Ричард Длинные Руки – виконт

Я потихоньку нащупал в кармане геммы гномов, Кадфаэль сказал заботливо:

– Ты спи. Ночи короткие.

– А ты?

– Монахи привыкли к ночным бдениям.

– Не переборщи, – посоветовал я. – А то наступит истощение… Всякие видения начнутся, святых узришь, Дева Мария явится…

Он покачал головой, отвернулся с книгой в руках и углубился в чтение. Жемчужинки загадочно поблескивают в ладони, не могу думать о них как о чем-то магическом, для меня это по-прежнему чипы невероятной мощи и непонятного назначения. Конечно же, адаптированные для нужд домохозяек, если можно так сказать, достаточно универсальные, вон даже для молота подошла одна, но не думаю, что их создавали для интеграции именно с такими молотами.

Одна жемчужинка едва слышно шевельнулась в ладони. Я подвигал кулаком над мечом, луком, доспехами, и только когда поднес к левой руке, заскреблась снова. Сердце стучит, я начал тихонько раскрывать ладонь, ухватил крохотную бусинку, что покатилась в ложбинке между пальцами, поднес ее к единственному кольцу на левой руке.

Сердце тревожно тукнуло: жемчужинка прилипла к колечку сбоку, криво и очень некрасиво, словно намагниченная, но не успел я прикоснуться к ней, как начала опускаться, расплываться, словно капелька ртути, что соприкоснулась с другой каплей ртути, побольше, и через пару мгновений колечко, заблистав, будто обновилось, вновь стало простеньким и сереньким.

Я сжал и разжал кулак. Колечко медленно остывает, выглядит так же неприметно. Некоторое время я крутил кольцо на пальце, поворачивал так и эдак, стараясь ощутить хоть что-то, хоть бы что-нить необычное, ну там невидимость или мимикрию, чтоб принимать любой облик…

– Auferte malum ех vobis, – донесся тихий голос брата Кадфаэля, он заканчивает молитву чуть громче, чем начинает, – исторгните зло из среды вашей…

– Aut vincere, aut mori, – поддержал я его оптимистически, здесь любая латынь сходит за молитву, – победа или смерть, победить или умереть, как говорят святые отцы Церкви…

– Ad meliorem, – заключил Кадфаэль и лег у костра, – все к лучшему…

– Aut Сaesаr, aut nihil, – согласился я.

– Это что значит? – спросил Кадфаэль сонно.

– Умоются кровью те, – объяснил я, – кто усомнится в нашем миролюбии.

Он тихо и кротко уснул, а я лежал, вспоминая свои три замка, земли, в которых надо бы ввести кое-какие усовершенствования. Ну, не обязательно колхозы, но все же я больше экономист, чем все их прежние хозяева… Вообще-то здесь как раз на практике воплотился лозунг: анархия – мать порядка. Здесь, в Европе, установился самый приемлемый строй именно за счет того, что в этих местах на протяжении столетий, да что там столетий – тысяч лет! – были дикие земли, незаселенные, если сравнивать с густонаселенными странами Малой Азии, Средиземноморья, Северной Африки или Китая.

А когда земли считаются дикими, на них перебираются те, кто не желает закона над собой, ничьей власти. И так из поколения в поколение никому не кланяются, никому не выплачивают налоги. А когда все же приходится защищать эту свою свободу, то делают это либо сами с оружием в руках, либо, если враг силен, объединяясь с такими же свободолюбивыми и независимыми. Правда, тогда приходится поступаться частью вольностей, однако это та часть, которую делегируешь, как теперь говорят, центру сам, а не та, какую центр у тебя отнимает силой или хитростью. Когда вот так сам отдаешь часть своих вольностей в обмен на защиту и еще какие-то блага, то сам же и придерживаешься такого договора: понимаешь, что без него будет гораздо хуже.

Сейчас эти территории как раз формируются в страны, еще непонятно какие. Здесь сотни баронств, графств, герцогств, княжеств, здесь возникают королевства и даже империи, что редко существуют больше одного поколения. И только Церковь неуклонно формирует одно мировоззрение, одни ценности, превращая великое множество племен, народностей и народов в единый конгломерат, который когда-то станет единой Европой, где, несмотря на различные режимы, – один Бог, одна вера, одна Церковь, пусть даже разделенная на католиков, протестантов, кальвинистов, лютеран, альбигойцев, ариан…

Так что сила будущего конгломерата в том, что нет центральной власти, она формируется стихийно. Формируется такой, какой должна быть, раз уж без нее не обойтись. В этом мире, в отличие от Востока, сперва люди понимают, что без сильной власти не обойтись, а уж потом сами ее создают, наделяя минимумом полномочий. Опять же в этом резкое отличие от Востока, где изначально фараон – живой бог, все остальные человеки – тлен, прах, грязь, никто из них не смеет приблизиться и на сто шагов, чтобы не осквернить божественного смрадным человеческим дыханием.

