Проклятье Центральной Африки. Шесть лет среди людоедов

Барон Фрэнсис Данис (1861 – 1909)

В прежние времена бельгийцы довольно интенсивно привлекали туземцев из британских колоний. Люди были завербованы по трудовому соглашению, в котором ничего не было сказано о военной службе, и было много заманчивых обещаний, которые никто не намеревался выполнять. Но у простого африканца очень острое чувство справедливости, которое можно сравнить только с подобным чувством у обманутого ребенка. В результате, такой новобранец доставлял гораздо больше хлопот, чем приносил пользы; кроме того, британское правительство, когда обнаружило, что происходит, быстро положило конец этой форме вербовки.

В своем стремлении получить хороших солдат государство сделало ставку на сомалийцев, использовались те же лукавые уговоры, и сомалийцы покинули свое восточное побережье с надеждой, что будут получать хорошую зарплату, мясные рационы и сигареты. Но когда пришло время ощутить реальные условия службы, сомалийцы в непривычном влажном климате поумирали, как стадо овец во время эпидемии. Затем была предпринята попытка набрать рекрутов на Занзибаре, и они выдержали местные тяготы довольно хорошо. Но они были бесполезны, как солдаты – по какой-то причине я не мог понять, почему они, стреляя, никогда не могли попасть с ближнего расстояния даже в большую цель. Все, что они могли делать, – это бродить в униформе и запугивать мирных жителей деревень, в которых они оказались.

Комиссару округа разрешается выплачивать вождю племени награду – около пятидесяти франков за каждого новобранца, но такие выплаты чаще всего не производятся, и щедрость белого начальника к тому времени, когда он получает желаемое, уменьшается до куска ткани произвольной длины, качества и яркости и, возможно, какого-нибудь дополнительного подарка. Нет закона, который бы предусматривал какую-либо форму призыва на военную службу. Если вождь не посылает требуемое количество людей, то его ждут неприятности, о чем он знает, а потому всегда стремится выполнить план поставок.

Вождь определенно отказался бы, если бы посмел, и те племена, которые достаточно сильны, чтобы отказаться, делают это. Набор на военную службу – безжалостный механизм для сокращения населения туземных деревень, поскольку все чернокожие хорошо знают, что большинство молодых людей, которые идут в армию, домой никогда не возвращаются. Восемьсот лучших представителей молодежи пропадали, таким образом, для своих племен в моем районе каждый год. Кроме того, государство предъявляет чрезвычайные требования к вождям в отношении людей, посылаемых на сбор каучука и для добычи слоновой кости, а это требует привлечения многих мужчин, поэтому в деревнях вынужденный отток населения очень заметен.

Во время зачисления в армию новобранцам сообщают, каков будет срок их службы и каковы условия их контракта с правительством, а после инцидента в Шинкакассе, когда обманутые уроженцы Маньемы бомбили Бому, правительство стало немного более осторожным в том, чтобы не обманывать туземцев.

Солдаты, зачисленные таким образом, являются постоянными служащими вооруженных сил «Свободного государства Конго». Срок их службы составляет семь лет, по истечении которых правительство обязуется вернуть их на родину. Каждому человеку дается учетная книжка, в которую записываются все его платежи и авансы. Конечно, в основном они производятся в натуральной форме: деньги на отдаленной от их родины станции бесполезны для черного солдата. В основном он решает получать свою зарплату тканью из магазина. Местным жителям платили в деньгах, но это привело к очень большим злоупотреблениям со стороны белых военных чиновников. Солдату платили несколько монет, которые для него не имели никакого значения или ценности для его собственного народа, и когда он пытался обменять их на ткань, то совершенно не представлял, сколько ее он может купить на эти монеты. Некоторые офицеры пользовались невежеством черных солдат и выдавали им ткани значительно меньше, чем можно было купить на принесенные негром деньги, а полученный обманом излишек монет отправляли в свой карман.

