Он пробормотал, смешавшись:
– Но когда все видят, что сидит рядом с вами…
Я сказал с досадой:
– Что я за дурак, что поддался на уговоры? Представляю, какие вокруг нас уже слухи… Нет, это дело надо прекратить.
Барон Альбрехт тоже остановился у двери и сказал бархатным голосом:
– Прекратить нельзя. Неразумно. Леди Розамунда прекрасно выполняет свою роль.
– Но слухи? – огрызнулся я.
Он вскинул бровь.
– А вам что? За репутацию печетесь?
– Репутация правителя, – сказал я, – стоит дорого. Да и не в этом дело. Я думал, что если между нами будет дистанция, то это… эх, дурак я, дурак. Пусть между нами и нет ничего, однако ей никто не мешает уже сейчас вмешиваться в пока еще мелкие вопросы, пользоваться якобы влиянием на меня… в это наверняка верят.
Он вздохнул.
– Принимайте это как неизбежное зло. Пойдемте, сэр Арчибальд.
– Не хочу принимать, – процедил я сквозь зубы.
– А есть варианты?
Я сказал раздраженно:
– Найду.
Я поднялся, злой и униженный, волком посмотрел на барона.
– Пойдемте, сэр Альбрехт?
Он, морщась, повел плечами.
– Будете принимать жалобы? Мне кажется, не королевское это дело.
– Но и я не король, – возразил я. – К тому же опасно все передоверять вам, чистым душам. Кто-то дров наломает от излишней святости, кто-то воровать начнет без меры.
Он тяжело вздохнул.
– Нет идеальных решений.
Сэр Жерар закрыл за нами двери, подумал и пошел следом, почтительно приотстав на пару шагов.
Придворные торопливо расступались, образовав широкий проход, склоняли головы, мужчины поспешно срывали шляпы с голов и прижимали их к груди. Женщины грациозно приседали. Одни скромно опускали глазки и даже краснели, другие ловили мой взгляд и что-то пытались сообщить в ответ.
Барон скользил по ним заинтересованным взглядом, я смотрел прямо перед собой, слишком раздраженный этими веерами, наконец он спросил легким голосом, чересчур легким и непринужденным:
– Леди Розамунда теряет место рядом с вами? Кого-то присмотрели взамен?
– Пока нет.
Он сказал с укором:
– Всегда нужно предусматривать все заранее…
– Мало ли что нужно, – буркнул я. – А вот удается ли?
Он проговорил медленно:
– А как вам леди Клеансия? Вы ее видели, она часто бывает с леди Розалиндой.
Он смотрел в ожидании похвалы, очень уж заинтересованно, я ответил как можно спокойнее:
– Не думаю, что могла бы мне понравиться. Разве что на плоту в открытом море? Да и то, если есть будет абсолютно нечего.
Он принужденно хохотнул, сказал с некоторой натугой:
– Да она такая аппетитненькая, что… даже и не знаю… окажись на плоту в открытом море, я бы начал есть в первый же день! А то вдруг спасут раньше.
Мы прошли зал, рослые стражи быстро и без лишних движений распахнули перед нами двери. Я коротко взглянул в их молодые и блестящие восторгом, горящие преданностью и верностью лица. Преданность и верность, мелькнула мысль. Без преданности и верности человек превращается в зверя. Даже если он умен, красив и обучен галантным манерам…
Глава 9
Ломал голову день, вечер, затем наступила ночь, а я то погружался в мягкое кресло, словно в теплое болото, то вскакивал и метался по клетке кабинета. И посоветоваться не с кем: каждый уверен, что я должен вот прямо щас жениться и тем самым снять кучу проблем.
Вообще-то правы, но я еще не настоящий правитель, что не может по любви, в этом я еще простолюдин, хоть и стыдливо помалкиваю. Рыцари, вечные романтики, провозглашают дамами сердца прекрасных и недоступных, а женятся на покладистых и с хорошим приданым.
В конце концов усталая мысль забрела, как водится, в дикие дебри, я начал мыслить глобально, это легче всего, бездельники это умеют и любят, даже самые-самые тупые глубокомысленно рассуждают, как нужно поступить правильно в масштабах страны и планеты, и что в правителях одни дураки и мошенники…
Похоже, я погорячился и насчет запретов на турниры. Конечно, гибель сэра Клавдия выглядит нелепой: не должен благородный герой многих сражений, из которых вышел невредимым, погибать в простом турнире, однако жизнь вообще несправедлива. Сколько гибнет под упавшим деревом, сорвавшимся со скалы камнем, перепив на пиру, свалившись в колодец?
Конечно, я не должен умножать эти случайности, однако же не всегда даже церковь делает то, что задумал Господь. Она милосердна, что хорошо и понятно, однако Господь не только милосерден и справедлив, но еще и целесообразен. Правило «выживает сильнейший» все еще действует, а как только прекратит свой благодатный отсев, род человеческий загниет и постепенно выродится, уступив арену другим видам.
Когда в поединке, смертельном или нет – неважно, сходятся два бойца, победить должен сильнейший. Не обязательно по мышцам, победит умом – прекрасно. Для вида главное, чтобы потомство шло от победителя. Потому турниры прекрасно справляются с отсевом. Слабые, робкие, неумелые, больные – либо проигрывают, либо вообще не участвуют в соревнованиях.
Победители же, забирая коней и все вооружение с доспехами противника, становятся и богаче, и вообще значительнее во мнении общества. Их рейтинг повышается, у них больше шансов взять в жены лучшую из женщин, наплодить кучу детей и обеспечить лучший уход и образование.
Потому я, запрещая турниры, иду против эволюции, хотя церковь и обрадовал своим решением. Но, увы, хоть церковь все больше склоняется к милосердию, но я-то знаю, в каком все еще дерьме наш мир! И в каком окажется.
Я подпрыгнул на постели, вот такие зигзаги, или, как говорят интеллектуалы, зигзуги, приводят иногда к решению совсем других задач…
– Какой же я молодец, – пробормотал я ошарашенно. – Знал же, что умница и красавец, но даже не предполагал, насколько!
За окнами прокричали третьи петухи, а я так и не сомкнул глаз, ну да ладно, у меня потребность во сне минимальна, вылез из постели и торопливо оделся до того, как начали приходить первые из допущенных к этому важному действу.