Жаба

– Драгоценный камень! – повторил натуралист. – Силён же ты в естественной истории!

– А разве не прекрасно это народное поверье – будто жаба, эта безобразнейшая тварь, часто скрывает в своей голове драгоценный камень? Разве с людьми не бывает того же? Какой драгоценный камень скрывался в голове Эзопа, а в голове Сократа..?

Дальше жаба ничего не слыхала, да и из того, что слышала, не поняла половины. Друзья прошли, и беда на этот раз миновала её.

– И они говорили о драгоценном камне! – сказала жаба. – Хорошо, что во мне его нет, не то не избыть бы мне неприятности!

На крыше опять затрещало. Аист-отец держал семейную речь, а семья его косилась на двух студентов, гулявших по огороду.

– Человек – самое чванное создание! – говорил аист. – Слышите, какую трескотню завели! А настоящего-то всё не выходит! Они чванятся своею речью, своим языком! Хорош язык, который, чем дальше едешь, тем меньше понимаешь! Вот у них как! Один не понимает другого. А наш-то язык годится всюду – и в Дании, и в Египте. И летать они не умеют! Правда, они мчатся с места на место, благодаря своему изобретению – железной дороге, да часто ломают себе шеи! У! мороз по клюву пробирает, как подумаю об этом! Свет простоял бы и без людей! Мы без них отлично бы обошлись! Оставили бы нам только лягушек, да дождевых червей!

«Вот так речь!» подумала жаба. «Какой он важный и как высоко сидит! Никого ещё я не видала на такой высоте!.. А как он умеет плавать!» – вырвалось у неё, когда аист широко взмахнул крыльями и полетел.

Аистиха же продолжала рассказывать детям об Египте, о Ниле, о бесподобной тамошней тине. Всё это было так ново для жабы.

– Мне надо в Египет! – сказала она. – Только бы аист взял меня с собою! Или хоть один из птенцов! Я бы уж отплатила ему чем-нибудь! Да я таки и попаду в Египет: счастье мне везёт! Право, это стремление, эта тоска, что во мне, лучше всякого драгоценного камня в голове!

А в ней как раз и сидел этот камень – эта вечная тоска, стремление к лучшему, стремление вперёд, вперёд! Она вся светилась ими.

В эту минуту явился аист. Он увидал в траве жабу, слетел и сцапал её не особенно-то деликатно. Клюв сжался, в ушах у жабы засвистел ветер… Неприятно это было, но зато она летела вверх, в Египет!.. Она знала это, и глаза её засияли; из них как будто вылетела яркая искра.

– Квак! Ах!

Жаба умерла, тело её раздавили. Но куда же девалась искра из её глаз?

Её подхватил солнечный луч и унёс – куда?

Не спрашивай об этом натуралиста, спроси лучше поэта. Он ответит тебе сказкой; в ней будут упомянуты и гусеница, и семья аиста. Подумай! Гусеница превращается в прелестную бабочку, аист летит над горами и садами в далёкую Африку и всё же находит кратчайшую дорогу назад, в Данию, на то же место, на ту же крышу. Да, это что-то сказочное, и всё-таки это правда. Спроси хоть у натуралиста, и он скажет то же самое. Да, ты и сам знаешь, сам видел всё это!

Ну, а драгоценный-то камень из головы жабы куда девался?

Поищи его на солнце! Взгляни на него, коли можешь! Но блеск солнца нестерпим. У нас нет ещё таких глаз, которыми бы мы могли зреть всю красоту, созданную Богом, но когда-нибудь мы обретём их. То-то будет чудесная сказка: мы сами будем в ней действующими лицами!