Есть черные солдаты, называемые «милицией», в отличие от волонтеров, чьи условия службы я опишу позже. Они получают двадцать один сантим в день, но не могут получить все деньги во время службы. Определенная сумма хранится в резерве до тех пор, пока они не закончат свои семь лет, но по разным причинам очень немногие из них выдерживают этот срок. Они также получают свой рацион.

Когда новобранцы зачислены, их отправляют в учебные лагеря, такие как лагерь в Киншасе, который я посетил во время моего пребывания в Леопольдвиле. В общем, власти заботятся о том, чтобы солдат отправлялся в лагерь как можно подальше от его родной деревни, так как было обнаружено, что черный не понимает истинного духа воинской службы. Когда его оставляют по соседству с его собственным народом, он склонен смотреть на свою форму и ружье как на инструменты, переданные ему в руки милосердным провидением для того, чтобы он мог тиранизировать своих несчастных соплеменников и соседей. А соплеменники, не осознавая скромного положения, которое солдат занимает в военной иерархии, и видя только огромную пропасть, отделяющую их от этого «государственного человека», вполне готовы к тому, чтобы безропотно подчиниться произволу своего односельчанина, а нередко и родственника. Таким образом, государство перемещает новобранцев с запада на восток и с юга на север. В то же время следует проявлять определенную осторожность при выборе районов, в которые направляются эти люди. В этом отношении государство провело некоторые дорогостоящие эксперименты, которых можно было бы избежать с помощью некоторой предусмотрительности.

Например, несколько человек из района реки Уэле были переведены для обучения в лагерь на экваторе – Иребу. Но питание было совершенно неподходящим; люди из Уэле привыкли к бананам, как основной пище, и когда их перевели на маниок, они просто умирали, как мухи. Некоторые из них пользовались удобным моментом и дезертировали на французский берег, но, как правило, таких было мало, и большинство туземцев терпели эти лишения.

Кроме того, дезертирство предлагает мало возможностей. Все эти люди находятся далеко от своих домов, а в тропической Африке буш или джунгли – отнюдь не гостеприимное место для чужака. Любой побег из воинской части, как правило, заканчивается тем, что дезертир рано или поздно бывает убит жителями какой-нибудь деревни, после чего деревенские могут устроить великий праздник в предвкушении отведать «вкусного чужеземца».

Когда офицеры хорошо обращаются с чернокожими солдатами, нет повода опасаться, что последние сбегут, и только тогда, когда жизнь в военном лагере для чернокожего невыносима, они решаются на побег, который практически всегда означает верную смерть – и это, я рад отметить, происходит сейчас гораздо реже, чем несколько лет назад. Но в любом случае немногие из этих людей прослужат свои семь лет. Потери в личном составе бывают довольно ощутимы во время карательных экспедиций, войн с целью подчинить непокорных вождей или в ходе наказаний тех туземных правителей, которые не смогли удовлетворить хищнические запросы государства в отношении поставок каучука и слоновой кости. Кроме того, солдаты призваны выполнять длительные и тяжелые работы, такие как постройка деревянных укреплений, рытье рвов вокруг них и поддержание в исправном состоянии дорожных постов, что в жарком и влажном климате весьма не способствует сохранению здоровья. Более того, когда малые воинские отряды находятся в труднодоступных лесах, два-три солдата, неразумно отошедшие в джунгли от своего поста, считаются местными племенами не более, как объектами для охоты и весьма желанной дичью.

С другой стороны, нередко солдат вступает в ссору с деревенским населением, пытаясь отнять собственность туземцев, и в результате оказывается убитым. Конечно, следует карательная экспедиция, и многие местные чернокожие гибнут.

