Ричард Длинные Руки – ландлорд

– Надо, Стефэн, надо.

– Это работа не для рыцаря!

– Политика чистой не бывает, – сказал я нравоучительно. – Не знаю почему, но так говорят. Наверное, уже пачкались. И еще… расскажите мне о всех, у кого есть допуск. В смысле, кто имеет честь находиться при дворе.

Он послушно рассказывал, я направлял его наводящими вопросами, в конце концов картина получилась удручающая. По крайней мере трое могут претендовать на трон, а значит – претендуют, с ними всегда их свита, эти постоянно ведут работу, склоняя на свою сторону близких к королю людей. Даже Стефэну, несмотря на его явную личную преданность Барбароссе, намекали, что при новом короле он получил бы гораздо больше.

– А вот здесь поподробнее, – попросил я. – Кто, как, когда? Возможно, это и есть нынешние заговорщики. Возможно, завтрашние. Но что заговорщики – сомнений нет.

К полудню я собрал верных королю людей и начал своеобразную зачистку дворца. Присвоив себе чрезвычайные полномочия, попросил немедленно удалиться всех, кроме охраны, туманно намекнув, что некое заклятие прокатится по всем этажам и даже подвалам, может убить и покалечить и тех, кто ни в чем не замешан. А потом, дескать, Его Величество снова откроет ворота дворца для верных ему людей.

Народ, то ли храбрый до дурости, то ли дурной до храбрости, противился, заявлял, что ничего не страшится, у нас-де амулеты и даже талисманы, защищающие от всего на свете, но я взял с собой пятерых самых рослых стражей и поторапливал, угрожая остриями копий и обнаженными мечами. Мол, кто противится указу короля, тот враг, а с врагом церемониться нечего.

К счастью, операцию провели быстро, застигнув всех врасплох, не дав опомниться. Точно так, как проделал со мной архиепископ. Уже потом, на площади, собралась галдящая толпа вельмож и придворных, обсуждали, что же произошло на самом деле. Надо отдать должное, догадки в большинстве случаев оказывались верными.

К вечеру в столицу прибыли еще конные рыцари. Перед дворцом образовалась уже не просто галдящая толпа, а вельможи начали формулировать требования к королю.

Я быстро сказал Стефэну:

– Собери всех верных людей. Расставь арбалетчиков. Командование принимаю я, а то ты слишком мягкий.

– Я мягкий?

– Ты, – сказал я. – Знаешь ли, этих декабристов нужно сразу… Потом крови прольется намного больше.

– Сэр Ричард, – вскрикнул он шокированно. – Как можно?

– Можно, можно, – уверил я. – Человек – такая скотина, что может все.

В дворцовой страже, как я настоял еще сразу после Каталаунского турнира, только простолюдины, ими управлять легче, меньше гонора и рассказов о своих привилегиях, потому я собрал их и сказал без обиняков:

– Противники короля вывели народ на площадь. Нужно ударить со всей жестокостью. Не щадить, в плен не брать. Ясно?

– Ясно… – прогудели в ответил нерешительные голоса.

Я пояснил:

– Потом с этими пленными нахлебаемся. Это поняли?

Наконец у всех заблестели глаза, все взыграли, а я видел, что обращаюсь по адресу. Это рыцари стараются щадить друг друга даже в кровопролитных вроде бы войнах, они члены одного рыцарского клуба: сегодня служат одному королю, завтра – другому, так прилично ли убивать друг друга? А вот брать в плен, чтобы затем получить выкуп, – другое дело.

А вот простолюдинам брать в плен рыцарей смысла нет, все равно выкупа не получат. А как приятно сбить с коня надменного вельможу, втоптать в грязь, а потом перерезать глотку! И вообще эти сволочи, что смотрят свысока, должны получить по заслугам.

– Они должны получить по заслугам, – повторил я их мысли вслух. – Всю ответственность беру на себя я, граф Ричард Длинные Руки. Вы только выполняете мои команды. Как хорошо быть ни в чем не виноватым, совсем простым, совсем простым солдатом!

Они вышли через боковые входы, арбалетчики скрыто заняли позиции на крышах и стенах, а я вывел небольшой отряд прямо из центрального входа.

