Однажды в Америке

– Начнем собирать в это воскресенье.

Косой заволновался:

– В этом году у нас будет большой костер, как всегда, даже если Уилсон проиграет?

– Конечно. Разве у нас не всегда был самый большой костер во всей округе? Не важно, кто выиграет, Уилсон или Хьюдж, у нас все равно будет большой костер.

Прозвенел звонок; мы стали собирать учебники. Остальные ученики почтительно стояли в стороне, пока мы шли к двери. Мисс Монс встала. Она протянула руку, чтобы остановить меня, когда я проходил мимо.

– Вы! – сказала она повелительно.

– Кто, я?

Я был готов оттолкнуть ее в сторону. Макси встал рядом, чтобы оказать мне помощь.

– Да, вы, молодой человек. Мистер О’Брайен хочет поговорить с вами.

– Кто, директор? Опять? – спросил я обеспокоенно. – А за что?

– Не задавайте лишних вопросов, молодой человек. Просто отправляйтесь наверх.

Я повернулся к Макси:

– Подожди меня. Я схожу к директору и узнаю, что от меня хочет этот старый болван.

Макс проводил меня к лестнице:

– Мы будем рядом, если тебе понадобится помощь. Мы ворвемся в кабинет и вышвырнем старую задницу из окна.

– Не надо. Он в общем-то ничего, не такой уж плохой парень, этот О’Брайен.

– Верно, для директора он не так уж плох, – согласился Макс.

Он пошел прочь. Я подождал, пока Макси не скроется из виду. Мне не хотелось, чтобы он видел, как я снимаю свою фуражку. Я робко постучал в дверь. Послышался приятный низкий голос:

– Входите, пожалуйста.

Я вежливо остановился в приоткрытой двери:

– Вы хотели меня видеть, мистер О’Брайен?

– Да, да, входите. – Его большое красное лицо приветливо улыбалось. – Входите и закройте дверь. Присаживайтесь, молодой человек, это не займет много времени. Я как раз смотрел кое-какие ваши письменные работы, они очень хороши, очень хороши. – Он взглянул на меня. Его брови нахмурились. – Но ваше поведение меня разочаровывает.

Директор снова склонился над бумагами.

Я сел напротив него, чувствуя себя не в своей тарелке. Через некоторое время он отодвинул кресло от стола и стал раскачиваться на нем взад-вперед, закинув руки за голову. Его проницательные голубые глаза блестели. Он смотрел на меня. Он думал о том, что собирался мне сказать. Мне все больше становилось не по себе. Внезапно он перестал раскачиваться и наклонился над столом. Выражение его лица стало строгим.

– Иногда я спрашиваю сам себя, почему я вами занимаюсь. Вероятно, потому, что вижу в вас кое-какие способности. Если судить по вашей успеваемости, вы – необычайно умный мальчик. И мне кажется, что я должен с вами поговорить… – Директор встал и начал расхаживать по комнате. – Не считайте сие еще одним школьным уроком. Это не так. Вам осталось провести в нашей школе всего несколько месяцев, так что ваше поведение, каким бы оно ни было, не имеет для нас большого значения, однако… – Он многозначительно поднял палец. – Ваше поведение здесь очень важно для вас, и только для вас. Этот момент может стать поворотной точкой в вашей жизни. Повторяю, не будь вы таким умным мальчиком, я вообще не стал бы тратить на вас время. Я не пытался бы объяснить вам, что путь, на который встали вы и ваши товарищи, ведет в никуда. Поверьте мне. – Директор говорил взволнованно и серьезно.

Я сидел и думал, предоставив ему вести беседу. Что он, этот старик, может знать о нас, ребятах? Ему уже почти сорок пять, и он стоит одной ногой в могиле. С другой стороны, этот ирландец совсем не плох. В качестве директора он лучший из всех, кто бывал в нашей дыре. Не то что последний старый ублюдок, который только и знал, что развешивать оплеухи.

Директор продолжал:

– Отчасти я виню в происходящем ваше окружение. Вы понимаете, что я имею в виду под этим словом?

На минуту я забыл, с кем говорю.

– Понимаю ли я, что такое окружение? – усмехнулся я презрительно.

Он рассмеялся:

– Да, да, я и запамятовал, что вас прозвали Лапшой, – вы все знаете.

Я осекся и переменил тон. Я пробормотал:

– Окружение? Вы имеете в виду Ист-Сайд?

– И да, и нет; в основном – нет. Многие, очень многие достойные люди родились и выросли в этом районе. – Он остановился и несколько секунд смотрел на меня внимательно. – Та последняя история, в которую попали вы со своими друзьями, – в чем там было дело? Зачем вы совершили это?

Я пожал плечами.

– Вы понимаете, о чем я говорю?

Я покачал головой. Я лгал. Мое лицо пылало. Откуда он об этом узнал?

– Вы знаете, о чем я говорю. – Его голос затвердел. – Посмотрите на меня, молодой человек, и давайте будем откровенны друг с другом.

Директор снова стал расхаживать по комнате. Я чувствовал себя как преступник на перекрестном допросе.

– Я говорю о кондитерской Шварца, которую вы со своими друзьями ограбили несколько дней назад.

Я готов был провалиться сквозь пол. Значит, директор знал. Ну и пошел он к черту.

– Вам известно, что, если бы не ваш рабби, не католический священник ваших друзей и не моя небольшая помощь в отношениях с городскими властями, вы все могли бы отправиться в исправительное заведение?

Я пожал плечами. Вот, значит, как он думает, этот болван. Он не знает, кто на самом деле вытащил нас из той передряги. Я раздумывал, не сказать ли ему, что все дело уладил дядюшка Большого Макси, владелец похоронного бюро? Он пошел к Монаху, гангстеру, а Монах пошел к местному лидеру Таммани[2 - Имеется в виду Общество Таммани – политический клуб, контролировавший нью-йоркскую организацию демократической партии США.], и тот поговорил с судьей прежде, чем к нему успели обратиться рабби, священник или О’Брайен. Вся эта троица – полные придурки. Монах и местный босс – вот с кем надо иметь дело. У них все в руках – полиция, судьи, все.

– Я с вами говорю, молодой человек. Почему вы не отвечаете?

Я опять пожал плечами. Я не мог смотреть ему в глаза. Он продолжал расхаживать взад-вперед.

– Я вас спрашиваю, зачем вы это сделали? Для забавы? Ради денег? Родители дают вам карманные деньги?

– Иногда, если отец работает, – пробормотал я.

– А сейчас он работает?

Я покачал головой.