмар, и вот они поехали на мышиную свадьбу.
Проскользнув в дырочку, прогрызенную мышами в полу, они попали сначала в длинный, узкий проход-коридор, в котором как раз только и можно было проехать в напёрстке. Коридор был иллюминован гнилушками.
– Ведь, чудный запах? – спросила мышка-возница. – Весь коридор смазан салом! Что может быть лучше?
Наконец, добрались и до самой залы, где праздновалась свадьба. Направо, перешёптываясь и пересмеиваясь между собой, стояли всё мышки-дамы, а налево, покручивая лапками усы, мышки-кавалеры. По самой же середине, на выдолбленной корке сыра, возвышались сами жених с невестой и страшно целовались на глазах у всех. Что ж, они были, ведь, обручены и готовились вступить в брак.
А гости всё прибывали, да прибывали; мыши чуть не давили друг друга насмерть, и вот, счастливая парочка поместилась в самых дверях, так что никому больше нельзя было ни войти, ни выйти. Зала, как и коридор, вся была смазана салом; другого угощенья и не было; в виде же десерта гостей обносили горошиной, на которой одна родственница новобрачных выгрызла их имена, т. е., конечно, всего-навсего две первые буквы. Диво, да и только!
Все мыши объявили, что свадьба была великолепная, и что время проведено очень приятно.
Яльмар поехал домой. Довелось и ему побывать в знатной компании; зато пришлось порядком съёжиться и облечься в мундир оловянного солдатика.
Пятница
– Просто не верится, сколько есть пожилых людей, которым страх как хочется залучить меня к себе! – сказал Оле-Закрой Глазки. – Особенно желают этого те, кто сделал что-нибудь дурное. «Добренький, миленький Оле», говорят они мне: «мы просто не можем сомкнуть глаз, лежим без сна всю ночь напролёт и видим вокруг себя все свои дурные дела. Они, точно гадкие, маленькие тролли, сидят по краям постели и брызжут на нас кипятком. Мы бы с удовольствием заплатили тебе, Оле!» добавляют они с глубоким вздохом. «Спокойной же ночи, Оле! Деньги на окне!» Да что мне деньги! Я ни к кому не прихожу за деньги!
– За что бы нам взяться сегодня ночью? – спросил Яльмар.
– Не хочешь ли опять побывать на свадьбе? Только не на такой, как вчера. Большая кукла твоей сестры, та, что одета мальчиком и зовётся Германом, хочет повенчаться с куклой Бертой; кроме того, сегодня день рождения куклы и потому готовится много подарков!
– Знаю, знаю! – сказал Яльмар. – Как только куклам понадобится новое платье, сестра сейчас празднует их рождение или свадьбу. Это уж было сто раз!
– Да, а сегодня ночью будет сто первый и, значит, последний! Оттого и готовится нечто необыкновенное. Взгляни-ка!
Яльмар взглянул на стол. Там стоял домик из картона; окна были освещены и все оловянные солдатики держали ружья на караул. Жених с невестой задумчиво сидели на полу, прислонившись к ножке стола; да, им таки было о чём задуматься! Оле-Закрой Глазки, наряженный в бабушкину чёрную юбку, обвенчал их, и вот, вся комнатная мебель запела, на мотив марша, забавную песенку, которую написал карандаш.
Затянем песенку дружней,
Как ветер пусть несётся!
Хотя чета наша ей-ей
Ничем не отзовётся.
Из лайки[4 - Лайка – тонкая кожа.] оба и торчат
На палках без движенья,
Зато роскошен их наряд –
Глазам на загляденье!
Итак, прославим песней их:
Ура! невеста и жених!
Затем молодые получили подарки, но отказались от всего съедобного; они были сыты своей любовью.
– Что ж, поехать нам теперь на дачу или отправиться за-границу? – спросил молодой.
На совет пригласили ласточку и старую курицу, которая уже пять раз была наседкой. Ласточка рассказала о тёплых краях, где зреют сочные, тяжёлые виноградные кисти, где воздух так мягок, а горы расцвечены такими красками, о каких здесь не имеют и понятия.
– Там нет зато нашей зелёной капусты! – сказала курица. – Раз я со всеми своими цыплятами провела лето в деревне; там была целая куча песку, в котором мы могли рыться и копаться сколько угодно! Кроме того, нам был открыт вход в огород с капустой! Ах, какая она была зелёная! Не знаю, что может быть красивее!
– Да, ведь, один кочан похож на другой, как две капли воды! – сказала ласточка. – К тому же здесь так часто бывает дурная погода.
– Ну, к этому можно привыкнуть – сказала курица.
– А какой тут холод! Того и гляди замёрзнешь! Ужасно холодно!
– То-то и хорошо для капусты! – сказала курица. – Да, наконец, и у нас бывает тепло! Ведь, четыре года тому назад лето стояло у нас целых пять недель! Да какая жарища-то была! Все задыхались! Кстати сказать, у нас нет тех ядовитых животных, как у вас там! Нет и разбойников! Надо быть никуда не годным созданьем, чтобы не находить нашу страну самою лучшею в мире! Такое созданье не достойно и жить в ней! – Тут курица заплакала. – Я, ведь, тоже путешествовала, как же! Целых двенадцать миль проехала в бочонке! И никакого удовольствия нет в путешествии!
– Да, курица особа вполне достойная! – сказала кукла Берта. – Мне тоже вовсе не нравится ездить по горам, – то вверх, то вниз, то вверх, то вниз! Нет, мы переедем на дачу в деревню, где есть песочная куча, и будем гулять в огороде с капустой.
На том и порешили.
Суббота
– А сегодня будешь рассказывать? – спросил Яльмар, как только Оле-Закрой Глазки уложил его в постель.
– Сегодня некогда! – ответил Оле и раскрыл над мальчиком свой красивый зонтик. – Погляди-ка вот на этих китайцев!
Зонтик был похож на большую китайскую чашу, расписанную голубыми деревьями и узенькими мостиками, на которых стояли, кивая головами, маленькие китайцы.
– Сегодня надо будет принарядить к завтрашнему дню весь мир! – продолжал Оле. – Завтра, ведь, святой день, воскресенье! Мне надо пойти на колокольню, посмотреть, вычистили ли церковные карлики все колокола, – не то они плохо будут звонить завтра; потом надо в поле, посмотреть, смёл ли ветер пыль с травы и листьев. Самая же трудная работа ещё впереди: надо снять с неба и перечистить все звёздочки. Я собираю их в свой передник, но приходится, ведь, нумеровать каждую звёздочку и каждую дырочку, где она сидела, чтобы потом разместить их, как следует, иначе они плохо будут держаться и посыпятся с неба одна за другой!
– Послушайте-ка вы, господин Оле-Закрой Глазки! – сказал вдруг висевший на стене старый портрет. – Я прадедушка Яльмара и очень вам благодарен за то, что вы рассказываете мальчику сказки; но вы не должны извращать его понятий. Звёзды нельзя снимать с неба и чистить. Звёзды такие же светила, как наша земля, тем-то они и хороши!
– Спасибо тебе, прадедушка! – отвечал Оле-Закрой Глазки. – Спасибо! Ты – глава фамилии, «старая голова», но я всё-таки постарше тебя! Я старый язычник; римляне и греки звали меня богом сновидений! Я имел и имею вход в знатнейшие дома, и знаю, как обходиться и с большими и с малыми! Можешь теперь рассказывать сам!
– И Оле-Закрой Глазки ушёл, взяв подмышку свой зонтик.
– Ну, уж нельзя и высказать своего мнения! – сказал старый портрет.