Ричард Длинные Руки – рауграф

Я обнял его и вскочил на Зайчика. Дженнифер подбежала, я поднял ее к себе в седло, поцеловал и отпустил. Леди Элинор протянула руку, Дженнифер подошла, и они обнялись, наблюдая за мной.

– Я вернусь, – пообещал я твердым голосом.

Зайчик красиво пошел к воротам, Бобик уже крутится там, подпрыгивает, а когда их распахнули, довольно замахал хвостом: люди поняли его и послушались, наконец-то…

Я вскинул руку в прощальном жесте, Зайчик пошел галопом, а когда мы скрылись из виду, начал набирать скорость, соревнуясь с Адским Псом.

Оба несутся, не придерживаясь протоптанной дороги, дважды мы на такой скорости проскакивали через реки, что я даже не понял, мелководье там или же пронеслись по воде, как та знаменитая бегающая на задних лапах ящерица, что бегает со скоростью, позволяющей не погружаться глубже, чем по лодыжку.

Бобик показал себя не хуже ящерицы и даже арбогастра, но у него нет на спине груза, так что хвастаться нечем, я погрозил пальцем и сказал строго, чтобы не бахвалился перед Зайчиком. Ночное небо даже не пытается прогреть воздух, а наша скорость не такова, чтобы я нагрелся от трения, напротив – продрог на встречном ветру, начал зарываться в гриву.

Слева выросли горы, от них пала густая опасная тень, но быстро осталась позади, копыта простучали по каменной насыпи, а затем мы влетели в настоящую пустыню, сейчас с корочкой льда между барханами. В пустынях с их континентальным климатом это обычное дело. Даже птицы здесь свои: и такого же цвета ястребы, и желтые юркие ящерицы, и песчаные змеи.

Мы пронеслись мимо группы старых неопрятных верблюдов с грязно-рыжей косматой шерстью, тоже путешествуют ночью, но эти потому, что ночью не так жарко, затем сразу же, словно влетели в другой мир, где небо такое же черно-звездное, лунный свет дробится в густой сочной траве, справа и слева виноградники, поля мирно спят под тучными хлебами…

Нужна и карта Сен-Мари, напомнил я себе угрюмо. Мало ли что здесь ко всему привыкли. А я должен знать, где резко обрывается плодородная земля и вдруг начинается жаркая пустыня, а потом ни с того ни с сего так же внезапно заканчивается, словно ее перенесли из другого пояса и насильно всобачили в середку обустроенного мира.

На длинном спуске Бобик снова обогнал, но гусей не ловит, на оленей внимания не обращает: догнать нас не просто. Через необъятную долину Беудеш, на которую пешее войско затрачивает сутки, мы пронеслись во мгновение ока, темные горы на горизонте, похожие на тяжелую тучу, сдвигаются и уходят за наши спины так быстро, словно их тащат на канате.

Дорога пошла с холма на холм, и хотя мы летим без нее, но то и дело пересекаем, она так же точно то взбирается наверх, то мчится стремглав вниз, а там под копытами злорадно грохочет сухая глинистая почва с выступающими наружу гигантскими костями допотопных существ…

Месяц, как и Бобик, несется с нами наперегонки, азартно ныряет в тучи, как этот толстозадый в темные кусты, но всякий раз выскакивает, продолжая бег и не желая сдаваться. Слабый свет для меня совсем не слабый, только все в черно-белом, но из меня все равно эстет неважный, так что ладно, пригнулся к луке седла и выдерживаю напор встречного ветра, что ревет и грозится выдернуть из седла, унести, завязать узлом…

Звезды редкие, да и не до них, долина сузилась до каменистой трещины, там вроде бы бывает неспокойно, и хотя за последнее поколение никто не пострадал, народ старается ее обходить…

Стук копыт остается позади, мы несемся в этой мертвой стране, сами как призраки, что никак не решатся покинуть землю с ее греховными прелестями.

В какой-то момент Зайчик ржанул, я ответил с готовностью:

– Согласен. Как видишь, прислушиваюсь к мнению сотрудников. Только сбавь малость… А лучше не малость. Иначе лоб расшибем о Геннегау…

Он неохотно перешел на галоп, Бобик насмешливо оскалил зубы и пошел носиться кругами.

