Призрак Оперы

– Ах! Негодяй! – и добавил тихонько: – Вот и полагайтесь на этих скромных молодых людей, которые ведут себя как маленькие девочки! – Филипп так и сиял: – Да он настоящий Шаньи!

И граф направился к гримерной Ла Сорелли; но та уже спускалась ему навстречу по лестнице со своей маленькой паствой, дрожащей от страха.

В гримерной Кристина Даэ глубоко вздохнула и услышала в ответ что-то похожее на стон. Она повернула голову, увидела Рауля и вздрогнула. Перевела взгляд на доктора, улыбнулась, посмотрела на горничную, потом снова на Рауля.

– Мсье! – обратилась она к нему слабым голосом. – Кто вы?

– Мадемуазель, – ответил молодой человек, опустившись на одно колено и пылко поцеловав руку дивы. – Мадемуазель, я тот маленький мальчик, который когда-то кинулся в море, чтобы достать ваш шарф.

Кристина снова посмотрела на доктора и горничную, и все трое рассмеялись. Рауль встал, покраснев.

– Мадемуазель, поскольку вы, вероятно, меня не узнаете – или не желаете узнать, – я хотел бы сказать вам кое-что наедине. Нечто очень важное.

– Нельзя ли позже, мсье, когда мне станет лучше?.. – ее голос дрожал. – Будьте так добры…

– И сейчас вы должны уйти… – добавил доктор с самой любезной улыбкой. – Позвольте мне позаботиться о мадемуазель.

– Я не больна, – вдруг произнесла Кристина с неожиданной и странной силой.

И она встала, быстрым жестом проведя рукой по векам.

– Благодарю вас, доктор… Мне нужно побыть одной… Уходите оба! Прошу вас… позвольте мне… Я очень нервничаю сегодня вечером…

Доктор начал было протестовать, но, видя волнение молодой женщины, решил, что лучшее средство от такого перевозбуждения – не расстраивать ее. И он вышел в коридор вместе с растерянным Раулем. Доктор сказал ему задумчиво:

– Я что-то не узнаю ее сегодня вечером… Обычно она такая милая…

И ушел.

Рауль остался один. Коридор опустел. Церемония прощания должна была теперь проходить в танцевальном зале. Рауль подумал, что, возможно, Кристина отправится туда, и стал ждать в одиночестве и тишине. Он притаился в благословенной тени ниши в стене. Та пустота в груди, где когда-то находилось его сердце, все еще болела. И именно об этом он хотел поговорить с Кристиной без промедления.

Внезапно дверь открылась, и он увидел, как из комнаты вышла служанка с пакетами в руках. Рауль тут же остановил ее и спросил, как чувствует себя ее хозяйка. Девушка рассмеялась и ответила ему, что все в порядке, но не стоит ее беспокоить, потому что та хочет побыть одна.

После этого служанка спешно удалилась. Раулю вдруг пришли в голову мысли: Кристина захотела остаться одна… Не для того ли, чтобы встретиться с ним?.. Разве он не сказал ей, что хочет сообщить ей нечто важное? И не в этом ли причина, по которой она удалила всех от себя? Едва дыша, он подошел ближе к двери и, прижав ухо, дабы услышать ответ, приготовился постучать. Но его рука сразу опустилась. Он услышал в гримерной мужской голос, который говорил с особенной, властной интонацией:

– Кристина, вы должны любить меня!

И голос Кристины, дрожащий, со слезами, ответил:

– Как вы можете мне это говорить? Я ведь пою только для вас!

Рауль прислонился к стене, боль в груди стала нестерпимой. Сердце, которое, как он считал, ушло навсегда, вернулось в его грудь и с громким стуком забилось. Казалось, весь коридор наполнился этим оглушительным стуком. Еще немного, и биение сердца станет слышно за дверью. И тогда его с позором выгонят отсюда! Его, Шаньи, подслушивающего под дверью!

Он прижал обе руки к груди, пытаясь унять волнение. Но сердце – это не собачья пасть, а ведь даже если пасть рассерженной собаки держать двумя руками, все равно будет слышен если не лай, то рычание.

Снова раздался мужской голос:

– Вы, должно быть, очень устали?

– О! Сегодня вечером я отдала вам свою душу – и теперь словно умерла.

– Ваша душа прекрасна, дитя мое, – серьезно отозвался мужской голос. – Я так благодарен вам. Ни один император не получал подобного подарка! Ангелы плакали сегодня вечером.