Работа по сбору древесины является одной из основных на реке Конго. В стране нет угля. Напрасно глава научной экспедиции, лейтенант Лемэр, хвастался тем, что нашел уголь, а на самом деле его так и не обнаружил. Речные пароходы обязаны использовать древесное топливо. Дрова собирают из различных деревень по соседству со станциями, причем вождь обязан предоставить определенное количество древесины под страхом заключения в тюрьму. Два или три солдата находится в деревне и, как правило, вместо организации заготовки дров, преуспевают в том, чтобы поиздеваться над вождем и населением. Некоторые из вождей поставляют дрова регулярно и без задержек, а солдаты, расквартированные в их деревнях, без причин запугивают жителей и издеваются над их женщинами. Некий вождь деревни возле моей станции в Басоко имел такой горький опыт и однажды пришел ко мне с просьбой чтобы я убрал из селения обнаглевшего солдата. В то же время вождь обязался регулярно снабжать станцию установленным количеством древесины. Поэтому я отозвал солдата и никогда не имел никаких проблем с этим конкретным вождем.

Редко, но бывает, когда вожди отказываются иметь какое-либо общение с белыми людьми. Но у многих был горький опыт стать обманутыми бельгийцами, колонизирующими страну, и теперь эти вожди отказываются верить слову белого человека, и я этому не удивляюсь. И мне, офицеру, который служил в британской Индии, где слово белого человека является гарантией для туземцев, стоило немало хлопот завоевать доверие чернокожих к моим собственным станциям. Мои бельгийские предшественники, так плохо с ними обращались и так часто обманывали, что туземцы стали рассматривать всех белых людей как лжецов и жестоких, нечестных торговцев. Но если даже вам удастся исправить плохую репутацию, оставленную вашими предшественниками, почти наверняка она возродится теми, кто последует за вами.

Крайне неприятно использовать солдат для работы по обеспечению заготовки дров, но я боюсь, что в нынешних условиях иначе невозможно помочь государству обеспечить пароходы топливом. Конечно, правильным было бы завоевать доверие вождей, вместо того, чтобы отталкивать их несправедливостью. В этом случае можно было бы работать и эксплуатировать деревни с гораздо большим эффектом, и это можно было бы сделать, если бы начальные этапы колонизации в Конго были проведены хотя бы с минимумом предусмотрительности и здравого смысла. Но мне кажется, что уже слишком поздно вносить изменения в отношения с местным населением и менять бельгийский режим и систему управления.

Поскольку именно черных солдат необходимо отправлять в отдаленные посты, то ни в коем случае не стоит оставлять их там без контроля белого человека. Солдат быстро устанавливает тиранию над робкими жителями деревни, насильно берет себе жену, и, как правило, вождь вынужден это терпеть. Если солдат бесконтролен, вы не сможете остановить это положение вещей.

На основных станциях солдаты размещены очень прилично, их хижины выстроены рядами, иногда из кирпича, но чаще из тростника и штукатурки. Уровень подготовки их во многом зависит от энергии и требовательности белого офицера.

Я построил своим солдатам в Басоко кирпичные дома – неженатые мужчины жили по четыре человека в просторной комнате, а женатые, имели по одной хорошей комнате и веранде каждый. Не состоящие в браке мужчины обычно живут по полковой системе, установленной в бельгийской армии, которая смоделирована здесь для поддержания дисциплины, за исключением того, что солдаты сами готовят свою еду. У женатых солдат есть отдельные помещения, и у каждой супружеской пары есть одна своя комната. Но чернокожие военнослужащие, как правило, неженаты, пока не достигают звания унтер-офицера. Конечно, все офицеры, начиная от лейтенанта, белые – за исключением Джаббира, старого вождя в округе Верхняя Уэле, который является почетным комендантом на государственной службе и имеет право носить офицерскую форму. Армия действительно не такая большая, как это необходимо для постоянных карательных экспедиций, которые продолжаются до сих пор, и конца им в ближайшее время не видно.

Страна разделена на четырнадцать округов. В каждом из них расквартирована рота полного штатного состава. В разных ротах нет единой униформы или знаков различия.

Негры в Центральной Африке, как и везде, могут создать довольно хороший военный оркестр, и музыка вполне приемлема, хотя и имеет тенденцию быть механической. Есть также несколько хороших мелодий, но многие музыканты «халтурят» и предпочитают просто дуть в трубы и бить в барабаны, так как они рассматривают исполнение музыки, как часть надоевшей дневной работы и не стремятся сделать эту работу лучше.

Рота «Force Publique» с оркестром

Помимо регулярной армии, или «Force Publique», есть категория добровольцев, которые поступают на военную службу и работают в совершенно других условиях и используются в качестве трудяг на тяжелых работах. Они принимаются после медицинского осмотра на срок до четырех лет, однако, их не отправляют в учебные лагеря, а обучают в тех районах, где они родились и жили, и считают их постоянно прикрепленными к этим районам.

Им платят пять франков в месяц, и, конечно, они получают бесплатные пайки. Они ценят это, хотя если их менее удачливые братья не справляются с добычей каучука и слоновой кости, этим работникам часто приказывают заняться вышеуказанным делом, но в этом случае они получают дополнительную плату к своему жалованью.

Глава III. Узаконенное рабство и бельгийские плантации

Покинув Леопольдвиль 2 августа, я вскоре оторвался от цивилизации. Мне довелось путешествовать на очень комфортабельном пароходе «Брабант», грузоподъемностью 150 тонн, это судно нового типа и намного больше, чем суда, используемые тогда на реке Конго. Это был его первый рейс, и пароход показывал очень хорошую скорость, но в то же время власти немного боялись, не зная, насколько безопасно направлять по реке суда с осадкой около пяти футов (1,5 м), но позже они обнаружили, что река была достаточно глубокой вплоть до Стэнли-Фоллс, станции которую это судно теперь регулярно посещает.

Одной из моих первых остановок была Болобо, деревня, в которой английский миссионер мистер Гренфелл основал свое поселение. Работа этого пионера в сердце Африки слишком хорошо известна, чтобы требовать от меня пояснений. Я видел его станции, и, зная страну, смог оценить его труды, возможно, лучше, чем некоторые из людей в Европе. Масштабы его работы впечатляющие и ужасные трудности, с которыми ему пришлось столкнуться, он преодолел на ранних этапах своей деятельности. В настоящее время его миссионерская колония представляет собой пример того, какой может быть это предприятие, и только когда человек знает африканские условия, он может понять, сколько труда сюда вложено.

Пароход на реке Конго

Именно просторы Африки является самым большим препятствием, которое миссионерская работа должна преодолеть. Станция, пусть даже очень успешная, – это всего лишь оазис в огромной пустыне, маленький участок среди бескрайних диких джунглей. И не всегда этот участок является миссионерским в полном значении этого понятия. Миссионеры бывают разными. Я не склонен заниматься обсуждением качеств миссионеров, которые часто встречается в книгах о путешествиях. Те, с кем я встречался, были разными, как и все люди, с которыми я имел дело в Конго. Одни были замечательными во всех отношениях людьми, но не созданными для такого подвижничества, другие – преданные делу, но недостаточно подготовленные, многие из них были слабовольными и не подходили для работы. И только немногие соответствовали званию миссионера в полной мере.

Пароход «Брабант» (бельгийская открытка начала XX века)

Тропики не улучшают характер человека, и в Конго, среди зловещей атмосферы жестокости государства и государственных репрессий, было бы удивительно, если бы доля неприятных людей была не больше, чем в странах, где существуют более человечные законы. Если человек склонен к вырождению и жестокости, «Свободное государство Конго» является хорошим полигоном для прогресса злых качеств такого субъекта. Слишком много миссионеров, на мой взгляд, набираются из молодых людей, чьи истинные призвания были бы более полезными для службы в качестве бухгалтеров или клерков, и которые, как мне кажется только в тропиках осознали, что «ошибочно повиновались призыву». Есть же такие «миссионеры», которые лучше бы справлялись с работой на скотобойне – это сделало бы из них людей.