– Господа, – сказал я громко еще со ступеней. – Прошу вас разойтись и приступить к своим обязанностям. Вы мешаете королю мыслить над картой о судьбах цивилизации и всеобщей победе барбароссизма во всем мире.

На меня смотрели с изумлением и гневом, наконец один из вельмож выступил вперед, лицо багровое, отдувается, ответил еще громче:

– Мы не знаем, что творится в этом королевстве!.. Король должен выслушать наши требования и принять их немедленно…

– Король выслушивает просьбы, – отпарировал я. – А если требования, это уже бунт, мятеж, фронда, оранжизм или даже оранжевизм…

За спиной вельможи закричали, заблистало обнаженное оружие. Вельможа еще больше возвысил голос:

– Требуют самые знатные люди!

– Перед Богом нет ни знати, ни черного люда, – ответил я громко, чтобы хорошо расслышали арбалетчики и дворцовая стража. – Мы все просто люди. Но люди есть хорошие и есть плохие… Залп!

На площади все еще оторопело смотрели на меня, а воздух наполнился злым вжиканьем. Короткие стальные болты пробивали доспехи, как бумагу. Толпа заволновалась, я вскинул меч и крикнул снова:

– Очистить площадь!.. Кто не подчиняется королевскому приказу, да будет убит!

Сэр Стефэн, увидев взмах моего меча, повел своих в атаку. Второй отряд ударил с другой стороны, а я повел десяток воинов, что со мной, прямо в центр.

Арбалетные стрелы прекратили зловещий свист, но дворцовые ребята ударили с таким пылом и яростью, что мятежники и просто фрондирующие качнулись и начали в беспорядке отступать.

Их били и гнали, пока не очистили площадь, а потом преследовали в переулках и улицах. Я остался, оглядывая площадь. Ее очистили от живых, но трупов немерено, я подозвал своих людей и велел жестко:

– Если эти выживут, королю придется долго оправдываться. Вы поняли?

Они все поняли, быстро рассыпались по площади, осматривая раненых. В руках блистали короткие ножи, и, когда сэр Стефэн вернулся, на площади в тишине солдаты с моего разрешения стаскивали дорогие доспехи, забирали оружие, торопливо срывали с пальцев перстни и кольца.

Из моих людей никто не погиб, хотя трое ранены достаточно серьезно, и пятеро отделались разбитыми латами и царапинами. Я привычно опустил на одного ладони, сосредоточился, чтобы перелить своей жизни, такова жертвенная особенность паладинов… и, не успел вспомнить, что я уже не паладин, как глубокая рана закрылась, вытекающая кровь засохла и начала осыпаться коричневыми струпьями.

Раненый воспрянул, но глаза дикие, прошептал в восторге:

– Это что же… вы паладин?

– Похоже, – ответил я и перешел к другому.

Бывший раненый пошел следом, сказал уже громко:

– Дык в задницу такого архиепископа, который пытался вас лишить паладинства! Вы жизнь отдаете, чтобы простых солдат лечить!..

– Не всю, не всю, – сказал я и перелил жизни второму, третьему. Легко раненным я жестом напомнил, что можно лечиться вином, пивом и бабами. – Просто у архиепископа что-то не получилось…

Вдруг солдаты притихли, на площадь, звонко высекая искры по булыжной мостовой, вкатила повозка, обитая красным шелком, в такой ездит архиепископ.

Повозка остановилась, выскочили двое, поставили скамеечку. Архиепископ вышел, лицо гневное, с ужасом посмотрел на усеянную трупами площадь.

– Это что… это недопустимо!.. Такой король не может быть королем! Так поступать со своими подданными…

Солдаты поспешно обнажили головы, но архиепископ и не смотрел на них, грозный и низвергающий молнии. Солдаты начали опускаться на колени, власть и авторитет церкви велик, особенно среди простого люда, я ощутил огромную опасность, если сейчас промедлю…

– А, – сказал я громко, – прибыл еще один жулик!.. Но опоздал, опоздал… Признавайся, мужик, за сколько рясу купил?