Это было последнее, что услышал Рауль.

Он продолжал ждать, лишь отступил обратно в тень коридорной ниши, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, когда мужчина покинет комнату Кристины. Только что он испытал и любовь, и ненависть. Кого любит, Рауль знал. Теперь он хотел увидеть того, кого ненавидит. К его изумлению, дверь отворилась, и Кристина Даэ, закутанная в меха и укрытая кружевной вуалью, вышла – одна. Рауль наблюдал, как она закрыла дверь, но не заперла ее. Девушка прошла мимо, однако он даже не взглянул ей вслед, потому что его глаза были прикованы к двери, которая так и не открылась больше. Когда шаги Кристины стихли в пустом коридоре, Рауль скользнул внутрь комнаты и тут же закрыл дверь за собой. Он оказался в кромешной темноте. Газовый светильник был потушен.

– Здесь кто-то есть? – нарочито громким голосом спросил Рауль. – Почему он прячется?

Говоря это, виконт все еще прислонялся спиной к закрытой двери.

Тьма и тишина были ему единственным ответом. Рауль слышал только собственное дыхание. Он даже не отдавал себе отчет, насколько неосмотрительно и дерзко себя ведет.

– Вы выйдете отсюда только с моего позволения! – крикнул молодой человек. – А если не ответите мне, значит, вы трус! Но я сумею вас разоблачить!

И чиркнул спичкой. Пламя осветило комнату. В гримерке никого не было! Рауль предусмотрительно запер дверь на ключ и зажег все лампы. Он обыскал гримерную, открыл шкафы, ощупал дрожащими руками стены. Ничего!

– Что это? – произнес он вслух. – Я схожу с ума?

Он простоял минут десять, слушая шипение газа в тишине пустой комнаты. Влюбленный, он даже не помыслил украсть ленточку, хранившую аромат той, которую он любил. Он вышел, уже не зная, что делает и куда идет. В какой-то момент его бессвязного блуждания ледяной воздух ударил ему в лицо. Рауль обнаружил себя стоящим внизу возле узкой лестницы, по которой спускалась процессия рабочих с неким подобием носилок, покрытых белой простыней.

– Где здесь выход, скажите, пожалуйста? – обратился он к этим людям.

– Да вот же, прямо перед вами, – ответил один из рабочих. – Дверь открыта. Но сначала дайте нам пройти.

Почти машинально Рауль поинтересовался, показывая на носилки:

– Что это такое?

Рабочий ответил:

– Это Жозеф Бюке, которого мы нашли повешенным в третьем подвале, между задником и декорациями к «Королю Лахорскому».

Рауль сделал поклон и посторонился, пропуская процессию, затем тоже вышел.

ГЛАВА III,

в которой Дебьен и Полиньи открывают новым директорам Оперы Арману Моншармину и Фирмину Ришару подлинную и загадочную причину своего ухода из театра

Тем временем началась церемония прощания.

Я уже говорил, что этот великолепный праздник был дан по случаю отставки директоров Оперы мсье Дебьена и мсье Полиньи, которые хотели, что называется, уйти красиво.

В осуществлении этой практически идеальной программы им помогли все, кто играл тогда хоть какую-то роль как в парижском обществе, так и в искусстве.

Гости собрались в танцевальном фойе, где ждала Ла Сорелли с бокалом шампанского в руке и небольшой речью, приготовленной для уходящих директоров. Позади нее толпились юные танцовщицы кордебалета. Одни вполголоса обсуждали события дня. Другие переключили внимание на своих друзей, многословная толпа которых окружила столики с едой, поставленные между картинами мсье Буланже[13 - Гюстав Кларанс Родольф Буланже – французский художник, представитель салонной живописи и ориенталист. В танцевальном фойе театра Гранд-опера представлены четыре декоративные росписи (1875 год): «Танец любви», «Деревенский танец», «Холостяцкий танец» и «Танец воина» (прим. ред.).] «Танец воина» и «Деревенский танец».

Несколько балерин уже переоделись, но большинство из них все еще оставались в легких газовых юбках. Все старались держаться серьезно и торжественно, сообразно обстоятельствам. Одна лишь маленькая Жамме в свои пятнадцать лет – о счастливый и беззаботный возраст! – похоже, успела забыть о Призраке и смерти Жозефа Бюке. Она не переставала хихикать, болтать, пританцовывать, и сердитая Сорелли резко призвала ее к порядку, едва только в фойе появились Дебьен и Полиньи.