Ричард Длинные Руки – виконт

– Молочного поросенка с зажаренными перепелами внутри, дроздов в виноградном соку, пару молодых каплунов… вина не забудь самого лучшего!

По мере моего заказа у Смита все шире распахивались глаза, нижняя челюсть отвисала, а хозяин, напротив, смотрел с восторгом, но вдруг словно туча набежала на его лицо, прерывисто вздохнул, поклонился.

– Только что прибыл архиепископ Кентерберийский. Он очень строг…

– И что же? – спросил я.

– Сегодня же четверг, – напомнил он, – постный день… Придется убирать все мясное, что сейчас жарится и парится.

– Ах да, – ответил я. – Конечно же, четверг! Но я – паладин, как может подтвердить сэр Смит, он сидит напротив. А у паладинов особые правила. Неси, архиепископ не будет против, даже если увидит.

Когда подали на стол, сэр Смит с сомнением смотрел, как передо мной ставят на огромном блюде зажаренного поросенка, даже не поросенка, а упитанного молодого кабанчика. Запах шибанул одуряющий, в животе требовательно квакнуло. Сэр Смит нервно облизнул губы. Поросенок покрыт золотистой корочкой, кое-где коричневой, в двух местах лопнула, из щелочек бьют тонкие струйки одуряющего запаха и проглядывает нежнейшее мясо.

– Сэр Ричард, – сказал он несмело, – но…

– Не мешайте, – прервал я. Нахмурился, сделал строгое лицо, перекрестил поросенка и сказал ясным голосом: – Именем Господа перекрещаю порося в карася!.. Спасибо тебе, Господи.

Смит непонимающе смотрел, как я, вооружившись двумя ножами, сделал первый надрез. Корочка затрещала, как молодой ледок, струйка пара пшикнула к потолку, аромат шибанул в ноздри, нежнейшее мясо начало распадаться под острым лезвием на ровные лакомые ломти.

– Сэр Ричард, – сказал он несмело, – но это же… все равно поросенок!

– Разве?

– Убей меня Бог, но, сколько ни смотрю, все равно поросенок, а не карасенок!

Я покачал головой.

– Не совсем. Вы, сэр Смит, не совсем понимаете суть святого таинства. Когда причащаетесь, ведь не пьете же в самом деле кровь Христову и не едите его плоть, хотя именно так сказано в Писании?.. Так и здесь. Неважно, что это не рыба, но если я, паладин, сказал, что это рыба, то это рыба!.. Вера двигает горами, сэр Смит. Впрочем, вы можете есть постное… даже акрид, если уж на то пошло, хотя одна акрида обойдется вам в десяток таких вот поросят. А одной акридой, даже если она акридища, не накормить и котенка. У которого, как известно, желудок с наперсток, но когда гадит… не за столом будь сказано.

Он колебался, я подцеплял на острие ножа истекающие сладким соком ломти и отправлял в рот. По его горлу всякий раз прокатывался огромный ком, кадык нервно дергался, лицо из красного стало бледным, словно в желудке начались голодные спазмы.

– Сэр Ричард… – проговорил он задушенно, – а эта карасячесть относится и ко мне?.. Или только для вас это постная рыба…

– Для всех, – заверил я твердо. – Впрочем, я не настаиваю. У каждого свои принципы…

Я не договорил, его руки замелькали в таком темпе, что я видел только смазанные движения. Поросенок начал таять, уменьшаться, исчезали и коричневые комочки обжаренных в масле и сухарях перепелов. Сперва Смит глотал мясо, как удав, потом начал торопливо прожевывать, это было похоже, как если бы сгорала промасленная бумага, наконец начал запивать вином, это уже значило, что первый голод утолил, теперь пришла очередь аппетита.

Хозяин посматривал в нашу сторону опасливо, взмахом руки посылал сменить блюда, убрать пустые кувшины вина. От других столов посматривали в нашу сторону завистливо, многие слышали мою громкую молитву, пересказали ее соседям, но, увы, даже священники не обладают правом превращать скоромную пищу в постную.

– Вино, – сказал я благочестиво, – лучшее доказательство того, что Бог существует, любит нас и хочет, чтобы мы жили счастливо.

– Аминь, – ответил сэр Смит и перекрестился. – Как жаль, что большинство этого не понимает, сэр паладин.

– Увы, – вздохнул я, – человек был создан в последний день творения, когда Бог уже утомился.

Сэр Смит распустил пояс, лицо постепенно принимает прежний цвет обожженного кирпича, кончики пшеничных усов приподнялись еще задиристее, с наслаждением пригубил вина.

– Да, – произнес он с чувством, – что-то в паладинстве все-таки есть… Значит, вам дано больше, чем священникам?

– Нет, – пояснил я, – священники – многоборцы, а паладины – узкие специалисты. Мы сражаемся во имя Господа не проповедями, а мечом, потому нам нужно есть мясо и пить доброе вино, дабы рука крепче держала поводья и оружие. А в остальном священники, конечно же, круче. В смысле, они могут многое, а паладины обходят их на полкорпуса только по воинским дисциплинам.

Он оглянулся по сторонам, взгляд упал на столы, заставленные постной пищей, обежал унылые лица.

