Ричард Длинные Руки – оверлорд

Он пожал плечами.

– Это уметь надо. Копать проще.

– Ну, – протянул я с неудовольствием, – я не хотел бы превращения Армландии в сырьевой придаток! Надо развивать собственное производство.

– Железо выплавляют тоже в Армландии, – объяснил он. – Просто так сложилось, что дальше к северу проживают умелые ремесленники, что умеют не только выплавлять железо, но и превращать его в хорошую сталь. В основном, эти цеха сосредоточены в той части, что уже не Армландия…

– В Фоссано?

– Да.

Я сказал упрямо:

– Нерационально! Одно дело везти за сотню миль руду, другое – железные слитки. А еще лучше – построить там же, кроме плавилен, еще и оружейные. Тогда из Армландии можно будет вывозить готовые изделия.

Он промолчал, хотя я видел, мог бы напомнить, что и так вывозим хорошее оружие и доспехи, однако я тоже прав: если организовать производство на месте, где добывается руда, то готовые изделия станут намного дешевле.

– Это будет сделать непросто, – сказал он и посмотрел на меня пытливо. – Вы знаете, почему.

– В смысле, нужно сперва закрепиться на троне?

– Вы угадали.

– Да что угадывать, это ясно… Закрепимся, барон. И, наверное, вот здесь… да-да, где эта петля, нужно что-то построить. Замок или крепость. Во-первых, защита дороги от разбойников из леса. Во-вторых, другой дороги нет, так что…

– …сами будем собирать налог, – закончил он, – вместо разбойников.

– Но мы будем давать и защиту! – возразил я. – К тому же, если разбойники в эпоху перераспределения капитала захватывают власть, они уже зовутся не разбойниками, а королями, президентами, премьер-министрами… А там нужно переждать короткий период дикого капитализма, и все – мы вполне респектабельные жители цивилизованного мира!

Он зевнул, с намеком в глазах оглянулся на дверь.

– Вы собираетесь почтить своих вассалов совместным завтраком?

– А как же, – ответил я, – вот только шнурки завяжу.

Он поднялся.

– Тогда мы ждем. Сэр Растер вспомнил какую-то веселую историю…

Я проворчал:

– Знаем его истории. Когда он повзрослеет?

– Такие не взрослеют, – возразил Альбрехт. – Еще и гордятся этим. Представляете?

– Слышал, – признался я, – но в голове не укладывается.

– Попробуйте уложить вдоль спинного хребта, – посоветовал Альбрехт. – Там тоже мозг, кстати.

Он удалился, а я, одеваясь к завтраку, одним глазом поглядывал на карту, обращая на этот раз больше внимания на, так сказать, политическое деление. Или административное. В том смысле, что здесь примерно та же норма, что существовала в Европе тех времен. На бумаге ее оформил французский король Филипп Красивый. Тот самый гад, что живьем сжег тамплиеров, никогда ему не прощу.

В той норме сказано, что земля может считаться королевством, если в ней не менее четырех герцогств или шестнадцати графств, герцогство – не менее четырех графств, маркизат – пять-шесть бароний, и чтоб не менее десяти дворян в каждой, графство – четыре баронии, виконтство – две-три баронии, а сама барония – по меньшей мере шесть дворянских земель, каждая из которых принадлежит одному рыцарю.

Что такое рыцарь, понятно: владелец лена, способный на свои средства сформировать небольшой отряд. Собственно, в этом отряде рыцарь только он, зато весь в железе, под ним тяжелый боевой конь, тоже в доспехах и кольчуге, а при рыцаре группа поддержки в виде оруженосца и одетых полегче, но все равно хорошо вооруженных конных слуг.