В звездном небе то и дело проносятся стремительные летучие мыши. Иногда слышен легкий треск, это зверьки хватают и размалывают жуков. Абсолютно беззвучно пролетела сова, лунный свет делает кромку крыльев и край головы серебряными, а остальное тельце можно заметить только по исчезновению звезд.

Пес лег рядом, прижавшись теплым боком, Зайчик облюбовал кусты с сочными ветвями и с удовольствием поедает. Я начал засыпать под уютный хруст, как вдруг по ту сторону россыпи багровых углей возникла фигура сидящего человека. Я даже не вздрогнул, слишком все тихо и мирно, поднялся на локте и всмотрелся в незнакомца.

Он поворошил угольки, красный свет подсветил снизу лицо. Глаза смеются, а когда заговорил, все лицо выражало доброжелательность и радушие.

– Вижу, вам очень хочется на Юг, сэр Ричард!.. У меня для вас хорошая новость.

– Да? – спросил я настороженно.

Он покачал головой, в голосе прозвучала укоризна:

– Почему сразу шерсть дыбом? Разве я когда-нибудь вам строил пакости? Или советовал плохое?

– Знаете ли, – сказал я откровенно, что хитрить с Отцом Лжи и Хитрости, – репутация у вас больно… подмоченная. А мы живем в мире, где репутация начинает цениться едва ли не больше, чем молодецкий удар копьем.

Он смотрел внимательно, в черных глазах неожиданно промелькнула грусть, уголки рта опустились.

– Верно, но репутация моя такова потому, что ее делают в победившем лагере. Но если бы в той великой битве победили мы, мятежные ангелы? Какова была бы моя репутация? И как бы отзывались о моих противниках?

Если он ожидал, что я от возмущения буду брызгать пеной и сыпать цитатами из Библии, я его разочаровал… или обрадовал, непонятно, хотя его подвижное лицо все время меняется, показывая моментальную смену мыслей, чувств, настроения.

– Вы правы, – сказал я, – но только… наполовину. Если все средства информации подгребет под себя тиран и станет черное выдавать за белое, правда все равно вылезет, как из мешка шило. Я согласен, что монополия на правдивую информацию… вообще на информацию, полностью в руках церкви. Но ведь вы, если на то пошло, вообще не занимаетесь просвещением!

Он покачал головой.

– Еще как занимаемся. Там, на Юге. А новость моя в том, что император Герман Третий, его земли далеко на Юге, шлет золотой шлем для победителя Каталаунского турнира. Добавочный приз победителю! С ним он может проехать беспрепятственно через все королевства Юга, прибыть ко дворцу императора и поступить на службу.

– Не интересуюсь, – ответил я равнодушно.

– Пропуском на Юг?

– Службой у императора.

Он развел руками, в глазах прыгают веселые смешинки.

– А кто заставляет? Победитель может делать со шлемом все, что угодно. Хоть пропить в тот же день. Или все-таки приехать на Юг, посмотреть тамошние диковины, а затем вернуться на Север и выращивать там свиней.

Я поискал подвох, но с ходу не обнаружил, сказал осторожно:

– Это меняет дело. Как я слышал, на Юг попасть не просто?

– Очень, – подтвердил он. – Сама природа разделила Юг и Север непроходимыми горами, провалами, зыбучими песками. Я не говорю уже, что, хотя часть земель, принадлежащих Югу, расположена сразу за Перевалом, главные земли Юга – по ту сторону океана. Но никому еще не удавалось преодолеть горный хребет, которым сама природа разделила земли на Юг и Север! Пройти можно только в двух местах, но над обоими высятся громадные башни с войсками южан. В обеих постоянно несут стражу как могучие маги, так и могучие рыцари. Без пропуска там не пройти. Никому. Даже вам.

Я подумал, кивнул.

– Понятно. Что ж, буду драться за этот самый золотой шлем.

Его лицо посерьезнело.

– Я заинтересован, чтобы вы добрались до Юга. Постараюсь помочь вам в турнире.

– Нет уж! – воскликнул я. – Никакой помощи! Я сам, только сам.

В его глазах вспыхнул огонек удивления.

– Но ведь вы хотите попасть на Юг?

– Уже сказал, – напомнил я.

– Так в чем же дело? Я просто помогу вам с этим… пропуском.