В лунном свете заблестели, как лед под зимним солнцем, крыши далекого Геннегау. Я крикнул строго:

– Бобик! Рядом!.. Вперед не забегать!..

Адский Пес послушно пошел рядом у стремени, понимает по интонации, что в этом случае слушаться обязательно. Я привстал на стременах, все тихо, по обе стороны запертых ворот полыхают костры, багровый свет рывками выхватывает из тьмы блестящий металл доспехов. Двое воинов, мирно положив рядом с собой мечи в ножнах, лениво помешивают угли прутьями. Один что-то жарит, второму явно нравится смотреть, как вспыхивает и перебегает с угля на уголь оранжевое пламя.

Я пустил Зайчика шагом, пусть и меня рассмотрят издали, заранее вскинул руку в дружелюбном приветствии:

– Спокойно, ребята! Я не враг, хоть и пришел, аки тать, ночью.

Бобик держится рядом с Зайчиком с той стороны, его не видят, умница, не пугает, а воины остались на местах, ни один даже не протянул руку к оружию.

Я сказал укоризненно:

– Беспечно живете! Все-таки в покоренной стране… Кругом враги.

Один хмыкнул, второй сказал насмешливо:

– Для кого кругом враги, а для кого и нет…

Вроде бы сказал обычным, хоть и насмешливым тоном, но я еду из таких мест, где подозревают всех, и здесь моментально перешел на тепловое, уже привычно переждал сильнейший приступ тошноты и головокружения.

За трепещущим кругом багрового света пугающе близко светятся багровым два силуэта. Один с дротиком в руке, уже в замахе, другой в характерной позе арбалетчика с прижатым к плечу прикладом.

– Сдаюсь, – сказал я пораженно, – вы молодцы. Особенно этот с арбалетом. Значит, вы двое вроде приманки?

– Проверки, – уточнил один, – но ты что-то слишком быстро все понял и увидел… А ну-ка ближе к костру!. И учти, кроме того, с арбалетом, ты на прицеле еще у двух скрытых…

Я осторожно приблизился, да не дрогнет ни у кого палец на спусковой скобе. Часовой всмотрелся в мое лицо, поспешно вскочил на ноги и так же быстро преклонил передо мной колено.

– Сэр Ричард!.. Ваша светлость!

Я сказал благодушным державным голосом Гарун аль-Рашида, который возвращался после ночных походов по Багдаду:

– Молодцы, хорошо бдите. Как за эти дни? Ничего особенного?

Он подхватился, отчеканил:

– В Геннегау все спокойно!

– Хорошо, – сказал я, – ладно, бдите, бдите.

– Послать во дворец гонца? – спросил он с надеждой.

Из темноты вступил в круг света воин в сюрко, на шлем наброшена темная ткань. Такие в своей жаркой стране носили воины Саладдина, а северное крестоносное войско после первой же недели марша по жгучим пескам тут же собезьянничало.

Опустив арбалет со взведенной тетивой, он преклонил колено, но не голову, продолжая смотреть снизу вверх мне в лицо с такой неистовой верой в чистых честных глазах, что мне стало неловко, будто украл у ребенка конфетку.

Я жестом воздел его на ноги.

– Молодец, – сказал я державно, – хвалю. Ты держался так тихо, я не учуял.

– Спасибо, ваша светлость!

Я кивнул старшему:

– Все нужное я уже узнал по дороге… и за ее пределами. Теперь берусь за руль сам. И все у меня попляшут!

Он чуть кивнул в сторону, я услышал топот ног. Один из багровых силуэтов сорвался с места и начал быстро уменьшаться, словно таял в непроглядном мраке.

Часовой сказал счастливо:

– Как мы рады, ваша светлость!.. А то все переживают, когда вы уходите так внезапно.

– Я должен знать, – сказал я проникновенным голосом, – о чем думают простые горожане. Потому и хожу по городу тайком, слушаю разговоры. Зато меня никто не обманет! Я все знаю, где и что делается…