Болобо (красная стрелка), Леопольдвиль (белая стрелка)

Господин Гренфелл является членом Комиссии по защите коренных жителей. Мне кажется, что Комиссия имеет благие намерения, но не представляет большой практической ценности. Доктор Симс, медицинский сотрудник миссии Леопольдвиля, который был членом Комиссии, описал мне его первое совещание. На комиссаров произвел впечатление католический епископ Конго, присутствовавший только для того, чтобы высказать мнение правительства, что ни в коем случае не отразилось на решении двух вопросов в работе Комиссии. Одним из них был вопрос о методах, применяемых государством и частными компаниями при сборе каучука и слоновой кости, а другой – о действиях этих достойных людей в процессе привлечения новобранцев. Это две проблемы, которые нуждались в скорейшем решении. Комиссия так ничего реального и не добилась в попытке ограничить жестокости к туземцам со стороны государства и компаний, получающих большие прибыли. Их жадность к каучуку и слоновой кости совершенно затмила то обстоятельство, что туземцы нуждаются в защите от произвола.

На экваторе, в районе селения Мбандака я сошел на берег и посетил обширные кофейные плантации, которые работают под руководством так называемых «агрономов» на службе у государства. Как и все государственные предприятия, кофейные плантации заслуженно имеют плохую репутацию, и там процветает обычное варварство.

Сама система организации труда характерна для метода занятости в «свободном государстве», и случайный наблюдатель подумает, что страна достойна совсем другого имени. Большинство рабочих – женщины, и почти все они были взяты в плен во время карательных набегов, которые представляют собой небольшие экспедиции, целью которых является уничтожение деревни, если ее вождь не послал на станцию достаточно каучука или слоновой кости, чтобы удовлетворить жадность своих хозяев. Когда эти экспедиции отправляются наказать непокорных туземцев, их метод состоит в том, чтобы окружить деревню, напасть на нее, перестрелять мужчин и таких женщин, которые пытаются сбежать, а затем взять остальных в плен и отправить их на различные станции. Затем деревня поджигается, и все ее следы быстро теряются в буйной тропической растительности. Трудоспособные пленницы становятся практически рабынями на кофейных плантациях при государственных чиновниках, а дети отправляются в католические миссионерские станции для обучения зачаткам христианства, где одновременно усваивают и пороки цивилизации.

Рабский труд – это единственное средство, которым государство обеспечивает работу своих плантаций, поскольку уровень оплаты труда, естественно, не будет привлекать сюда женщин добровольно – тем более что они могут быть наказаны штрафами за малейшие упущения. Они получают от четырех до пяти франков в месяц и имеют продовольственные пайки. Их оплата производится в натуральной форме – тканью, бисером, медью и т. д., а цена, по которой эти товары продаются, вдвое превышает их истинную стоимость.

Женщина с точки зрения туземца является самой ценной собственностью, которой он обладает, и он может заработать больше, держа ее дома и продавая результаты ее работы. Кроме того, условия найма государства предполагают семилетний срок, поэтому еще труднее убедить туземца отправлять жену на работы добровольно. Но это не очень беспокоит государство. Если труд нужен, труд должен быть получен, поэтому отправляется экспедиция, чтобы захватить рабов, если поставки каучука не отвечают требованиям. Конечно, женщины редко возвращаются в свои племена. Как правило, их родственники были уничтожены в ходе рейда, в котором сами они были захвачены, и, вероятно, их деревня теперь – это масса кустарников и деревьев. Кроме того, семь лет – это долгое время для примитивного ума, и старое окружение и воспоминания о родной деревне вскоре стираются из-за не очень восприимчивых умственных способностей дикарок. Многие умирают, многие вступают в брак с солдатами. Некоторые из них «взяты под защиту» белых людей (называя вещи своими именами – стали наложницами). Возможно, их деревни, если таковые существуют, находятся на другом конце страны, на расстоянии тысячи миль или более от станции, где они работают – и государство формально берет на себя обязательство вернуть женщин на родину. Если они попытаются идти к дому, то рано или поздно будут убиты в джунглях и съедены тем или иным племенем людоедов, через чей район они будут вынуждены пройти. Так что многие из них вновь заключают контракт, не имея ничего лучшего. Освободившись от рабства, они чувствуют себя бездомными, как и освобожденные рабы Америки, когда реальная свобода стала фактом.

Я знал одну женщину, которая вернулась домой после того, как ее семь лет рабского труда истекли. Она была нищей в течение всего периода своего контракта, но затем «под белой защитой» накопила то, что для туземца является огромным состоянием – довольно много ткани, бисера и браслетов.

У нее был любопытный способ торжественно обставить свое возвращение – она купила двух рабов у местного вождя, убила их и умылась в их крови. Это было проявлением экстравагантности «богатого человека», как разжигание курительной трубки пятифунтовыми банкнотами.

Трудно сказать, какое место займет кофе Конго на рынке будущего, а в настоящее время ему вообще нет места, отчасти потому, что скорость транспортировки недостаточно высока, отчасти из-за слабости местного рынка и невысокой квалификации бельгийских плантаторов и их нежелания тратить деньги на надлежащие орудия труда.

Господин Малет, знающий особенности выращивания кофе, так характеризует кофейные плантации в Конго:

«Старые кофейные деревья находятся в состоянии пышного роста, их никогда не обрезали с тех пор, как они были посажены. Я без колебаний говорю, что сюда нужно отправить пятьдесят рабочих с ножами или секаторами, в результате чего только такая обрезка может привести к удвоению урожая. Деревья стали настолько „сросшимися“, что солнце не может попасть на несущие ветви, и, следовательно, кофейные зерна не могут появиться».

Говоря о плантации Барумбу в округе Арувими, господин Малет говорит: «Это единственное светлое место в этом районе, где опытный плантатор может сделать успешную прибыльную плантацию. Но, как и у всех остальных, ему не хватает усердия, инструментов и машин».

Вот как г-н Малет описывает работу бельгийских колонистов на кофейной плантации Моганджо:

«С сожалением я должен отметить, что подготовка земли для кофе была проведена наиболее небрежно. Деревья остались стоять группами и без какой-либо регулярности или системы, так что в некоторых местах кофейные ветви слишком затенены, а в других, наоборот, вообще нет тени. Тростники или подлесок вырублены кое-как, корни не выкорчеваны должным образом, так что теперь в некоторых частях плантации снова появились сорняковые заросли. Фактически, расчистка плантации показывает, что это делал человек, ничего не знающий о подобной работе».

В этом месте также предпринимались попытки выращивания какао, и господин Малет воспользовался случаем, чтобы сообщить нам об этом:

«По странному противоречивому положению вещей, – пишет он, – деревья какао, которые абсолютно необходимо затенять, были посажены в единственном месте, где все другие деревья были срублены, в то время, как деревья кофе, которые не требуют тени, были посажены под густыми кронами тропических исполинов. Деревья какао имеют жалкий вид, и листья, все без исключения, съедаются насекомыми в клочья. Почва по своему составу не подходит для успешного выращивания этого продукта. Верхний слой почвы здесь – почти чистый песок с небольшим количество гумуса на поверхности, чуть ниже – жесткая желтоватая глина. Я вырыл несколько ям в различных частях плантации. В каждом случае вода встречалась, как правило, уже на глубине метра, и нигде сухой слой не превышал полутора метров, что доказывает непригодность всего места для выращивания растений, чьи корни проникают в эту глубину».

Случайного читателя поразит тот факт, что бельгийцы, прежде чем потратить свои деньги на обустройство плантации какао, могли бы убедиться в непригодности местности, но это их обычный путь: они предпочитают колонизировать страну, основываясь на невежестве и глупости. В конце концов, они, как правило, вынуждены использовать английский опыт.

Говоря о сорняках, господин Малетон пишет:

«Сорняки здесь очень густые, а в некоторых местах настолько высоки, что молодые кофейные деревья под ними не видны. Такому положению вещей могут быть две причины: отсутствие прилежного труда, и неосведомленность со стороны ответственных людей о методах прополки тропической плантации».