В Армландии, как показывает карта, четырнадцать графств, два герцогства. На королевство, увы, по этим параметрам не тянет, зато по маркизатам и барониям превосходит почти втрое. Что говорит о феодальной раздробленности, как учат в школе. В сильных королевствах идет укрупнение, а где центральная власть слаба – там все дробится и дробится. К счастью, земля здесь велика и обильна, а порядок в ней наведу, наведу. Я не демократ и не демофил, это на Тверской почему-то нельзя вешать на столбах всяких, хоть и руки чешутся, а здесь еще как можно, нужно и полезно для здорового образа жизни всего общества!

Бобик поднялся, огромный и сонный, подошел, широко зевая, положил морду на колени в безмолвном вопросе: а ты меня любишь?

– Люблю-люблю, – заверил я. – Как тебя не любить, чудище мое нелепое?

Он помахал хвостом, требуя подтверждения. Я почесал ему за ушами, холку, спину, а когда он намеревался брякнуться на спину и подставить подобно огромному кабану пузо, я сказал с укором:

– Что-то наглеешь не по дням, а по часам! Не стыдно?

Он вздохнул и всем своим видом сказал, что вот ничуточки не стыдно. Это мне должно быть стыдно, у меня ж обезьяньи руки, мог бы чесать его день и ночь, но увиливаю, а это нехорошо, настоящие сюзерены так не поступают, они заботятся о своих подданных, тем более – о друзьях и соратниках!

Но я держался непреклонно, он еще раз вздохнул и потащился к двери, вид обиженный, мол, пока не позовешь, не подойду, ну позови же, ну позови, почему так долго не зовешь?

– Иди-иди, – сказал я. – Гуляй, а то пролежни будут. Только кухню не разори… Я знаю, где ты гуляешь!

Он виновато прижал уши и поспешно выскользнул за порог. Я закрыл за ним дверь и, сняв с крюка на стене пояс, приготовился привычно застегнуть его вокруг талии. Пальцы в который раз сомкнули и снова разомкнули пояс, пряжка с легким щелчком замкнулась и разомкнулась, послушная и покорная, но я чувствовал, что эта зараза что-то таит от нуба.

Снова защелкнул, блестящие пазы из незнакомого металла входят настолько легко, словно посмеиваются: а ну-ка догадайся, для чего мы предназначены на самом деле.

В какой-то момент, в сотый раз нажимая на все уголки и выступы барельефа, я ощутил, как нечто подалось под пальцами. Неуловимо быстро массивная пряжка из квадратной стала шестиугольной. Вместо массивной бычьей головы сейчас на барельефе изображены три дивные башни, высокие и тонкие. Между ними отчетливо виден пролетающий дракон. Я напрягся, всматриваясь в летящую рептилию, изображение придвинулось, я рассмотрел горящие злобой глаза, костяные выступы над глазами, расширенные ноздри…

Сердце стучит, я сосредоточился и, ограничив мир крохотным клочком, приблизил изображение драконьей морды. Глаза желтые, зрачок вертикальный, отчетливо вижу мелкие кровяные сосудики глазного яблока…

Я отшатнулся, мысль жутковатая, но объясняющая такое невероятное искусство ювелира: дракон… живой! А если и не живой, то заморожен, скажем так, в живом виде. Дракон, уменьшенный до размеров небольшой стрекозы. Именно уменьшенный, в действительности таких крохотных пресмыкающихся просто не может быть по законам биологии…

Глава 7

Внезапно я ощутил, что в комнате уже не один. Резко повернулся, хватаясь за рукоять меча. Через плотно запертую дверь вошел и остановился, вопросительно глядя на меня, мужчина среднего роста, подчеркнуто скромно и неприметно одет, с острым, как топор, лицом и очень живыми черными глазами.

Он сдержанно улыбался, глядя на меня, как на старого друга. Я расслабил мышцы, рука сделала широкий жест, указывая в сторону стола.

– Прошу вас, сэр Люцифер.

Он поморщился.

– Я давно отказался от этого имени.

Я удивился:

– А почему? Все-таки напоминание, что вы были первым после Творца. И даже Михаил, ныне всесильный, был ниже. А то уже многие забыли.

Он опустился в кресло по ту сторону стола, лицо потемнело.