К вечеру пришел Барбаросса. Я встал и подчеркнуто смиренно поклонился, он раздраженно отмахнулся.
– Не прикидывайтесь. Я здесь неофициально, иначе бы сам вызвал вас перед свои светлы очи.
– Государевы, – поправил я с тем же подчеркнутым смирением. – И не вызвали бы, а велели доставить.
– Ну да, – сказал он подозрительно, – государевы. А что?
– У государя не могут быть светлы очи, – пояснил я кротко. – У него мальчики кровавые в глазах. И сами глаза налиты кровью, власть обязывает!
Он сел за стол, лицо измученное, кости все еще торчат, а глаза выглядывают из пещер, хотя раньше были навыкате.
– Лучше бы я издох в постели!.. – сказал он зло. – Ты явился, чтобы еще больше замутить воду!.. Теперь против меня поднялись и те, кто помалкивал. Маркиз Плачид приходится родней могущественным ветвям рода Плантагенетов и Курциям. А еще, оказывается, и самим Тюдорам! До этого помалкивали, а теперь вот предъявили претензии…
– Какие?
Он в раздражении ударил кулаком по столу.
– Требуют твоей немедленной казни. А на тот случай, если захочешь ускользнуть, на все дороги и тропки уже выдвигаются отряды этих мятежных… почти мятежных баронов. Нет, еще не мятеж, все эти приготовления подаются как помощь мне, законному королю, в поимке преступника.
Я пожал плечами.
– Вы не поверите, но неделю назад на меня охотился весь Тараскон как на преступника…
Он сказал ядовито:
– Не поверю? Как раз в это поверю!
– Спасибо, Ваше Величество, за веру в меня.
– Не за что, – буркнул он. – Ну как теперь выходить из положения?
– А что, другого варианта нет, как меня вздернуть?
Он пожал плечами.
– Может, и есть, но я его не вижу. А все требуют именно вздернуть, а про варианты умалчивают. Думаю, их никакие варианты не устроят. Разве что, если я и сам повешусь на соседней ветке.
Я тяжело вздохнул.
– Вам решать, Ваше Величество. С другой стороны, конечно, если смотреть ширше, то такая дворянская вольница играет прогрессивную роль… В смысле, ограничивает самодурство королей. Не дает превратиться в восточного деспота. Это я вам говорю как антрополог. Но в данном случае я, государственник, предпочел бы, чтобы ваша власть была крепче, а оппозиция – подавлена. Вот такие несовременные противоречия между долгом и чуйством. Все-таки я временами от обезьяны, что делать. А иногда так и вовсе стыдно сказать от кого…
Он не слушал, встал и, заложив руки за спину, с рассеянным видом прохаживался по комнате.
– Так что же делать… что делать…
– Если уж решите вешать, – сказал я ядовито, – пригласите из монастыря ребят, чтобы… э-э… причастили и отпели. Лишний повод помириться с церковью. И сблизиться.
Он буркнул:
– Какое это сближение? Они меня возненавидят еще больше!.. Не знаю уж, чем вы им угодили. Впрочем…
На его лице проступило новое выражение, взгляд пошел вдаль сквозь каменную стену.
– Вот-вот, – сказал я едко, – мысля пришла, так?.. Настоящий король должен из всего извлекать пользу. Даже из того, что само всплывает.
Он перевел на меня отсутствующий взор.
– Гм…
Я смотрел, как он круто повернулся и вышел. В коридоре дружно ударили рукоятями копий в пол, донесся успокаивающий голос Барбароссы, и все стихло.
Через зарешеченное окно я видел, как ночью при свете факелов бригада плотников быстро и споро поставила посреди двора деревянный помост. Ступеньки покрыли красным полотном и приколотили гвоздиками, но их всего три, так что полотно дальше игриво треплет ветерок. На телеге привезли длинное бревно и кучу толстых досок, стучали топорами, пилили и подтесывали, приколачивали, а когда подняли это сооружение, я зло выругался: посреди помоста во всей красе поднимается виселица!
С одной-единственной петлей. И хотя у короля в темнице хватает преступников, но можно не сомневаться, кому эту петлю наденут на шею.
Спать я не лег, во сне теперь нуждаюсь мало, просто лежал и перебирал по камешкам всю жизнь, вяло выясняя, где творил добро, где зло, где просто потакал своим инстинктам, а там на какую чашу весов упадет. Потом сообразил, что никакого перебирания не получается, а больше ломаю голову над тем, что же задумал Барбаросса. При всей упрощенности его натуры все же дикарская хитрость присутствует в каждой задумке. Да и коварства не занимать, одно только в плюс: действительно, не о себе думает, а как сделать, чтобы в его стране наступил мир и покой, дороги освободились от разбойников, а крестьяне чтоб богатели… с бедных много шерсти не настрижешь.
Ничего не придумав, под утро заснул, привычка ночью спать взяла свое, а утром проснулся от голосов за дверью, звона доспехов и оружия. В окно со двора донесся звонкий цокот подков по мощенному булыжником двору, потянуло дымком и привычным запахом конского навоза.
Раздался стук в дверь, и сразу же, не дожидаясь ответа, вошли двое слуг с большими подносами в руках, в дверной проем заглядывали стражи.
– Ваша милость, – сказал один слуга несмело, – завтрак изволите…
– Выгружай на стол, – разрешил я.
Пока они торопливо переставляли блюда на середину стола, я оделся, выглянул в окно. Виселица возвышается громадная, на ней хоть слона вешай. Ступени помоста и дорожка убраны кумачом, то ли знатного якобинца будут вешать, то ли самого железного Феликса.
Дверь тихонько захлопнулась, я вернулся к столу, в голове гудят и роятся, как голодные пчелы, суматошные мысли, стукаются в череп и друг о друга, но так и не высекают нужную искру понимания. На пяти тарелках деликатесы: приговоренному к смерти всегда почему-то дают нажраться, то ли готовят в дальний путь через пустыню, то ли дразнят напоследок: мол, не надо было преступничать, вишь, чего лишаешься!
Когда в коридоре зазвучали тяжелые шаги, у меня все еще оставалась надежда, что виселицу приготовили не для меня. Все-таки это чересчур. Как бы много Барбаросса ни выиграл во мнении феодалов, от которых зависит, но потеряет уважение воинства рангом ниже, эти как раз на моей стороне.
Дверь распахнулась.
– Сэр Ричард!
Я поднялся, в коридоре сэр Стефэн, за его спиной не меньше десятка закованных в доспехи крупных мужчин. Пахнет напряжением и страхом. На лице Стефэна отчаяние, он побледнел и смотрит на меня умоляюще. Когда я потянулся к молоту, в глазах молодого рыцаря появилось облегчение, знает, что одного броска достаточно, чтобы очистить коридор, а все это воинство будут отскребать от стен, но я повесил молот на пояс, подумал было взять и меч, но это чересчур, кто же идет на казнь, опоясавшись мечом, сделал шаг на середину комнаты.
– Да, сэр Стефэн?
Он почти прошептал:
– Сэр Ричард… Его Величество и весь двор уже собрались. Ждут только вас.
Я усмехнулся.
– С моей стороны было бы невежливо заставлять Его Величество ждать… а если там еще и дамы…
– Да, – подтвердил он убитым голосом, – там и дамы.