Ричард Длинные Руки – эрцфюрст

Конечно, на всякий случай запоры поставил тоже самые надежные и хитрые, но только выбрать свободное время и разобраться со всем нахапанным так и не удавалось.

К чешуйчатому колечку стараюсь не прибегать, страшновато, потому что проницаемыми становятся не только стены перед тобой, но и камень под ногами. Потому, продавливаясь через препятствие, надо все время шагать так, будто поднимаешься по лестнице, иначе на той стороне окажешься по колено в земле, если не по пояс.

Могу себе представить ужас какого-нибудь дурака, что нечаянно повернул во сне колечко камешком вниз, начал погружаться в кровать, а потом в пол, а очнулся, задыхаясь от нехватки воздуха в полной вязкой тьме на большой глубине.

Глава 5

Внизу гремит пир, доносятся веселые вопли, а я разложил на столе карту и усиленно старался понять, чего же хочу и что тревожит настолько сильно, что иногда бьет дрожь. С соседями все в порядке, и даже если бы явились и били челом… интересно, как это?.. удар лбом в переносицу?.. все равно не приму в свое содружество королевств, нам и так тесно без понаехавших.

У Армландии слева королевство Фоссано с великолепным королем Барбароссой, рядом с ним Турнедо, у которого слева дружественный Шателлен с милым королем-союзником Найтингейлом, справа Мезина и Бурнанды… надо с ними поскорее завязать торговые связи, а то словно медведи в берлоге, нас наверняка побаиваются после разгрома такого мощного военизированного королевства, как Турнедо…

– Сэр Жерар, – позвал я, – вы там еще не заснули?

Он появился мрачный и собранный, взглянул с вопросом в серьезных глазах.

– Ваше высочество?

– Какие, – сказал я отрывисто, – у нас связи с Бурнандами? И что вообще о них известно?

Он поклонился.

– Прикажете собрать сведения о воинских силах и крепостях?

Я сказал раздраженно:

– Об этом тоже, но мне важнее их привязать к нам торговлей и еще какой-нибудь важной ерундой, что нас не обязывает!

Он пробормотал:

– Это сложнее, но сегодня же отдам все необходимые…

– Не сегодня, – сказал я, – а сейчас, как только выйдете за дверь. Уже полгода Турнедо наш, но все еще нет крепких торговых связей с его соседями?

– Да ваше величество?

– А как же экспансия? – спросил я сердито. – Наш примат духовности и гуманности?

Он поклонился и хотел выйти, как всегда неторопливый и обстоятельный, но я жестом велел ему остаться и снова склонился над картой.

Сложнее дело с Варт Генцем. У него слева Гиксия, Горланд и некие «Заговоренные Земли». На севере королевство Ирам, и только справа дружественные лично мне, но не Варт Генцу, Скарлянды, а еще самым краешком – Бриттия.

– Ладно, – сказал я, – увидим на месте. Лишь бы нас не трогали, а мы сами и цыпленку дорогу уступим.

Он проговорил с неудовольствием победителя:

– Чего мы вдруг стали такими мирными?.. Я, к примеру, не уступлю цыпленку… С чего я ему буду уступать? А там, глядишь, и утенок потребует, а то и воробьенок… Доживем, что будем уступать дорогу даже гусеницам.

Я сказал твердо:

– Будем и гусеницам уступать, лишь бы все было мирно! Это называется политкорректностью и мультикультурностью. Пусть хоть по всему дому гусеницы ползают, а пауки все затянут паутиной, у них своя жизнь, свои ритуалы и своя самобытная культура, еще более древняя, чем у нас, людей и человеков. А если вам какая птичка на голову накакает, то нельзя говорить те гадкие слова, что вы вчера вслух и при дамах, когда вам на шляпу гриф насрал, переев падали! Это у него такая самобытная культура, гораздо древнее, чем наша, а разве мы не преклоняемся перед древностью и традициями?

Он промямлил:

– Ну да, а так же… Еще как… Только я тому грифу из жопы лапы повыдергиваю, если попадется.

– Грубый вы человек, – сказал я с удовольствием. – Как раз на своем месте и в своем времени!.. Вообще-то эта толерантность как бы в далекой перспективе, а пока да, будем поступать как психически здоровые люди. Будем говорить о миролюбии и политкорректности, хотя мирные мы с соседями потому, что все силы сосредоточиваются на другом направлении.

Он с облегчением перевел дыхание.

– Флот?

Я кивнул.

– И как вы догадались?

– Сам удивляюсь, – пробормотал он. – С вами вообще разучаешься мыслить. Только «ура» и по бабам.

– По каким бабам? – спросил я с досадой. – Уже и забыл, что это. Но все равно обвиняют.

Он фыркнул:

– Другие, наоборот, твердят, что шарахаетесь. И вообще девственник. Так что, сэр Ричард, на всех не угодишь.

– Да я и не угождаю, – сказал я невесело. – Если бы прислушивался, таких бы дров наломал… Но все равно обидно. Художника обидеть может каждый. Такой поэт погибает… Я ж в душе такой тонкий, соплей можно перешибить, но жизнь, увы, заставила нарастить толстую шкуру, а на ней еще и шипы. И бодать первым. А еще и лягаться, как одно сильное и выносливое существо, похожее на большого зайца.

Он сказал с сочувствием:

– У розы тоже шипы.

– Вот-вот, – сказал я. – Я еще та роза. Кстати, Розамунда еще при дворе?

– Уже при дворе, – сообщил он. – Она надолго исчезала. Велите позвать?

Я покачал головой.

– Это будет слишком. Возомнит. Но после отъезда Хорнегильды в самом деле это пустое кресло рядом раздражает. Словно у нас не все дома. Недостает важной штатной единицы.

Он произнес доверительно:

– Осмелюсь подсказать вашему высочеству, что леди Розамунда после обеда прогуливается в саду.

– Чтобы похудеть? – спросил я.

– Не знаю, – сообщил он. – Как и водится ввиду ее ранга, гуляет по центральной аллее.

– Спасибо, – сказал я. – А теперь топайте к себе и подготовьте к вечеру все, что наскребете по сусекам, о наших соседях.

Он удалился, а я занимался делами, пока не слишком привычная к работе голова не начала потрескивать, как молодой лед под тяжелыми копытами.