– Мне повезло, – сказал он с чувством. – Я вел себя как дурак, а вместо этого сейчас вот сижу и ем такого чудесного… чудесную рыбу!.. Да-да, карась, карась. Какие плавнички, какие перышки!.. И совсем без костей. Хочу объяснить, сэр Ричард, я не такой уж и забияка, но пришлось заночевать в степи почти в виду стен Каталауна – захромал конь. Всю ночь вокруг костра выли и шастали волки, я бегал с горящей головней и отгонял их от лошади. Затем на въезде в город отобрали последние монеты, сволочи, по дороге к постоялому двору срезали кошель… хоть и пуст, но обидно, кошель красивый, подарок одной знатной дамы… жаль, незамужняя, пришлось смываться. Во дворе толкнул конем какой-то невежда в синем плаще… найду, изувечу!.. а я, отступив вежливо, вляпался обеими подошвами в такое вонючее… не за столом будь сказано, что полчаса мыл и чистил сапоги… а тут и вы такой чистенький, что сразу кулаки зачесались…

– Надеетесь на победы? – спросил я прямо.

Он ответил, не задумываясь:

– Ради того и приехал. Первый приз, понятно, не получу, но могу же сшибить хотя бы парочку знатных рыцарей?.. И захватить их коней, а то и их самих?.. Мне, знаете ли, сэр Ричард, выкуп очень не помешал бы. Даже очень! Скажу честно, последний раз я ел трое суток тому, а подъезжая к Каталауну, уже готов был грызть кору на дереве. И когда этот спросил, что мы будем кушать, я ему чуть в лоб не двинул!

– За что?

– За издевательство! Кушать я хотел трое суток тому, есть хотел вчера, а сегодня с утра жажду просто жрать. И даже сейчас, когда вроде бы набил брюхо таким… такой чудесной рыбой, так и хочется нажраться на пару суток вперед.

– Не стоит, – мягко сказал я, – у меня с этим все в порядке.

Он отпил вина, лишь потом насторожился.

– Тоже что-то от паладина?

– Да, – сказал я. – Господь видит, кому золото ни к чему… тому и дает. Я прибыл сюда не за победами, сэр Смит. Так что можете меня исключить из числа соперников за первое место. Меня интересует сам Каталаун… ну, еще всякое разное, связанное с этими местами…

Он допил вино, сделал знак пробегающему мальчишке, лишь потом взглянул на меня виновато. Я кивнул, разрешая, и сэр Смит сказал с воодушевлением:

– Почему Каталаун?.. Здесь когда-то отгремела одна из величайших битв… Земля пропиталась кровью, овраги заполнило до краев, ручьи вышли из берегов, а река две недели несла к морю красные воды… Вообще-то битвы здесь, если верить уцелевшим летописям, случались часто, очень уж место удобное, как будто нарочито созданное природой под арену: с востока и с запада поросшие лесом холмы, там удобно размещать и прятать войска, но последняя битва запомнилась еще и последствиями…

– Я слушаю, слушаю!

– Север понес огромные потери, но и Юг захлебнулся собственной кровью. С тех пор наконец-то установилась некая линия…

– Линия?

– Ну, шириной в два-три королевства, если быть точным. Их называют пограничными. По эту сторону – Север, по ту – Юг.

Сердце мое забилось чаще. Каталаун, судя еще по рассказам брата Кадфаэля, как раз в середине этого карантинного пояса, вроде пряжки. По ту сторону – проклятый Юг, царство Дьявола, как уверяет церковь, по эту сторону – северные королевства, где власть церкви если и не абсолютна, то достаточно крепка.

Во всех северных королевствах церковь настаивает, чтобы рыцари вместо греховных турниров направили свой пыл и силы на Крестовый поход против Юга, однако абстрактный Юг вообще-то мало интересует тех, кто не привык заглядывать дальше соседского забора. В мое время подлинный героизм был оттеснен. О нем постарались забыть, а на щит подняли имитаторов героизма: каскадеров, скалолазов, прыгателей с мостов и заводских труб на резиновых канатах, спортсменов-профи, которые приходят в ужас при виде своего порезанного пальчика, но средствами массовой информации настойчиво преподносятся как настоящие мужчины, современные герои.

Здесь же о турнирных победах мечтает каждый рыцарь, но что-то мало таких, кто готов отправиться на Юг сражаться за веру, за продвижение идей Святой Церкви. Конечно, когда созревают какие-то там подходящие условия в обществе, да плюс находится пламенный оратор вроде Совнароллы, Гитлера или Муссолини, то удается всколыхнуть христианский мир и направить бурлящую энергию на продвижение святой веры, в остальное время удачливый турнирный боец привлекает больше внимания и восторгов, чем борец за христианство. Все то же самое, как с нашими зарабатывающими миллионы долларов братьями Кличко, футболистами, теннисистами, предпочитающими получать хорошо оплачиваемые удары на ринге, но не на границах России.

Хотя… может быть, это и правильно? Если бы еще Юг не посылал свои войска против Севера, вообще можно было бы существовать двум сверхсистемам. Сосуществовать, как сказали бы, в двуполярном мире.

А сэр Смит, понизив голос, сказал таинственно:

– Я слышал, прибудет сам Уильям Маршалл!

Я поинтересовался: